Клаазен рассказал ей о своем детстве, и она восприняла это как доказательство его доверия. Но о чем, собственно, говорит тот факт, что его отец тиранил семью, а он, сын, с детства встал на защиту женщин? В женской сущности он разбирается хорошо – это она уяснила во время их прежних встреч и в ходе редакционных заседаний. Он имел представление о женских чаяниях, помыслах, мечтах, слабостях, достоинствах. Поэтому-то его журнал и пользуется успехом. В целом он к женщинам относится хорошо, это не подлежит сомнению.
Но как Эрнст Клаазен относится к определенной, конкретной женщине, а не к женскому полу в целом? Ее, Катрин, он всегда поддерживал, давал понять, сколь высоко ценит ее способности. Это было ей очень по душе, и она спокойно принимала то, что, даже любуясь ею, он все же изредка посмеивался над какими-то ее слабостями. Это, словно соль в сладком пудинге, придавало их взаимной симпатии своеобразный острый привкус.
Но признание Эрнста, что он, заводя связи с женщинами, всегда прерывает их при угрозе брачного союза, напугало Катрин. Впрочем, никаких брачных уз она не желала. Да и не было оснований надеяться на них или полагать, что между Клаазеном и ею они вообще возможны, хотя бы уже потому, что их разделяет расстояние. И все же она считала, что его непримиримость в отношении брака граничит с жестокостью. Надо быть очень беспощадным, чтобы каждый раз выставлять любимую женщину за дверь, как только она заведет речь о браке, и очень циничным, чтобы открыто объявлять себя приверженцем такой позиции.
Если он поступает так с каждой женщиной, которая была с ним близка, то не исключено, что некоторые из отвергаемых просто из духа противоречия удваивают усилия, чтобы заполучить его – в соответствии с присказкой «Ну, заяц, погоди!». Но, как известно, нахальная птичка только и ждет нападения, чтобы упорхнуть, пока ее не ощипали.
Катрин призналась себе, что Эрнст Клаазен ей очень симпатичен. Она бы проводила с ним целые дни, а то и недели, чтобы только наслаждаться его обществом. Но она опасалась, что доверие, которое он ей внушает, может оказаться обманчивым. Она была почти уверена, что так оно и есть, и решила ни в коем случае не поддаваться своему чувству и, оставаясь твердой, держать Эрнста на дистанции.
Чтобы избежать новой встречи с ним, Катрин могла бы сразу после завтрака уехать обратно в Гильден, что было проще простого. Но это означало бы, что она струсила. Эрнст, несомненно, понял бы причину ее бегства и вполне справедливо расценил бы как слабость.
Нет, она зайдет в редакцию и выполнит обещание еще раз встретиться с госпожой Пёль. Но как только разговор закончится, она ни в коем случае не позволит себе задерживаться и немедленно отправится в обратный путь.
Катрин встала с постели. Она не пожалела времени на то, чтобы привести себя в порядок, полагая, что редакторы журнала «Либерта» не торопятся включаться в работу на полную мощность с самого раннего утра.
Тянула время и за завтраком, читая газету «Гамбургские новости» с первой до последней строчки. А потом еще раз вернулась в свой номер, чтобы почистить зубы и упаковать вещи в дорогу. Потом Катрин отнесла чемодан вниз и попросила госпожу Кройц поместить его в камеру хранения пансионата и подготовить ей счет для оплаты, поскольку она скоро уедет.
Потом вышла наружу, и оказалось, что день холоднее вчерашнего, да и туманнее тоже. Она порадовалась, что надела брюки и кожаную куртку.
По Мёнкебергерштрассе она двинулась прогулочным шагом и все же явилась в редакцию еще до появления госпожи Пёль. У входа Катрин встретили очень приветливо.
– А госпожа Ригер здесь? – спросила она.
– Пока нет, – ответила госпожа Фельберт. – Да и если хотели повидать главного, то и тут вам не повезло.
– Это как раз не имеет значения. Мне нужно только еще кое-что обсудить с госпожой Пёль.
– Тогда вам лучше всего подождать в отделе рукоделия.
Ильза Мёбиус, как и всегда, встретила Катрин очень сердечно.
– Надеюсь, – заметила она, – госпожа Пёль скоро появится. Конечно, если подходить к делу теоретически, вы могли бы поговорить и со мной, но практически, видимо, пользы от этого будет мало. Вы же знаете, как реагирует Пёль, если считает, что ее обошли.
– Все еще? А у меня сложилось впечатление, что она вкладывает в дело уже только половину души.
– Так оно и есть. Но ведь и королева, которой предстоит вот-вот отречься от престола, все же требует, чтобы ей оказывали королевские почести.
Обе женщины засмеялись, а присутствовавшая при разговоре практикантка позволила себе лишь улыбку, бросив при этом боязливый взгляд на дверь.
– Выпьете чашечку кофе, госпожа Лессинг?
