– Не смотри, – прошипела она.
– А я и не смотрю. Они одни?
– Конечно, нет, – насмешливо произнесла Натали. – Он бы умер от скуки, если бы его заставили обедать вдвоем с Элен. Они пришли с четой Аннелис и еще с какими-то людьми. – Произнеся это, она подняла глаза и, встретившись взглядом с Жан-Клодом, нежно улыбнулась. Если он и рассердился, то не подал виду. Он кивнул в ее сторону. Он даже вежливо улыбнулся, показывая тем самым, что в ресторане присутствует его служащая, а не любовница. Трудно сказать, кого ввел в заблуждение этот спектакль. Уж конечно, не его жену. И не Сабрину, которая следила за ним не без злорадного удовольствия. В течение нескольких лет она наблюдала за их связью и даже намекнула о ней в своей рубрике, как бы мимоходом, чтобы не причинить Жан-Клоду особого беспокойства. Натали была довольна тем, что их отношения получили огласку, но изображала обратное. Ее раздражало, когда все внимание доставалось Элен.
– Ублюдок, – пробормотала она, и глаза ее наполнились слезами.
– Ты хочешь уйти? – спросила Катринка. Натали покачала головой.
– Это было бы слишком явным.
– Если ты так болезненно все воспринимаешь, почему бы не покончить с этим?
Натали посмотрела на нее так, будто она сказала несусветную глупость.
– Я люблю его, – ответила она.
Они заказали десерт и, пока ожидали его, изобразили оживленную беседу, пытаясь скрыть охватившее их обеих ощущение дискомфорта. Обе, хотя и по разным причинам, боялись взглянуть по сторонам из опасения встретить смущающий их взгляд. Когда, наконец, официант принес десерт, вслед за ним появился его помощник с двумя хрустальными бокалами и метрдотель с бутылкой «Луи Редерер Кристал», которую он поставил на стол перед Катринкой.
– Но мы не заказывали шампанское, – твердо произнесла Катринка, не желая, чтобы ей что-то навязывали.
– Это подарок, фрейлейн, – сказал он, протягивая ей записку.
– От кого? – спросила Натали, когда тот открыл бутылку и наполнил их бокалы.
Катринка разорвала конверт и прочитала записку. «Вам не следовало убегать, – было написано в ней, а затем шла подпись. – Адам Грэхем».
– Это тот самый мужчина из вагончика, – пояснила она, протягивая Натали записку, что было не очень осмотрительным поступком, но она об этом как-то не подумала. Она чувствовала себя одновременно и обрадованной, и раздосадованной, польщенной таким вниманием и возмущенной тем, что мужчина обращается со своей спутницей с таким пренебрежением. Рыжеволосой, заметила она, за столом не было, возможно, ее провели в дамскую комнату.
«Интересно, он это тоже рассчитал вместе с метрдотелем?» – подумала она.
– В самообладании ему не отказать, – сказала она Натали, и раздражение вытеснило, в конце концов, последние следы радости, которую, она испытала от его жеста. Она бы возмутилась, если с ней обошлись подобным образом.
– Очень дерзко, – согласилась Натали, не скрывая восхищения, в котором сквозило почти полное одобрение. И дело не в том, что у Натали были более примитивные, чем у Катринки, представления о том, что хорошо и что плохо. Она обожала сложные перипетии любовных связей с их неожиданными поворотами и ударами, разумеется, при условии, что эти удары метят не в нее. Она перевела взгляд с записки на возмущенное лицо подруги и сказала:
– Улыбнись, дорогая.
«Бедная девушка…» – подумала Катринка.
– Уф, – произнесла Натали с неподражаемой галльской насмешливостью. – Может быть, она его сестра. – Подняв бокал, она обернулась, улыбнулась Адаму и отпила глоток шампанского.
Со своего места Катринке было видно, как Жан-Клод наблюдал за происходящим со все большим интересом и слегка хмурился.
– Натали, ты обращаешь на себя внимание, – предупредила она.
– Вовсе нет, – Натали снова повернулась к Катринке, отпила еще один глоток шампанского и поставила бокал на стол. – Я соблюдаю правила приличия. А ты поступаешь, как ханжа.
– Жан-Клод думает, что ты с ним флиртуешь.
– С Адамом Грэхемом? В самом деле? – Натали улыбнулась ослепительной улыбкой, не скрывая удовольствия. – Это же замечательно. Может быть, он подумает, что этот таинственный мистер Грэхем прислал шампанское мне. – В ее улыбке появилась искорка озорства. – Если Жан-Клод спросит, ты ему не говори, – попросила она Катринку.
– А эта самая Сабрина глаз с тебя не сводит.
– И это весьма кстати, – сказала Натали и рассмеялась. – Кто бы мог подумать, что вечер окажется таким удачным?
Оглядевшись, Катринка заметила, что те две пары, которые вошли в зал вместе с Адамом Грэхемом, тоже смотрят в их сторону. Ее взгляд встретился со взглядом викинга, Марка ван Холлена, и уже второй раз за этот день она почувствовала, что краснеет. Все это приводило ее в замешательство.
