А эти детки богачей в ее школе, они просто превратили ее жизнь в кошмар.
– Бедная лапочка, – сочувственно произнесла Александра, пытаясь представить свою собственную дочь в подобной ситуации.
– Тебе нужно увезти ее отсюда, – сказала Катринка.
– Я знаю. Сразу после Пасхи мы отправляем ее в школу во Флоренции. Мы все равно много времени проводим там.
– А вот и мы, – воскликнула Натали, возвращаясь в столовую.
– Ой, какое чудо, – не удержалась Марго, и хотя Натали действительно выглядела потрясающе в великолепном мини-платье от Лакруа из шерсти и кожи, с которым отлично сочетались гарнитур из аметистовых серег, оправленных в чистое золото, и браслет, слова Марго относились все-таки не к ней, а к малышу, которого она держала на руках. Это был девятимесячный, пухленький младенец с нежной кожей цвета кофе с молоком и карими миндалевидными глазами.
– Правда, душечка? – спросила Натали, и в голосе ее прозвучала гордость. Малыш оглядел окруживших его незнакомых улыбающихся женщин и зевнул.
– Ангелочек, – сказала Катринка, протянув к нему руки. Азиз улыбнулся и сразу устремился к ней – с тех нор, как малыша привезли в Нью-Йорк, они общались много раз.
Хотя Натали после своего замужества не раз уже побывала в Лондоне, Париже и Сан-Морице, в Нью-Йорк она приехала впервые. Халид снял президентский номер в «Плазе», а затем на время оставил ее там с Азизом в окружении служанок, охранников и шоферов и отправился в Кентукки на конезавод, владельца которого он встретил на последних конных торгах в Ньюмаркете. Натали наслаждалась свободой, побывала на многих интересных мероприятиях, стараясь увидеть все новое и познакомиться с последними тенденциями в американской моде: вместе с Катринкой она посмотрела новые коллекции одежды Билла Бласса, Донны Каран, Боба Маки и других нью-йоркских модельеров. Ей нравилось демонстрировать свои наряды, драгоценности и своего сына. Выглядела она просто сногсшибательно и казалась абсолютно счастливой. Только однажды вскользь произнесенная ею фраза заставила ее собеседниц подумать, что, возможно, у нее не все уж так хорошо, как она пытается это преподнести.
Подруги засыпали ее вопросами, обнаружив полное невежество относительно жизни в Саудовской Аравии. Натали начала описывать забавные подробности арабского быта. С улыбкой она рассказывала, как женщины, закутанные в черные бурнусы, приходя с улицы в помещение, сбрасывают свои длинные одеяния и оказываются в самых модных сарафанах работы знаменитых модельеров. Все изумленно замолкли. Жужка, которая не была уверена, что она все правильно поняла, спросила:
– Вы носите паранджу?
– Конечно, – ответила Натали с вызовом, – когда выхожу на люди.
– Не может быть! – воскликнула Марго, чьи феминистские убеждения оскорбляли и паранджа, и бритые головы хасидских женщин, и вообще любые другие религиозные или политические запреты, которые ущемляли права женщин.
– Но ведь ты же не мусульманка, – удивилась Лючия.
– Мой муж – мусульманин.
– Мой муж – еврей, – сказала Александра, – но ведь он не заставляет меня соблюдать все требования его религии, и не думаю, что стала бы это делать, даже если бы он потребовал.
– А если бы ты жила в стране, где это считается обязательным?
– Я бы ушла от него, – ответила Александра, твердо веря в это, хотя не могла и представить себе жизнь без Нейла Гудмена.
Катринка молчала, держа на руках Азиза, который развлекался тем, что пытался поймать ее качавшуюся длинную серьгу. В Сан-Морице на Рождество Натали рассказывала ей, что в Эр-Рияде она не имеет права водить машину или выходить из дома без сопровождения, а если она появится на улице в платье, даже слегка обнажающем ее тело, религиозная полиция может избить ее прутами. На Катринку тогда это произвело такое же ужасное впечатление, как и на ее подруг сейчас, но потом она пришла к выводу, что, если Натали всем довольна, беспокоиться за нее нет смысла.
– Как я могу это сделать? – сказала Натали. – Я люблю его. Кроме того, вы же знаете, – продолжала она, оживившись, – у нас есть дом в Лондоне, шале в Сан-Морице, квартира в Париже. Мы почти не бываем в Саудовской Аравии. А в тот короткий период, когда мы там, все вовсе не так уж и ужасно. Это все равно что одеться для маскарада. Правда. Чувствуешь себя персонажем из сказок «Тысяча и одна ночь».
Однако эти доводы никого не убедили, как ни пыталась Натали украсить свой рассказ забавными подробностями. Катринка и Жужка, которые прожили большую часть своей жизни в стране с репрессивной политической системой, не могли считать ограничения свободы «забавными». А остальные гостьи испытывали ограничения только тогда, когда у них не было достаточного количества денег. Они, конечно, страдали от утонченного ущемления прав женщин, которое характерно для американского общества, но и помыслить не могли о том, чтобы расстаться хотя бы с одной из предоставляемых этим обществом свобод. Однако продолжать спорить на эту тему с Натали бесполезно. Если она была счастлива со своим мужем и сыном, какое они имели право указывать ей, что делать.
