Знала ли Натали, от чего она отказывается, подумала Катринка. Может ли она представить себе, как она будет жалеть об этом позднее?
– А вдруг что-нибудь случится, – сказала Катринка, – и у тебя больше никогда не будет детей?
– Ничего не случится, – сказала Натали не в силах сдержать рыдания. – Это простая процедура. Очень безопасная. Мне не следовало тебе говорить. Я думала, ты поймешь.
– Прости, – сказала Катринка, немного помолчав, и ее глаза наполнились слезами. – Это потому, что я очень сильно хочу ребенка.
Натали снова бросилась в Катринкины объятия.
– Я знаю, знаю, – рыдала она. – Жизнь так ужасна. Совершенно ужасна.
По щекам Катринки покатились слезы. Нет, подумала она. Не совсем. И не всегда. Но временами, сейчас, например, невыносимо горька.
Глава 33
– Как это соотносится с предварительными расчетами? – спросила Катринка, и ее обычно быстрая речь сейчас зазвучала медленнее. – Хорошо. А предварительные заказы? – Она сидела в шезлонге, закинув ногу на ногу, на палубе яхты Грэхема «Леди Катринка». Она была в белом бикини от Готтекса и большой соломенной шляпе с красными матерчатыми розами на полях; на коленях у нее лежал блокнот, в котором она делала какие-то пометки шариковой ручкой. – Робин? Робин? Ты меня слышишь? – громко говорила она. – Да. Теперь все в порядке. Повтори, пожалуйста, цифру.
В отдалении, в полуденном мареве мерцала, словно золотисто-розовый мираж, Венеция. По пристани прогуливался стройный мужчина в шортах цвета хаки и полосатой рубашке с откинутыми назад длинными волосами; заметив Катринку, он на минуту остановился, чтобы понаблюдать за ней. Взгляд его был дерзким и веселым, словно его осенила и забавляла какая-то увлекательная идея. Замедлив шаги, он поднялся по металлическому трапу, соединявшему яхту с причалом, и направился на судно, самодовольно улыбаясь матросу, который, хотя и должен был не допускать незваных гостей на яхту, дал ему пройти.
– Ты отправил мне бандероль с новыми брошюрами? – спросила по телефону Катринка. – Хорошо. Я позвоню насчет изменений, прежде чем они пойдут в печать. – Она дала еще несколько распоряжений, повесила трубку и взглянула вверх, заметив закрывшую полшезлонга тень.
– Ты избегаешь меня, Катринка, – улыбаясь, сказал Жан-Клод Жиллет.
– Рада тебя видеть, Жан-Клод, – сердечно ответила она, но он был абсолютно прав: она избегала его уже более двух лет, с того самого утра, когда Натали сообщила ей, что она беременна.
Катринка знала, что не стоит лезть не в свое дело. И все же, как только она пришла в свой офис в «Праге», она сразу же позвонила Жан-Клоду. Даже набирая номер, она еще не знала, что ему сказать, а когда услышала, как его дружеский тон сменяется отчуждением, она почти сдалась и хотела прекратить разговор. Но она вспомнила лицо Натали, залитое слезами, и продолжила разговор. Она говорила, что лучше бы ему вообще не таскать за собой Натали, если он не готов разделять с ней последствия их отношений. И когда он по-настоящему рассердился, она попросила его попытаться, по крайней мере, успокоить Натали, так чтобы она в этом взвинченном состоянии не приняла таких решений, о которых позднее пожалеет.
В его ответе Катринка ничего не нашла от того опытного обольстителя, который довольно энергично пытался ее соблазнить в начале их знакомства. С ней говорил легендарный бизнесмен Жан-Клод Жиллет, человек, о котором говорили, что его проницательный ум и острый язык могут выпотрошить настырного конкурента быстрее, чем самурай отрубит голову малоопытному противнику. Он не может развестись с женой, сказал Жан-Клод Катринке, которая этого и не имела в виду, поскольку такая идея была ей самой не по вкусу. А в беременности Натали его едва ли можно обвинять, поскольку предохраняться – это ее забота, а вовсе не его. Женщины, несмотря на все разговоры о материнском инстинкте, часто не хотят детей: ну, например, она сама уже несколько лет замужем, а все еще не заводит ребенка. Если она предпочитает управлять своими отелями, играя роль деловой женщины, а не матери, то почему бы не позволить делать то же самое и Натали?
Их беседа окончилась тем, что они так яростно стали кричать друг на друга, что Робин заглянула в комнату удостовериться, не случилось ли что-нибудь с Катринкой. Дрожа от гнева, изумления и больше всего от боли, она повесила трубку и заверила Робин, что с ней все в порядке, хотя с трудом сдерживала слезы. Жан-Клод попытался ее уязвить, и он своего добился, затронув самую больную для Катринки тему. Но она не сожалела о своем звонке: она должна была сделать для Натали все, что могла.
