Марго и Тед, Дэйзи и Риккардо – в Нью-Йорк. Катринка тоже намеревалась лететь в Нью-Йорк через Лондон, где у нее были запланированы встречи с руководством «Грэхема», но одна мысль вернуться в квартиру на Пятой авеню, которую она так тщательно обустроила, чтобы доставить удовольствие Адаму, была невыносимой. Поговорив с Анной, своей домоправительницей, с Робин, с управляющим обеих нью-йоркских гостиниц и убедившись, что все в порядке, она выслала Робин факсом список необходимых вещей и попросила переслать их ей немедленно через федеральную экспресс-почту. Затем она заказала себе билет на самолет в Прагу.
Спустившись вниз по Парижке от гостиницы «Интер-континенталь», где она остановилась, через старый еврейский квартал, мимо медленно разрушающейся синагоги, вдоль широкой улицы с жилыми зданиями в современном стиле, авиаагентствами, книжными и промтоварными магазинами и двигаясь по направлению к Старо-местной, площади, первое, что Катринка заметила, это то, что после семнадцати лет ее отсутствия все вокруг выглядело весьма обшарпанным и запущенным. Затем она увидела признаки возвращения города к жизни. Несколько свежевыкрашенных витрин магазинов привлекали внимание пражан, они улыбались и что-то оживленно обсуждали. Общий настрой был радостным и оптимистичным. И уже можно было представить себе, что эта улица вскоре вновь станет похожа на парижский бульвар, который она когда-то старалась напоминать. И Старо-местная площадь с башенными часами пятнадцатого века и сказочными украшениями на фасадах, если ее слегка подремонтировать и подкрасить, будет напоминать декорации диснеевского фильма. Весь город был похож на Рип ван Винкля, который пробуждался от долгого кошмарного сна.
Несколько часов бродила Катринка по городу, и на нее обрушилась волна воспоминаний: здесь она гуляла вдоль берегов Влтавы, мимо ФАМУ, в которой учился Томаш, вот кафе «Максимилианка», место их пирушек. Карлов мост, извивающиеся улочки Малой страны с очаровательными домиками под черепичными крышами, в одном из таких домиков в маленькой спальне она и Ми-рек Бартош когда-то были любовниками. Старые ступеньки Градчан, внутренний дворик замка, собор. Она вошла внутрь и долго сидела под его уходящими ввысь готическими сводами, купаясь в золотистом свете, который проникал через желтые стекла верхнего ряда окон; она не столько молилась, сколько старалась отделаться от путаных и мрачных мыслей, которые мучили ее. Затем уже другой дорогой – мимо усыпальницы Лоретто и комплекса Карлова университета – она вернулась в гостиницу.
Утром Катринка взяла напрокат «шкоду», положила в багажник свои чемоданы и за два часа доехала до Свитова. Знакомый пейзаж, невысокие, покрытые снегом холмы и темные сосновые леса успокоили ее. Она всюду чувствовала умиротворяющее присутствие Иржки и Милены.
Доехав до уличного рынка в Свитове, Катринка остановила машину и вышла из нее. Когда она шла вдоль прилавков, заполненных фруктами и овощами, цветами и одеждой, люди, которые когда-то работали с ее отцом или матерью, соседи, знакомые, старые школьные друзья узнавали ее и останавливались, чтобы поздороваться Их имена Катринка вспоминала удивительно точно и быстро. «Добрый день», – повторяла она вновь и вновь, улыбаясь или здороваясь за руку. Все хотели знать, как она живет, и Катринка пыталась в двух словах рассказать им о себе. Твои родители гордились бы тобой, говорили ей, и все радовались ее успеху. У людей появились возможности добиться успеха, значит, с завистью к удаче других будет, наконец, покончено. Когда они спрашивали, замужем ли она, Катринка отвечала «да». Дети? Детей пока нет. Все ее утешали: жаль, но еще есть время, и переходили на разговор о своих делах.
Катринка купила два больших букета цветов и поехала в горы, на кладбище, где были похоронены ее родители. Она очень осторожно вела машину по разбитой дороге, между соснами и могильными плитами, в поисках знакомых примет фамильного захоронения, наконец нашла его и остановилась. День был серый, казалось, что вот-вот пойдет снег, легкий туман окутывал высокие деревья и могилы. В тишине кладбища можно было уловить какие-то неясные звуки, похожие на послания из далеких миров. Глаза Катринки наполнились слезами. Она сбросила снег с черной мраморной плиты, положила цветы и села рядом, прислушиваясь. Она была уверена, что и ей будет послание. Но она ошиблась; просидев час, она онемела от холода и вернулась к машине. Только возвращаясь по знакомой дороге в город, она поняла, что впервые за последние дни ощутила полное душевное равновесие.