– Да, – сказала Дэйзи, стараясь восстановить спокойное течение беседы. – Я понимаю, почему тебе это может нравиться. Обычаи других стран всегда кажутся привлекательными.
– Когда ты бываешь в Риме… – подхватила Марго, как бы благосклонно соглашаясь с ней, что эту тему пора закрыть.
Катринка подождала, когда Марго закончит фразу, и, не дождавшись, спросила:
– Когда ты бываешь в Риме, то что?
– Поступай, как римляне, – произнесла Марго со смехом.
– А! – сказала Жужка, которая тоже не поняла сначала этого выражения. – Это – пословица.
Катринка рассмеялась.
– Я думала, что знаю этот язык, и вдруг ты говоришь что-то, а я понятия не имею, о чем это ты.
– Не так уж много ты не знаешь, – отметила Марго.
– А то, чего ты не знаешь, никак не помешало тебе в жизни, – добавила Лючия.
– Я бы все отдала на свете, – сказала Дэйзи, которая все еще пыталась овладеть итальянским, – чтобы говорить на стольких же языках, что и ты, и так же хорошо. Но американцам это просто не дано.
– Это потому, что вы думаете, что Соединенные Штаты – центр Вселенной, – сказала Катринка.
– Когда на самом деле всем известно, что это – Франция, – пошутила Натали.
Все рассмеялись, и ко всеобщему облегчению атмосфера в столовой разрядилась. Но тут Азиз начал капризничать. Натали, поняв, что он голоден, позвала няню; кто-то обратил внимание на время, и все разошлись по своим комнатам.
Посетив вместе с подругами еще два показа, Катринка уехала на заседание правления нью-йоркского «Грэхема», а оттуда отправилась в «Прагу», чтобы просмотреть накопившиеся за время ее отсутствия бумаги и ответить на звонки. Она позвонила в лондонский «Грэхем», в котором несколько сократилось число клиентов, хотя в казино дела шли хорошо, обсудила вместе с Робин программу предстоявшего благотворительного вечера в «Метрополитен-опера», представителем организационного комитета которого она была, затем вернулась домой. Ей необходимо было принять душ и немного отдохнуть перед тем, как поехать с Натали и принцем Халидом, который уже вернулся из Кентукки, на ужин в «Мортимер».
– Вы всегда с Адамом живете в таком темпе? – спросила Жужка, переходя на чешский язык, когда они с Катринкой сидели в уютной, мягко освещенной библиотеке, попивая кампари с содовой и ожидая, когда Адам закончит переодеваться. Он только что вернулся из Майами, где вместе с главным конструктором из Нью-Йорка, бригадой специалистов из Майами и группой финансистов обсуждал детали предложения о заключении многомиллионного контракта на строительство нового скоростного патрульного катера береговой охраны, оснащенного электроникой и хорошо вооруженного.
– В каком таком?
– Не останавливаясь ни на минуту.
Катринка покачала головой.
– Иногда, когда мы сваливаемся с ног, то едем в Кап-Ферра и спим целую неделю или отправляемся в плавание на «Леди Катринка». Я еду на ранчо «Каньон Спа» или «Сатурниа Дорал», чтобы прийти в форму, а Адам плавает на парусной яхте. Но вообще нам нравится работать. Нам скучно, когда нечего делать.
– Это замечательно. А вот я должна заставлять себя работать. Мартин – он такой же, как вы. Он обязательно чем-то занят, играет в футбол, баскетбол, как настоящий американский мальчишка, бегает, трудится. А Томаш, он с ума сходит, когда не работает над фильмом. – Она взяла стакан, слегка отпила из него, чтобы немного помолчать. Затем продолжила: – Катринка, меня беспокоит Томаш. Очень беспокоит. С ним происходит что-то ужасное. Он все время в подавленном или агрессивном настроении. Он ужасно относится к Мартину и ко мне. И теперь, когда я уже окончательно привыкла к жизни в Лос-Анджелесе, наконец полюбила эту жизнь, он возненавидел ее. Он говорит, что приезд в Америку был страшной ошибкой. Мартин чувствует себя виноватым и считает, что это он загубил жизнь отца.
– Это глупость, – сказала Катринка.
– Я-то знаю, но ты попробуй убеди шестнадцатилетнего парня.
– Томаш такой талантливый, – старалась подбодрить ее Катринка. – Он обязательно скоро найдет работу.
– Я тоже так думала. А теперь не знаю.
– Ему нужен новый агент?
– Он пытался найти агента, но никто им не интересуется. Катринка, ты бы посмотрела, каким он стал. Ты бы с трудом узнала его. Он мрачный и грубый со всеми. Просто чудовище.