– Нет, спасибо, я только что позавтракала. Но, прошу вас, не отрывайтесь ради меня от работы. Я подожду полчаса, и если никто не придет, то сразу же откланяюсь. – Катрин обнаружила на столе еще не готовый макет очередного номера и взяла его. – Можно, надеюсь?
– Ну, конечно!
Катрин вполне устроило бы, если бы встреча с госпожой Пёль не состоялась. Но полчаса еще не прошло, когда она все же появилась. На ней было подбитое мехом пальто, а пышную прическу дополняла шляпа, которой надлежало привлекать всеобщее внимание.
– Халло, дорогие мои, – поздоровалась она, – самого вам доброго утра!
Сотрудницы откликнулись, словно эхо. Гезина Шмитт рванулась к Пёль, чтобы принять у нее пальто, очень аккуратно повесила его на плечики и упрятала в стенной шкаф.
Госпожа Пёль открыла дверь в маленькую смежную ванную комнату и, стоя перед зеркалом, вытащила из волос булавки, которыми была приколота шляпа.
– И вы уже здесь, госпожа Лессинг! Честно говоря, я не предполагала, что увижу вас так рано.
– Я давно приучена рано вставать, госпожа Пёль. Моя дочь каждое утро к восьми часам ходит в школу.
– Ну да, конечно, я только подумала, что после такой ночи… – Она передала стажерке свою шляпу и поправила прическу.
– Да ведь вчера, – заметила Катрин с самым невинным видом, – мы закончили заседание вовсе не поздно.
Теперь госпожа Пёль повернулась к ней лицом.
– Нет? Не поздно? Но я думала… – Она не договорила.
– Что же вы думали? – спросила Катрин очень непосредственно.
– Ну, каждый в этом доме знает, что вы пользуетесь определенной протекцией.
– Кажется, одна я этого не знаю.
– Пусть так. – Госпожа Пёль села за свой письменный стол. – Но я не предполагала, что вы появитесь так рано, госпожа Лессинг. Я жду посетителя.
– Что ж, если так, – произнесла Катрин, снимая со стула свою куртку, – то мне остается только попрощаться и пожелать всем дальнейших успехов.
– Вы заглянете часов в одиннадцать?
– Нет, к этому времени я проеду уже половину пути до Гильдена.
– Могу я предложить? – вступила в разговор госпожа Мёбиус. – Давайте начнем сейчас и сколько успеем до прихода посетителя…
Катрин чуть помедлила; заметив поданный ей госпожой Мёбиус знак, повесила свою куртку, открыла портфель и вытащила толстую тетрадь с эскизами.
– То, что вам показалось не стоящим внимания, – начала она и, подавив в себе продолжение «хотя все остальные высказались одобрительно», закончила: – это мои пуловеры без рукавов.
– Они слишком длинны.
– Они длинные, верно. Если носить их в сочетании с юбкой или джинсами, они действительно оставляют впечатление очень длинных. Но они предназначены для ношения без юбки и без брюк. И тогда как раз оказываются очень короткими, едва прикрывают попку.
– Кто же будет носить что-либо подобное?
– Любая женщина, у которой красивые ноги.
– Вы, что ли?
– Нет, госпожа Пёль. Думаю, вы уже заметили, что я ношу общепринятые фасоны.
– Ну, вот видите.
– Но это еще ни о чем не говорит. Я ведь уже на пороге тридцати. А вот более молодые женщины, хорошо улавливающие веяния моды, определенно набросятся на мои пуловеры.
– Я в этом очень сомневаюсь.
– Давайте проведем эксперимент, а? Вот, например, эта очень простая модель имеет то преимущество, что придает фигуре стройность. Ведь встречаются среди девчонок этакие пухленькие пышки с ножками газели. Вот для них это будет просто идеально. Очень широкая резинка внизу прижимает пуловер к бедрам, чтобы он сидел плотно и не развевался как платье. Иначе, при его длине, это погубило бы модель.
Некоторое время они еще оговаривали детали, но все же госпожа Пёль так и не смогла представить себе, как будет выглядеть готовая вещь. Катрин заявила, что ее можно связать за несколько часов, пообещала это сделать и немедленно выслать готовый образец на рассмотрение.
– А почему бы вам не связать его здесь, прямо сейчас?
Катрин задумалась. Она понимала, что это предложение дает ей возможность задержаться в Гамбурге и, ни в коей мере не роняя своего достоинства, еще раз встретиться с Эрнстом Клаазеном.
– Кроме того, сегодня после обеда, когда я освобожусь, мы могли бы не спеша еще раз все обсудить, – добавила госпожа Пёль.
– Нет, – сказала Катрин, – не стоит. Хозяйку пансионата я уже предупредила, что уезжаю. Давайте сейчас будем быстренько закругляться. Образец пуловера я уже завтра к вечеру передам через курьера, значит, вы его получите до конца недели. Времени остается достаточно.