Когда Жан-Клод и Катринка столкнулись друг с другом на каком-то званом вечере в Каннах, а потом, на следующий год, в Сан-Морице, они вежливо беседовали друг с другом, но уже не позволяли себе того обычного легкого флирта, который сопровождал их общение прежде. Но недавно Жан-Клод вернулся к прежнему стилю и, казалось, был удивлен, что Катринка держалась отчужденно.
– Натали меня простила, – сказал Жан-Клод и опустился в шезлонг рядом с ней, вытянув обутые в сандалии ноги и устраиваясь поудобнее. – Давно. А почему ты не можешь?
Катринка улыбнулась, и, хотя это была не прежняя ее сияющая улыбка, Жан-Клод, казалось, был доволен перспективой какого-то потепления в их отношениях.
– Так ты все-таки считаешь, что тебя есть за что прощать? – спросила Катринка. – Для меня это новость.
Он наклонился и взял ее руку.
– Это ты так считаешь. Я не люблю, когда на меня сердятся красивые женщины.
– Я не сержусь на тебя, Жан-Клод. – Гнев ее давно утих. Осталось только сочувствие к Натали и прежнее неприятие поступка Жан-Клода. Миреку Бартошу это, по крайней мере, не было безразлично.
– Хорошо, – сказал он, отпуская ее руку. – Тогда могу я что-нибудь выпить?
Катринка подозвала стюарда, который принял у Жан-Клода, заказ и быстро вернулся с двумя большими стаканами мятного чая со льдом.
– Замечательное изобретение, – сказал Жан-Клод, с удовольствием потягивая напиток. Он вел себя так, как будто собирался остаться здесь надолго, что было несколько смешно, потому что его собственная яхта была пришвартована к одному из причалов неподалеку отсюда. Она была не такая большая, как «Леди Катринка», но это и неудивительно. Когда в прошлом году Грэхемы спустили на воду с Бременской судоверфи эту моторную яхту, она была самой большой в мире; это был своего рода подвиг, который Адам совершил (как он сам подшучивал) в погоне за все большей длиной яхт. Она могла пройти три тысячи миль с максимальной скоростью, движение ее было абсолютно бесшумным и без вибрации благодаря тому, что двигатель был размещен на корме; вместо винтов у нее были форсунки, что позволяло ей плавать на мелководье и заходить в такие места, которые были недоступны для большинства яхт. Ее корпус проектировал Ион Банненберг, интерьер – Лючия. На ней могли разместиться более пятидесяти членов команды и тридцать гостей; на яхте были столовая, спортзал и сауна, игровая комната и вертолетная площадка. Она была спроектирована в том сдержанном и вместе с тем роскошном стиле, который так нравился Адаму; каждая каюта, отделанная деревом, имела встроенную мебель, ковры и шторы мягких нейтральных цветов, кремовые кожаные диваны и кресла, зеркала, а камбуз был обит нержавеющей сталью с деревянной окантовкой.
– Здесь просто великолепно, – произнес по-французски Жан-Клод, осматриваясь и отдавая должное увиденному. – Я должен поговорить с Адамом о новой яхте. Мне моя ужасно надоела.
– Уверена, что он с удовольствием за это возьмется, – сказала Катринка.
– А где он?
– Звонит по телефону.
– Вот так у вас двоих всегда, все время только бизнес, бизнес и бизнес.
– А у тебя?
Его небольшой гастроном в «Блюмингдейле» стал пользоваться такой популярностью, что Жан-Клод открыл совместное дело с такими же магазинами компании «Нейман». Он приобрел сеть универмагов в Англии и Канаде, открыв в Монреале универмаг «Гэллери Жиллет». У всех на устах была новость, что компания «Жиллет» планирует вторжение в Соединенные Штаты. Он приобрел конные заводы во Франции, Ирландии и штате Кентукки. В ответ на вопрос Катринки Жан-Клод лишь повел плечами, взял ее руку и поцеловал.
– Я оставляю время для своих любимых занятий, – произнес он. Это было правдой. Он был великолепный наездник и лыжник. И никогда не появлялся на людях без какой-либо женщины. Иногда его спутницей была собственная жена. – И уж конечно, я бы не висел все время на телефоне, если бы ты была рядом, – добавил он. Катринка засмеялась, а Жан-Клод смотрел на нее с немного печальной улыбкой. – Ты когда-нибудь позволишь мне соблазнить тебя?
– Очень сомневаюсь, – ответила Катринка. Хотя она многое в его поведении и не одобряла, но все же не могла не признать его обаяния. – Даже несмотря на то, что я нахожу тебя весьма привлекательным, – добавила она, утешая его улыбкой.
– Ну, это уже кое-что, – сказал он, а затем без особого интереса спросил: – А где Натали?
– По-моему, она отправилась в Торчелло, – рассеянно ответила Катринка.
– С принцем Халидом?
– Да, – призналась Катринка. А когда он нахмурился, с раздражением произнесла: – Жан-Клод, ну неужели ты в самом деле ревнуешь?