– Заканчивай свой десерт, – сказала она Натали и попросила чек. Она пыталась не смотреть на Адама Грэхема, но это было невыполнимо. Его взгляд, словно назойливый комар, приковывал ее внимание. Наконец, она сдалась и холодно кивнула в его сторону в надежде, что он удовлетворится этим слабым признанием его существования, этим легким жестом благодарности.
Надежда, однако, оказалась тщетной. «Какого дьявола, что с ней такое?» – размышлял он, совершенно не понимая, почему она выглядит так, как будто он только что ее оскорбил, а не послал бутылку шампанского 1969 года разлива. Ему хотелось подойти к ее столику и прямо спросить, чем же он ее так сильно огорчил, но в это время из дамской комнаты вернулась Александра.
Он вежливо поднялся, пока она усаживалась, но она почувствовала, что его внимание опять приковано к чему-то еще, как и с самого начала вечера, когда они только сели за стол.
– Адам, тебя что-то беспокоит? – спросила она.
– Нет. А что? – ответил он.
– Ты весь вечер чем-то озабочен.
– Прости, – сказал он, сконцентрировав теперь свое внимание на ней. – Я все еще поглощен размышлениями о бизнесе.
Он знал ее так давно, что казалось, они были знакомы вечность. Все эти годы он время от времени приглашал ее куда-нибудь и даже спал с ней, когда не был серьезно увлечен кем-нибудь еще. Он видел, как она постепенно превращалась в красавицу, но она была для него слишком привычной, чтобы вызвать в нем нечто большее, чем привязанность, а если в нем и пробуждалась страсть, то это было связано не столько с ней, сколько с физиологической потребностью, которая требовала удовлетворения.
Александра же убедила себя в том, что полюбила Адама, когда ей было всего шесть лет. И теперь, после того как она долгие годы покорно принимала те случайные и довольно редкие встречи, которые он ей предлагал, она вдруг решила, что теперь он не покинет ее, как это часто случалось в прошлом. Ей было двадцать девять лет, Адаму – тридцать два. По ее мнению, им пора было оформить их отношения. Она успокаивающе улыбнулась ему.
– Так ты не обеспокоен? – сказала она. – Не поверю. Ты ведь знаешь, что всегда добиваешься желаемого.
Адам снова бросил взгляд на Катринку, которая торопливо расплачивалась, не обращая ни на кого внимания и даже прервав беседу с подругой.
– Неужели? – спросил он.
– Всегда, – говорила Александра, зная, что она сказала именно то, что доставит ему удовольствие.
Глава 23
На следующее утро Катринка каталась на лыжах на Эренбахе и Ханенкамме; на Ханенкамме был спуск, где женщинам, к ее досаде, кататься не разрешалось. К тому же ее смутило одно обстоятельство: она поняла, что высматривает Адама Грэхема на лыжне и у подъемников. Накануне вечером она пыталась отогнать мысли о нем и забыть – и его искривленные в улыбке губы, и бутылку шампанского, которая, как ей казалось, то являла собой галантный жест, то была символом предательства. В ее памяти причудливо смешались образы Франты и рыжеволосой, а рядом с ними всплывало продолговатое, но привлекательное лицо Адама Грэхема. Она мысленно вновь и вновь восстанавливала их вчерашнюю беседу и сцену в ресторане. Когда они с Натали уходили, Катринка позволила себе быстро взглянуть в его сторону. Он казался озадаченным ее поведением, несколько разочарованным и явно равнодушным к женщине, которая была с ним.
Катринку удивило то, что Адам Грэхем так властно приковал к себе ее мысли. Она была красивой женщиной и привыкла к ухаживаниям мужчин, однако, хотя их интерес был для нее лестным и приятным, она относилась к нему довольно спокойно и редко испытывала приятное смятение. Она отклоняла знаки внимания, как это было с Миреком Бартошем или Франтой Доналом, – пока мужчины не доказывали серьезность своих чувств к ней.
Адам Грэхем не казался ей серьезным человеком, по крайней мере по отношению к женщинам. Конечно, она охотно допускала, что легкий флирт в подъемнике и та бутылка шампанского еще не обнаруживают в нем Дон-Жуана, и все же из-за рыжеволосой ей было трудно поверить в его надежность. Как ни старалась она отогнать мысли о нем, но ничего не могла поделать. Ей хотелось не желать новой встречи с ним, но она к ней явно стремилась. Ей не хотелось выискивать в толпе его спортивную фигуру и густые волнистые волосы, но она продолжала это делать. Ей стало немного стыдно оттого, что она вела себя, как школьница, и внезапно захотелось уехать из Кицбюэля, чтобы покончить с этим наваждением. Она была уверена, что, как только окажется опять в Мюнхене, с Франтой, Адам Грэхем станет лишь отдаленным и забавным воспоминанием.