И действительно, им удалось разобраться во всех вопросах еще до прихода ожидаемого посетителя, так что Катрин начала было сомневаться, а будет ли он на самом деле. Но он пришел. Это был молодой фотограф, и Катрин даже успела ему рассказать, как она представляет себе демонстрацию ее пуловера, надетого на длинноногую босую девушку. В противоположность госпоже Пёль фотограф был просто восхищен фасоном.
Катрин быстро попрощалась, заглянула еще раз в кабинет госпожи Ригер и убедилась в том, что та пока не появлялась. Привет и извинения госпоже Ригер Катрин передала через ее секретаршу.
– А если случится так, что обо мне спросит господин Клаазен, – добавила она, – то передайте и ему мои извинения, что уехала, не попрощавшись.
– А он уже здесь, насколько мне известно, – ответила секретарша госпожи Ригер. – Вы могли бы сами зайти и попрощаться.
– Ах, он здесь? – Катрин помедлила. – Нет, зачем его беспокоить. Не такая уж я важная персона.
Все же, покидая редакцию, она почувствовала себя чуточку огорченной: охотно еще раз перекинулась бы парой слов с Эрнстом Клаазеном. Но свое решение посчитала правильным.
Мать и дочь были рады возвращению Катрин. Хельга Гросманн только что закрыла лавку на обед, а Даниэла накрывала на стол.
– Уже вернулась? – спросила мать.
– Что за глупый вопрос! – воскликнула Даниэла. – Ты, что же, думаешь, что к нам явился ее двойник?
– Я постаралась вернуться как можно быстрее. – Катрин подумала, что вообще-то ей следовало радоваться, что она опять дома, но чувствовала себя не в своей тарелке.
– А что ты мне привезла? – пытливо спросила Даниэла.
– Ничего. Не было времени ходить за покупками.
– О-о! – разочарованно вздохнула девочка.
– Вообще-то вчера время у меня было, но в этот момент я о покупках не подумала. А сегодня, как уже сказала, торопилась.
– Не обязательно твоей маме каждый раз что-то тебе привозить, – заявила Хельга Гросманн, – особенно когда она уезжает всего на день.
– Не обязательно, конечно, но ведь все же могла бы и привезти, разве нет?
– У тебя есть все, чего ты пожелаешь.
– А вот и не все! У других девочек из моего класса есть, например, видеомагнитофон. Они могут автоматически переписывать телефильмы, которые передаются слишком поздно вечером.
– Эти фильмы потому и показывают поздно, что они вовсе не предназначены для детей.
– Об этом можно судить только после того, как их посмотришь.
Катрин казалось, что подобный разговор она слушала уже десятки раз.
– Что нового? – спросила она.
– Да какие уж тут новости – со вчерашнего-то дня?
– Но могло ведь что-то и произойти?
– Ты хочешь узнать, звонил ли мсье Квирин? – резко спросила Хельга.
– Я об этом вовсе и не думала, – проговорила Катрин.
– Нет, не звонил. А если бы и звонил, я вовсе не стала бы немедленно тебе с этим навязываться, поскольку ты все равно не собираешься с ним разговаривать.
– Ладно, все в порядке, мама.
Катрин пошла в свою комнату распаковывать вещи. Утром она действительно была рада, что скоро вернется домой. Во всяком случае, думалось ей, ее отъезд из Гамбурга напоминал бегство. А теперь ею овладело такое ощущение, словно потолок ее маленькой комнаты, такой уютной, навис у нее прямо над головой.
Почему она не осталась в Гамбурге независимо от того, желал этого Эрнст Клаазен или нет? Она могла бы провести там несколько очень приятных дней, посетить один из тамошних театров, может быть, объехать вокруг порта на экскурсионном катере. Почему бы и нет?
А теперь эта возможность упущена. У нее фатальный удел упускать все лучшие шансы в жизни. Видно, так уж ей на роду написано – сидеть между матерью и дочерью до самой смерти.
А что в этом такого уж скверного? Разве ей здесь плохо? В сущности, трудно представить себе лучшую жизнь. Есть все основания быть довольной.
Впрочем, ее желудок явно доволен не был. Он взбунтовался уже после первых же проглоченных кусочков жаркого.
– Что с тобой? – спросила мать. – У тебя вид, будто ты жуешь не мясо, а смесь сена с резаной соломой.
– Просто аппетита нет. Видно, слишком плотно позавтракала.
– И с тех пор ни разу не перекусила? Ничего удивительного, что в желудке у тебя революция.
– Может, ты и права, – послушно сказала Катрин, хотя знала, что объяснение матери никак не соответствует истине. Но ведь Катрин и сама еще не смогла разобраться в том, какими правилами руководствуется ее желудок, то доставляя ей мучения, то вновь приходя в совершенно нормальное состояние. Катрин опасалась, что так никогда и не постигнет эту тайну.
Был субботний полдень, скоро предстояло закрывать лавку до понедельника. Хельга Гросманн и Катрин вдвоем обслуживали клиенток. Хельга выкладывала одной из них на выбор мотки шерсти, а Катрин объясняла другой особенности некоторых образцов моделей.
Тут входная дверь лавки отворилась, и появился мужчина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30