– Возможно, – был его ответ. – Немного, – уточнил он затем. Теперь, когда Натали оставила его и работала в Нью-Йорке, он виделся с ней довольно редко, но все же их отношения продолжались то ли в силу привычки, то ли каких-то других причин, и он никак не мог привыкнуть к мысли, что она принадлежит не ему. – Но больше всего меня тревожит то, что у Халида есть жена.
– Ему разрешается иметь их аж четыре, то есть на три больше, чем тебе.
– Это совсем другое дело.
Она не хотела ссориться с Жан-Клодом и, конечно, не хотела признаться ему, что тоже тревожилась.
– Нам не следует говорить о Натали, иначе все закончится тем, что мы снова начнем кричать друг на друга, – сказала Катринка.
– Это было бы ужасно, – согласился Жан-Клод. – Он встал, наклонился к ней, чтобы поцеловать на прощание, сказал, что очень надеется увидеть ее сегодня вечером, и по трапу сошел на причал.
– Это был Жан-Клод? – спросила Дэйзи, выходя через несколько минут из полумрака каюты на солнечный свет. Она выглядела весьма экзотично: ее маленькое загорелое тело было завернуто в шелковое сари, а недавно выкрашенные в светлый цвет волосы скрывались под тюрбаном.
– Гм, – хмыкнула Катринка. – Он тревожится о Натали.
– Как и все мы, – сказала Дэйзи, сбрасывая свой наряд и опускаясь в шезлонг, который только что занимал Жан-Клод.
Катринка вздохнула и не ответила. В настоящее время ей приходилось беспокоиться о многих своих друзьях, а не только о Натали, которая после тщетных попыток порвать с Жан-Клодом – для чего и переехала в Нью-Йорк – теперь окончательно решила сделать это, спутавшись с принцем Халидом. О Марго и Теде Йенсен, например, которые собирались вместе с другими ее друзьями приехать в Венецию, но отказались после того, как на фабрике Теда произошел пожар, полностью уничтоживший здание, оборудование и большую партию осенней одежды. О Лючии, чьей блестящей карьере дизайнера мешали дурные слухи о Нике, который стал адвокатом некоторых самых отъявленных мафиози в Нью-Йорке. И даже сама Дэйзи вызывала тревогу: она проводила время с красивым белокурым Бьерном Линдстремом, который был моложе ее на двадцать лет.
Все были весьма шокированы, но старались смотреть снисходительно на то, как респектабельная Дэйзи начала всюду появляться в сопровождении «этого парня». Но когда она привела его в свой дом в Суррее, дети перестали с ней разговаривать, а ее друзья начали опасаться, что она слишком глубоко привязывается к тому, кто в конце концов причинит ей боль. Дэйзи только смеялась в ответ на эти предположения. После Стивена, заявила она, ей уже никто не сможет причинить боль. Бьерн был занятным, красивым и обаятельным человеком, нежным любовником, и на него можно положиться – во всяком случае, до тех пор, пока она сохраняла контроль над своим кошельком. Так почему бы ей не развлечься?
И в самом деле, почему? – признавали ее друзья, ведь Стивен и Шугар тратили теперь массу времени на светские развлечения, путешествуя по всему миру и живя на его доход, который с началом подъема в экономике был весьма значительным. На каждой новой фотографии в газетах Шугар была одета в платья от нового модельера, и ее украшали новые наборы невероятных драгоценностей: кулон из сапфира в тридцать три и семь десятых карата с бриллиантами круглой огранки, стоимостью более миллиона долларов, ожерелье из изумрудов с бриллиантами, которое стоило два миллиона, бриллиантовые браслеты, нитки жемчуга, перстень с рубином. Они путешествовали первым классом, останавливались в лучших отелях, имели дома в Палм-Гич и Париже. Дэйзи никак не могла отождествить Стивена Эллиота, героя бульварных публикаций, с тем разумно бережливым и ценящим общественное мнение человеком, заботливым мужем и отцом, за кем она в течение стольких лет была замужем. По крайней мере, у нее не было никаких иллюзий относительно Бьерна, объясняла она друзьям, и сознание этого дает ей психологическую опору. К тому же содержать его было гораздо дешевле, чем Шугар: время от времени часы от Пеже, бриллиантовая булавка для галстука или кожаный пиджак–вот и все, что ему нужно было для счастья.
Дэйзи говорила так убедительно и выглядела такой спокойной, что Катринке иногда казалось глупым тревожиться о ней. И о Натали тоже. В конце концов, Халид был умен, богат, космополитичен, обаятелен – и в этом внушительном перечне привлекательных качеств самым ценным являлось то, что он был просто без ума от нее. И если уж Натали не беспокоило, что он был мусульманином и женат, что у него четыре дочери, к чему волноваться ее друзьям? Действительно, к чему? Лючия отмахивалась от слухов, заявляя, что это плата за успех, нападки на мужа она приписывала снобизму верхушки общества, или предвзятому отношению к итальянцам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83