Ее мысли опять вернулись к завтрашним занятиям на лыжах.
– Конечно, – улыбнулась ей Милена. Она наклонилась и поцеловала Катринку в щеку. – Спокойной ночи, милая.
– Спокойной ночи, мама, – ответила Катринка; ее отяжелевшие веки медленно опустились.
Милена сидела на краю кровати, молча глядела на спящую Катринку и испытывала уже привычное ноющее чувство досады, что она не может защитить дочь от боли. Милена подозревала, что люди всегда будут завидовать Катринке, если не ее уму или внешности – какой бы красивой ни была женщина, всегда есть другая, красивее, умнее, изящнее, – то ее характеру – ее живости, энергии, открытости и теплоте, ее абсолютной уверенности в себе. Она – маленькое чудо, думала Милена, и это ее мнение не только как матери. Ее захлестнула волна любви к дочери, и она наклонилась и поцеловала Катринку в щеку, круглую и мягкую, как персик, гладкую, как шелк.
– Я люблю тебя, – нежно прошептала Милена.
На следующее утро Катринка, как и год назад, снова оказалась в группе Янички, Она хотела было громко запротестовать, но Яничка, заметив воинственное выражение ее лица, поспешила заверить ее, что она не среди новичков, а там, где ей положено. Лыжные инструкторы менялись группами по непонятной для всех системе.
– Начнем, – сказала Яничка, проверив крепления на лыжах детей. – Посмотрим, что вы помните.
Дети, неуклюже переваливаясь, последовали за ней к подъемнику, который был простым транспортером – канатом с крючками из проволоки; с его-то помощью и добирались к вершине горы. Катринка была первой, и Яничка, схватив проплывающий крюк, пристегнула его к поясу Катринки.
– Держись крепче, – предупредила она, – и подожди всех наверху.
Катринка крепко держалась за канат, как ей приказали, и испытывала волнение и нетерпение, сомневаясь, все ли она помнит. Папа уверял ее, что за лето она не разучилась кататься на лыжах, но она не была в этом уверена.
Она поднималась все выше и выше по склону, руки ее были вытянуты, тело расслаблено, а лыжи скользили по тонкой корочке льда. Утро было холодное, солнца не видно, а со стороны горы дул неприятный ветер. Слева от Катринки был лес из высоких сосен с отяжелевшими от снега ветками, справа на двадцать футов простирался склон, который резко обрывался. Трассу не было видно, она была на другой стороне горы. Она не каталась здесь раньше и гадала, крутой ли здесь спуск и насколько резки повороты. У нее засосало под ложечкой, но она не хотела сознаться, что это был страх.
На вершине горы за барабаном подъемника стояла будка с окнами. Катринка уже различала людей внутри будки и приготовилась отстегнуть крюк. Из будки вышел человек, прошел несколько футов и остановился, наблюдая за ней.
– Отстегивай крюк, – крикнул он.
Катринка много раз пользовалась такими подъемниками, они были хорошо знакомы ей. Она уверенно надавила на крюк, готовясь отступить в сторону, чтобы освободить дорогу тем, кто был сзади.
– Отстегни крюк, – снова крикнул мужчина. Катринка нажала на крюк, но он не отстегивался. Барабан приближался. Катринка уже видела гигантское колесо, наматывающее канат.
– Крюк, идиотка! – В голосе человека были страх и злость. – Отстегни крюк!
– Я не могу! – закричала Катринка. – Он не отстегивается!
Пальцы ее беспорядочно дергали за крюк, пытаясь его отстегнуть. Ее охватил страх. Барабан все приближался, его зубья были похожи на гигантские зубы. Катринка заплакала.
– Господи Иисусе, – пробормотал мужчина, бегом преодолевая отделявшее его от Катринки несколько футов.
– Остановите механизм! – закричал он, надеясь, что кто-нибудь смотрит в окно и видит опасность, моля, чтобы его голос не отнесло ветром.
– Остановите барабан! – Он подбежал и схватил Катринку.
– Я держу тебя, – успокаивал он Катринку, тщетно пытаясь остановить движущийся канат. Обезумев, он принялся отстегивать крюк. Ребенок был прав: крюк заклинило. Выругавшись шепотом, он быстро отстегнул ее ремень.
– Брось веревку, – приказал он. Пальцы ее как будто примерзли к ней.
– Давай, давай, – требовал он, изо всех сил дергая ее за руку. Катринка разжала руки и почувствовала, как ее подняли и перенесли в сторону. Он поставил ее на ноги и повернулся, чтобы помочь следующему ребенку. По ее лицу бежали слезы. Трясясь от страха, Катринка видела, как ее ремень продолжал движение без нее, неумолимо приближаясь к барабану. Внезапно с чудовищным скрежетом механизм застопорился, а ее ремень, тихо покачиваясь на крючке, остановился на канате перед самым барабаном.
На склоне несколько юных лыжников, наблюдавших эту сцену, потеряли равновесие и упали. Глядя ни них, Катринка принялась смеяться: они были похожи на кегли, сбитые шаром.