– Он пьет?
– Нет, в том смысле, в котором ты думаешь, не как настоящий алкоголик. Но у него есть женщины. Когда он приходит домой, я чувствую запах их духов. – Глаза Жужки наполнились слезами, она открыла сумочку и стала искать платок. – Я не знаю, что делать.
– Жужка, золотце, это ничего не значит, – сказала Катринка, она подошла и села рядом с Жужкой на банкетку. – Задето его самолюбие, вот и все. А когда он проводит время с молоденькой, хорошенькой девушкой, это на какое-то время помогает ему думать, что он не такой уж неудачник.
– Иногда мне кажется, что я ненавижу его.
– Золотко мое, он образумится, – ласково сказала Катринка, не потому, что она верила в это, а потому, что это было единственное, что она могла сказать в этой ситуации. Она обняла Жужку. – Он перестанет валять дурака. Он же любит тебя и Мартина. И он талантливый. Рано или поздно кто-нибудь это оценит.
Жужка немного поплакала на плече у Катринки, а затем вдруг откинула голову и смущенно рассмеялась:
– Это платье стоит целое состояние, а я его порчу.
– Вовсе нет, – сказала Катринка. – Во всяком случае, это не имеет значения.
– Готовы? – спросил Адам, входя к ним. Он выглядел бодрым, красивым, и ничего не говорило о его усталости после целого дня интенсивных переговоров. Он заметил покрасневшие глаза Жужки, сочувственно улыбнулся и сказал:
– Хотите, чтобы я ушел и вернулся минут через десять?
Жужка рассмеялась:
– Нет-нет. Я уже наплакалась. Теперь я хочу есть. Катринка встала, подошла к Адаму, обняла его за талию и поцеловала, едва коснувшись его губ.
– Ты сегодня такой красивый, – сказала она. – Новый костюм?
– Нет. А у тебя новое платье? – В его голосе послышались неодобрительные нотки.
– Нет, – сказала она, стараясь не хмуриться, и опустила руки, разжав объятия. – Это платье от Каролины Гереры, которое ты купил на мой день рождения два года тому назад. Помнишь? – Последнее время ей стало казаться, что Адам, к которому она так привыкла обращаться за сочувствием и поддержкой, использовал теперь любую зацепку, чтобы покритиковать ее, иногда незаметно, как сейчас, а иногда и более откровенно, причем как наедине, так и в обществе. Он, например, начал повторять слова Нины Грэхем, которая постоянно утверждала, что Катринка слишком много тратит на свои наряды. Да, действительно, она тратила много, но это были ее деньги. Она их заработала. И разве она пыталась помешать ему тратить баснословные суммы на новые парусные яхты? Или устраивала скандалы, когда он отправлялся на них в рискованное плавание?
– Ах, да, – сказал Адам, явно кривя душой, – оно показалось мне незнакомым. Ну что? Пора отправляться. Где мы ужинаем сегодня? – спросил он на ходу. Затем помог им надеть пальто, и компания пошла к лифту.
– В «Мортимере», – ответила Катринка. Адам нахмурился. «Он недоволен тем, что мы идем в «Мортимер», – подумала Катринка и только из чувства противоречия, прежде чем он что-то сказал, она быстро добавила: – Халид очень хотел пойти туда.
Адам пожал плечами.
– Ничего не поделаешь. – Он полагал, что они слишком часто ужинают вне дома, но большинство этих ужинов были деловыми встречами, причем касались его бизнеса. Вот и сегодня целью ужина была не встреча Катринки и Натали, а намерение Адама уговорить Халида заказать еще одну яхту.
– Было бы очень неудобно отказаться, – согласилась Катринка, стараясь избежать даже малейших трений в их отношениях.
В «Мортимере» Глен Бернбаум встретил их и проводил к отведенному столику в первом зале. Ужинали впятером – Натали с Халидом, Катринка, Жужка и Адам. Вечер явно доставлял всем удовольствие. Халид в европейском костюме был великолепен, радушен, необыкновенно внимателен и обаятелен. Натали выглядела роскошно в своем парчовом платье от Шерер, а ее изумрудное ожерелье и серьги затмевали блеск броши с двадцатикаратным бриллиантом, приколотой к платью Катринки. Искусственный жемчуг Жужки на этом фоне выглядел просто ничтожным, хотя сама она не придавала этому значения. Жужке и в голову не приходило конкурировать нарядами со своими подругами.
Беседа была непринужденной. Говорили о лошадях, горных лыжах, яхтах, о том, кто кого случайно встретил, об Ага Хане и его похищенном скакуне Алане Бонде и Кубке Америки. Катринка смеялась, шутила, обязательно вставляла словцо, когда обсуждали последние сплетни, но не могла понять, почему она не получает удовольствия от вечера. И только когда Натали и Халид начали разыгрывать гордых родителей и восторгаться Азизом, единственным сыном Халида, Катринка увидела, как потух взгляд Адама, и она все поняла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83