Поднимаясь последний раз к вершине, Катринка обнаружила, что вместе с ней в подъемнике оказался тот самый мужчина, которого она для себя назвала викингом. Газетные издательства, подумала она, вспоминая пояснения Натали. Счастливый брак. Марк ван как его там. Поскольку мысли ее занимал другой мужчина, она не обратила особого внимания на краткие данные, которые изложила Натали.
Он гораздо красивее Адама Грэхема, подумала Катринка, он просто чересчур красив. У него были шелковистые, пшеничного цвета волосы и такого же цвета брови и ресницы и синевато-серые глаза, его аристократическая внешность говорила о том, что он принадлежит к той категории сильных и умных мужчин, которые любят романтические приключения. Для полной завершенности ему не хватало окладистой бороды. Довольно трудно было представить, как он в роскошном офисе занимается делами газетной империи.
Она немного удивилась, когда он поздоровался с ней по-немецки, но тоже ответила ему по-немецки.
– У вас чешский акцент, – сказал он, услышав, как она произносит слова. Он вел себя дружелюбно и любезно, но без всякого намека на флирт.
– А у вас очень хороший слух.
Он засмеялся.
– Для американца?
– Так вы американец?
– Значит, – поддразнил он ее, – ваш слух хуже моего.
– Вы прекрасно говорите по-немецки.
– Мои родители – датчане, – сказал он. – В детстве я говорил по-датски. А если вы говорите на двух языках, почему бы вам не говорить и на третьем?
– Почему бы нет? – повторила Катринка по-английски, немного рисуясь.
Когда они поднялись на вершину, то ненадолго остановились, обсуждая разные трассы спуска, надевая темные очки, перчатки и проверяя лыжные палки. Они решили спускаться по разным трассам, и Марк рванулся вниз первым.
– Привет, – крикнул он по-чешски, на мгновение подняв лыжную палку в вежливом прощальном жесте.
Удивленная Катринка засмеялась, и, услышав ее смех, он обернулся, очевидно довольный такой реакцией.
– Привет, – крикнула она по-чешски ему вдогонку. «Приятный мужчина», – подумала она, вспоминая, как она впервые увидела его рядом с хорошенькой беременной женой. «Какая счастливая женщина», – подумала она и внезапно почувствовала, что ей хочется иметь мужа, который был бы похож на него. Мужа и ребенка.
Вернувшись в «Золотой рог», Катринка, как обычно, вошла с черного хода и сразу же прошла в свою комнату переодеваться. Она укладывала свои длинные волосы, когда в дверь постучала Натали.
– Входи, – произнесла она; во рту у нее было полно шпилек.
Натали вошла, улыбаясь, в руке она держала стакан вина. На ней был кашемировый костюм зеленого цвета, изумрудный оттенок которого шел к ее глазам, хорошо оттенял кожу и усиливал золотистый блеск ее волос.
– Бонжур, дорогая, – произнесла она веселым и счастливым голосом.
– Что с тобой? – удивленно спросила Катринка.
– Сегодня утром приходил Жан-Клод, – Натали удобно расположилась в кресле. – У нас была жуткая стычка.
– Он рассердился из-за того, что мы обедали в «Замке»?
– Ужасно, – подтвердила Натали. – Ну, а чего же ты хотела?
– Я хотела его увидеть, и я своего добилась, – ответила Натали, не чувствуя за собой вины. – Ты что, думаешь, если бы я вела себя, как следовало, он явился бы ко мне сегодня утром?
– Тебе надо вернуться в Париж, – сказала Катринка.
– Надо-то надо. Но, с другой стороны, – она пожала плечами, – мои недомогания уже совершенно прошли. Думаю, что уже сегодня покатаюсь на лыжах.
– Ну, конечно. Тебя удерживает именно этот глубокий, рыхлый снег. – Катринка воткнула в волосы последнюю шпильку, поправила несколько выбившихся прядей, взяла губную помаду и начала подкрашивать губы.
– У тебя удивительный рот, – бесстрастно произнесла Натали, оценивая внешность Катринки так хладнокровно, словно та была сейчас моделью на демонстрации мод. – Очень чувственный.
– Спасибо.
– Он ревновал, – продолжала Натали, возвращаясь к первоначальной теме.
– Жан-Клод?
– Конечно, Жан-Клод. К этому американцу, которого ты вчера встретила.
– Так он поверил, что это тебе послали шампанское?
– Совершенно верно. Очевидно, американец богат, но даже если не очень, то все равно нельзя не принимать его во внимание. Он, по-моему, способен на весьма мудрые решения. Я нахожу его очаровательным. Так же, как и ты, правда?
– Да, – неохотно произнесла Катринка, отказываясь ей подыгрывать.
– Так вот, сначала мы ссорились, а потом помирились. Любовью мы, правда, не занимались, – сказала она с оттенком досады в голосе. – Но,– весело добавила она, – на следующей неделе он берет меня с собой в Нью-Йорк.
Катринке такая жизнь казалась ужасной, хуже той, что она пережила с Бартошем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83