К ней подошел ее спаситель вместе с маленьким мальчиком, который поднимался на канате следом за ней.
– Его ждало то же самое, – сказал он. – А с тобой все в порядке?
Катринка вытерла бегущие по щекам слезы и кивнула.
– Надо думать, раз ты уже смеешься. – Он обнял ее за плечи и улыбнулся, сверкнув крупными белыми зубами. – Но ты отняла у меня десять лет жизни.
Подъемник быстро отремонтировали, и вся группа лыжников собралась на вершине горы. Когда прибывшая последней Яничка услышала о случившемся, она начала суетливо хлопотать вокруг Катринки, подобно курице-несушке на бабушкиной ферме. Катринке нравилось всеобщее внимание, тем более что ей казалось, что она героиня. Но один мальчик, которому надоел весь этот шум, заметил, что Катринка ничего особенного не сделала, просто застряла.
– Ты не прав, – возразил ему мужчина, который спасал ее. – Она сделала очень много. Она не паниковала и доказала тем самым свою храбрость.
Катринка подумала, что дядя Ота согласился бы с этим мальчиком, если бы был сейчас с ними. Ее беспокоило, узнает ли о случившемся мама. Занятия все-таки решили проводить.
– Ты справишься? – спросила Яничка так, как будто Катринка была ранена, а не просто испугана. Она даже предложила ей съехать на санках.
Катринка отказалась. Ее ноги уже не дрожали, и она не чувствовала страха. К тому же она не каталась на лыжах с прошлой весны, и ей не терпелось начать спуск.
– Ну, хорошо, давай, – согласилась Яничка, отталкиваясь лыжными палками, и ее группа последовала за ней. Постоянно оглядываясь, она наблюдала за ними через плечо, выкрикивала на ходу замечания.
Некоторое время Катринка была сосредоточена исключительно на том, чтобы следовать указаниям Янички, следила за лыжами на поворотах, старательно избегая возможных ошибок. Но вскоре она обрела уверенность, двигаясь автоматически, чувствуя себя в другом мире: голос Янички долетал откуда-то издалека. Это не было похоже ни на одно другое чувство. Когда прошлым летом она прыгнула со стены на дерево, поддразниваемая Франтишеком и Олдржичем, она просто испугалась. Но теперь, когда она скользила по поверхности горы, она с радостью осознавала, что победила свой страх. Ей не было холодно, наоборот, ее тело излучало тепло. С горы по-прежнему дул ветер, подталкивая ее в спину. Казалось, что он приподнимает и несет ее. Она чувствовала, что летит, парит, как птица, дикая и свободная.
– Катринка, помедленнее, – крикнула Яничка.
Катринка засмеялась. Как она может спускаться медленнее? И зачем? Но послушно поставив ноги плугом, она все-таки затормозила.
– Спускайся за мной и делай все так, как я говорю, – строго сказала Яничка. – И умоляю тебя, сосредоточься!
Узнав о случившемся, Иржка поначалу решил ничего не рассказывать Милене, но быстро понял, что это бесполезно. Слишком много было свидетелей почти смертельной схватки Катринки с подъемником, так что она все равно рано или поздно узнает об этом.
К его удивлению, Милена спокойно восприняла это известие. Она лишь побледнела. И, хотя ее глаза наполнились слезами, она не заплакала и не стала настаивать, чтобы немедленно собрать вещи, вернуться домой и навсегда покончить с лыжной секцией. Когда он поблагодарил ее за то, что все обошлось без скандала, она слабо улыбнулась.
– А чего бы я добилась? – спросила она не в силах скрыть горечь. – Разве ты будешь меня слушать?
Иржка поговорил с Отой Черни. Они пытались понять, что же вызвало поломку подъемника, чтобы предотвратить что-либо подобное в будущем. Но так и не пришли к какому-либо выводу. Они сами помогали ремонтировать подъемник прошлым летом. Все было сделано как надо. Всегда возможны несчастные случаи.
Тяжело ступая по замерзшему снегу, они возвращались на станцию. Ота обернулся к другу.
– Знаешь, действительно, – сказал он философски, – ты застрахован от несчастных случаев только тогда, когда мертв.
– Но если это не касается твоего собственного ребенка, – ответил Иржка.
– С этой малышкой ничего не случится, – ответил Ота.
– Возможно, – добавил Иржка, – мы слишком много опекаем ее. Я думаю, что это из-за выкидышей Милены. И из-за сына, которого мы потеряли. И было время, ты-то знаешь, когда то же самое могло произойти и с Катринкой. Доктора нас не обнадеживали. Да и мы уже не надеялись. Поэтому, когда на восьмом месяце она родилась здоровая и сильная, это было чудом.
– Именно это я и имею в виду, – отозвался Ота. – Она держится. Она – борец. Смерти тяжело будет справиться с ней.