В Свитове она проехала по местам своего детства: школа, в которую ходила, спортивный комплекс, где работал Иржка, технический колледж, в котором преподавал Ота. Она поднялась на холмы, возвышающиеся над городом, нашла дом, в котором они жили с Томашем, и дом ее дедушки и бабушки. Она постучала в дверь и попросила разрешения осмотреть дом. Проживавшие в нем средних лет муж и жена посмотрели на нее подозрительно и не пустили ее – в их глазах читалась боязнь, что она попытается отобрать у них дом, пользуясь правами бывшей владелицы. Многие собственники, чье имущество было национализировано во время коммунистического правления, подавали в правительство заявления о возвращении им собственности – демократия и капитализм возвращались в Восточную Европу. Но Катринка не намеревалась этого делать. Она надеялась, что теперь будет часто приезжать в Чехословакию и что для нее будет лучше иметь квартиру в Праге или дом за городом. Она извинилась перед этими людьми за беспокойство и вернулась к машине очень расстроенная. Ей так хотелось увидеть бабушкин сад, ее розы.
Следующая дверь, в которую она постучала, была дверь Оты Черни. В первый момент он, казалось, не узнал ее: он вышел к ней спросонья и подумал, что ему все еще снится сон.
– Катринка, золотце, – в конце концов, пробормотал он и обнял ее за плечи. – Я не могу поверить. Заходи, заходи.
Волос на голове у него уже почти не было, годы испещрили его лицо морщинами, но он оставался высоким, атлетического сложения мужчиной. Он все еще катался на лыжах, хотя ему уже стукнуло шестьдесят девять. С тренерской работы он ушел четыре года назад и по-прежнему пил слишком много пива.
– Хочешь пива? – спросил он.
– С удовольствием, – ответила она.
Он провел ее в маленький холл с гарнитуром мягкой мебели зеленого цвета, точно такой же, какая была у ее родителей.
Ольга умерла шесть лет назад от цирроза печени, и Ота женился во второй раз на симпатичной пухленькой женщине, вдове с тремя детьми, таким образом, у него была семья, то, что всегда он хотел.
– Семь внуков, – сказал он гордо Катринке.
Его жена Мария настаивала, чтобы Катринка оставалась на ужин и переночевала у них. Катринка собиралась остановиться в единственной гостинице Свитова, но не заказала номер заранее, и поэтому с радостью согласилась.
– Я приготовлю гуляш, – сказала Мария. – Я думаю, он тебе понравится. И паланчики.
– О, – сказала Катринка, – как это прекрасно звучит. Уже много лет я не ела ничего чешского, тем более домашнего приготовления.
Они ужинали за столом на кухне, и Катринка рассказала им в сильно измененном виде историю своей жизни, затем с удовольствием выслушала их рассказ о детях и внуках. Около десяти вечера Мария извинилась и ушла спать, не столько потому, что устала, а просто поняла, что Ота хочет побыть наедине с Катринкой.
– Она хорошая женщина, – сказал Ота, когда она ушла.
– Ты заслужил такую.
– У тебя хороший муж? – спросил Ота, взяв сигарету из мятой пачки «Спарта».
– Ты все еще куришь? – сказала Катринка неодобрительно.
– Уже не так много. Мария ругается. Хотя какое это имеет значение в моем возрасте? – И он замолчал.
– Я собираюсь разводиться, – наконец, ответила Катринка. – Ее слова прозвучали странно и неправдоподобно.
Но Ота сразу поверил. Он знал: что-то беспокоит ее.
– И ничего нельзя сделать? – спросил он. Катринка покачала головой.
– Не думаю.
– Я знаю, ты всегда принимаешь правильные решения. Всегда.
– Не всегда.
– А… ничего, – сказал он печально. – А кто всегда? Он сделал длинную затяжку и добавил:
– Важно потом не испытать сожалений. – Он-то был полон ими.
– Мне жаль, что я тебя подвела.
– Ты должна обо всем забыть. Это было давно. И сейчас я помню только то, что ты доставила мне когда-то радость, золотце.
Они просидели еще несколько часов, вспоминая общее прошлое, затем Ота показал Катринке ее комнату, поцеловал ее на ночь и ушел спать. Комнатка была маленькой, похожей на ту, в которой она жила в детстве, в ней стояла тяжелая, светлого дерева мебель, которую нельзя было назвать модной, но, по крайней мере, можно было достать в Чехословакии в 50-х годах. Катринка переоделась, спустилась в ванную, умылась, почистила зубы, затем вернулась в свою комнату, откинула пестрое покрывало на узкой кровати и легла. Чувствовался запах лаванды, время вернулось назад, и она ощутила себя снова девочкой. Катринка погрузилась в глубокий сон без сновидений, который не прерывался, пока она не услышала легкий шум на кухне и не почувствовала сильный запах кофе, который, казалось, наполнил весь дом.