– Но трудно, – сказал Иржка, – бороться с желанием защитить ее. Защитить от всего, – поправился он. – Может быть, Милена права и я захожу здесь слишком далеко.
– Ты знаешь, Ольга не может иметь детей. Но если бы мы могли, то хотели бы иметь ребенка, похожего на Катринку, а не маменькину дочку, которая была бы рада сидеть целый день дома.
– Я знаю, – согласился Иржка, – нам повезло.
– Да, – добавил Ота, – вам очень повезло, мой друг. Итак, к удивлению Катринки, попыток запретить ей катание на лыжах не было. В сентябре начались занятия в школе. Теперь Катринка ежедневно с мамой или папой, а иногда со Славкой и ее мамой спускались по лесистому склону в долину, пересекали центр города, потом железнодорожное полотно и выходили к большому желтому оштукатуренному зданию – к школе, в которой раньше учился Иржка. А в пятницу после обеда она садилась в автобус и уезжала с родителями кататься на лыжах.
Катринке понравилось в школе. Учительница, хрупкая, седая женщина, намного добрее, чем это могло показаться с первого взгляда, учила ее писать буквы, составлять слова и читать, складывать числа. Ей нравилось узнавать новое: как произносить незнакомые русские слова, где на карте находится Москва. Но будни, как бы интересны они ни были, не могли сравниться с субботой или воскресеньем.
Весь сезон, буквально с каждой неделей Катринка все лучше и лучше каталась на лыжах, удивляя всех своей выносливостью. Она была переведена из группы Янички в старшую возрастную группу. Это придало ей чувство гордости и уверенности в своих силах, но она понимала, что есть много мальчиков и девочек, которые катаются лучше, чем она.
Младшая из сестер Лукански, Олинка, конечно, не была из их числа, но старшая, Илона, пожалуй, да. Ей было восемь, и они с Катринкой были в одной группе.
– Ты думаешь, что ты лучше всех? – прошептала она Катринке в ухо, стоя за ней в ожидании подъемника.
– Я так не думаю, – ответила Катринка.
– Нет, думаешь, что ты лучше всех, – настаивала Илона, ущипнув Катринку за бедро. Она была высокого роста, худая и бледная, со светлыми волосами, прозрачными серыми глазами и плоским лицом.
Катринке казалось, что она похожа на рыбу.
– Перестань, – взвизгнула Катринка.
– Девочки, – окликнул их Йозеф – лыжный инструктор. – Внимание. Следующая очередь твоя, Катринка. – Он схватил крюк и пристегнул его к ее поясу. – Не забудь отстегнуть его, как только ты почувствуешь под ногами землю. Он надеялся, что проклятый крюк не заклинит опять, но все же волновался.
Катринка хотела пожаловаться родителям на то, что Илона изводит ее, надеялась найти у них защиту от нее. Но не сделала этого, понимая, что ябедничать нехорошо. Это моральное правило она усвоила у своих двоюродных братьев, Франтишека и Олдржича. Это правило было справедливо в школе, и Катринка была уверена, что оно действует и на лыжных склонах. Поэтому она просто старалась подальше держаться от Илоны, никогда не оставалась наедине с ней и ее сестрой в комнате, а на тренировках не отходила от Йозефа.
– Ты никогда не играешь с девочками Лукански, – сказала как-то Милена, которая постоянно была внимательна ко всему, что касалось Катринки.
– Я не люблю их, – отвечала Катринка, не желая объяснять почему.
– Ты должна стараться ладить со всеми, – поучала Милена, но она тоже не любила их, хотя и стыдилась этого: ведь они были только детьми, хотя и неприятными.
Базы «Русь» и «Орлик» были постоянными спортивными соперниками, и поэтому каждую неделю между их командами организовывались соревнования. Они всегда носили дружеский характер и никогда не воспринимались всерьез, хотя все участники, даже те, кто были членами городских и областных команд, прилагали немало усилий и энергии, чтобы победить.
Катринка не была исключением. На протяжении зимы она постоянно улучшала свои результаты: пришла десятой из пятнадцати в своем первом, соревновании, затем пятой, потом третьей. Но это не радовало Катринку, так как Илона всегда была впереди.
Катринка слышала, как папа и Ота Черни говорили о спортивном духе команды, но она лишь смутно понимала значение этих слов. Да, она хотела, чтобы победила ее команда. Но больше всего ей хотелось кататься на лыжах лучше и быстрее всех или, если это возможно, прийти, по крайней мере, впереди Илоны Лукански.
Рождественскую неделю Коваши снова провели на «хате», и Катринка упорнее, чем когда бы то ни было, тренировалась, внимательно выслушивала наставления Йозефа. Она решила выиграть соревнования, которые были назначены на новогоднее утро, на следующий день после того, как ей исполнится шесть лет. Ей казалось, что она падает чаще, чем обычно, что Йозеф теряет с ней терпение. Она расстраивалась, была близка к тому, чтобы заплакать, напомнила, что рядом была Илона, и не делала этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83