Из Свитова Катринка поехала на ферму, чтобы повидаться с тетей Зденкой. Ферма имела запущенный вид – заборы чуть не падали, здания нуждались в большом ремонте. Тетя в письмах убеждала ее, что у них в последние годы все идет хорошо, что благодаря деньгам, которые Катринка регулярно посылала им, они смогли не только отремонтировать сельскохозяйственные машины, но и купить одежду, новую машину и холодильник и даже съездить в отпуск отдохнуть.
В свои семьдесят лет тетя Зденка была еще подвижная и энергичная. Франтишек, который был на два года моложе Катринки, стал красивым и сильным мужчиной, как всегда, он был полон озорства. Его жена Олинка, крепкая и надежная женщина, управляла им с любовью, помогая на ферме и сохраняя хорошее чувство юмора. У них было трое детей: двое рослых сыновей и очаровательная девочка по имени Милена, которая унаследовала рыжие волосы и обманчивую внешнюю хрупкость своей бабушки. Она следила за Катринкой влюбленными глазами и жадно слушала ее рассказ о жизни в Соединенных Штатах.
– Ой, как бы я хотела увидеть это, – вздохнула она.
– Как-нибудь ты приедешь навестить меня, – сказала Катринка. – И очень скоро. Мы прекрасно проведем время.
Двоюродный брат Катринки Олдржич с семьей переехал жить в Брно, где преподавал в университете.
Она провела на ферме три дня, гуляла по заснеженным полям с юными сыновьями своего двоюродного брата, каталась на коньках по замерзшему пруду, где когда-то Иржка учил ее плавать, сидела по ночам у камина, играла на гитаре, которую оставил Олдржич, пела польки, которые она помнила с детства.
Катринка чувствовала, что до отъезда из Чехословакии она должна увидеть еще одного человека, и сила этого чувства ее немного беспокоила. Тем не менее, приехав в Прагу, она позвонила Миреку Бартошу. Ответила молодая женщина. Она положила трубку рядом с аппаратом, и Катринка услышала, как она произнесла:
– Папа, тебя к телефону.
«Его дочь», – подумала Катринка.
Голос Мирека был более тонким, чем она его запомнила. Он, казалось, был и удивлен, и обрадован услышать ее. С восторгом согласился пообедать с ней и предложил кафе «Максимилианка», в память о прошлом, но Катринка пригласила его в маленькое кафе в гостинице «Европа» на Вацлавской площади.
Катринка приехала раньше Мирека, села на изогнутый стул в зале кафе и стала его изучать. Внутренняя отделка «Европы» нуждалась в хорошем косметическом ремонте, и Катринка прикинула, что бы она сделала, если бы купила эту гостиницу, во что она и Карлос могли бы превратить ее, приложив немного сил. Но затем она вспомнила, как много ей еще предстоит сделать в ближайшее время, и ее неожиданный порыв деловой активности угас; вдруг она почувствовала себя несчастной и одинокой. Ее глаза наполнились слезами, и когда она вынула из сумочки носовой платок, бормоча что-то по-английски, знакомый голос весело произнес:
– Не говори мне, что я уже заставил тебя заплакать.
Подняв голову, Катринка увидела пожилого человека, все еще крупного и широкоплечего, но слегка сутулого, с редеющими седыми волосами и морщинистой кожей. Только темно-карие глаза напоминали того энергичного, сексуального мужчину, которого она когда-то знала. Катринка почувствовала и ужас, и облегчение. Остатки романтического чувства, которое она сохранила к нему, мгновенно улетучились, и все ее волнения по поводу встречи с ним исчезли. Она поднялась и обняла его.
– Милая, – сказал он тихо, – какой приятный сюрприз услышать твой голос. Как приятно увидеть тебя.
Они заказали вино из Моравны и маленькие бутерброды с холодным мясом и рыбой. За едой они рассказали друг другу об основных событиях в своей жизни. Мирек ушел на пенсию. Власта перенесла инсульт и с тех пор находится в больнице, так как дома за ней некому ухаживать. Сейчас он живет вместе с сыном и невесткой в одной квартире.
– Значит, вот кто подошел к телефону, – сказала Катринка. – Я думала, это твоя дочь.
– Ах, нет, она живет с мужем и детьми не очень далеко отсюда. Она кинорежиссер, ты знаешь. Гораздо лучший, чем ее отец, более смелая, в этом она похожа на твоего друга Томаша.
Катринка рассказала ему о последнем фильме Томаша и затем о своем разводе.
– У тебя нет детей? – спросил он. – Она покачала головой. – Извини, милая, – сказал он.
Катринка посмотрела на него.
– Ты знаешь, где он? – спросила она и поняла, почему она так стремилась увидеть его. Она никогда не могла полностью отделаться от подозрения, что Мирек все-таки знает, что стало с их сыном.
– Нет-нет, я не знаю. Циммерман не захотел мне сказать. Я бы тебе сообщил, если бы знал. Ты была так несчастна, я тоже сильно переживал.
Он заплакал, слезы на его морщинистых щеках вызывали у Катринки жалость к нему, которая подавила ее гнев. Она наклонилась вперед и погладила его по руке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83