Я вспомнил как боялась она быть вовлеченной в интриги, которые плела решительная Фэнни Ховард, какой необъяснимый страх испытывала перед будущим. Предчувствовала ли она свою судьбу? Я вспоминал как внимательно она рассматривала мою ладонь и как радовалась, не найдя на ней страшного знака, но о себе ничего не сказала. Неужели она уже тогда знала роковую отметину на своей ладони и знала какая судьба ее ожидает?— Это ужасно! — воскликнула Кэти. — Можно же что-то предпринять, чтобы спасти ее?Хилл медленно покачал головой.— Боюсь, что с самого начала для нее ничего нельзя было сделать. А теперь это дело совсем уже безнадежное. Слишком громки крики, требующие крови. Да честно говоря, никто из преступников и не заслуживает снисхождения. Вина их вполне доказана.— Я уверен, что Энн Тернер не замешана в отравлении. Могу поклясться в этом, сэр Сигизмунд.— Я отправляюсь в Денмарк Хаус и поговорю с королевой, — объявила Кэти. — Быть может, мне удастся убедить ее вмешаться.— Двор сейчас не в Лондоне, — покачал головой сэр Сигизмунд, — и вам не следует вмешиваться в это дело, дорогая. Вина этой женщины доказана. Она водила графиню к Саймону Формену, который и дал им яд. Она признала это во время допроса. К счастью для нее Форман скончался еще до начала процесса. Нет-нет, ваша Энн Тернер безусловно виновна и помочь ей уже ничем нельзя. Если кого-нибудь из обвиняемых сейчас отпустят, дело может дойти до бунта. Король не желает, чтобы Сомерсета казнили, и поэтому постарается умиротворить возбужденный народ казнью кого-нибудь другого. Такова ситуация.— Не могу поверить в это, — Кэти заплакала.Я поднялся.— Я обязан увидеть ее. Она не должна оставаться сегодня одна. Если я не смогу ничем помочь ей, то по крайней мере проведу с ней эти последние часы.Кэти тоже поднялись.— Я пойду с тобой.— Этот благородный порыв делает вам обоим честь, — заявил сэр Сигизмунд, — но так поступать не следует. Бедной женщине вы не поможете, а себе можете крепко навредить. Подумайте, Роджер, ведь король лишь скрепя сердце позволил вам возвратиться в Англию. Разумно ли снова привлекать его внимание? Говорю вам об этом со всей серьезностью. Думаю, с вашей стороны это будет большая ошибка.— Я должен идти, — возразил я. — В какой она тюрьме?— Она находится в доме шерифа. Не думаю, чтобы вам удалось проникнуть туда. Только поэтому я и не пытаюсь остановить вас.Я уговорил Кэти остаться дома, а сам с тяжелым чувством покинул гостеприимный кров сэра Сигизмунда. 46 Теперь улицы были полны народу, который спешил в одном направлении. Ведь предстояла казнь молодой и красивой женщины. Подобное зрелище никто не собирался пропускать. Я знал, что люди считают Энн ведьмой и отравительницей, что их желание видеть ее на виселице частично объяснялось их ненавистью к бесчестным фаворитам, которые узурпировали власть, и тем не менее я испытывал к ним острую неприязнь.Я услышал, как кто-то спросил.— А что на ведьме будет ее желтая рюш, когда ее сегодня повесят?— Сегодня на ней будет черная рюш, такая же как ее черная душа! — взвизгнула какая-то старуха, расталкивая остальных прохожих, чтобы не опоздать к началу церемонии.Если бы мне не нужно было торопиться, я остановился бы и закричал, что Энн невиновна, что она всего лишь несчастная жертва трагически сложившихся обстоятельств. Разумеется, никакой пользы от этого бы не было. Распаленная толпа скорее всего побила бы меня. И я почти бежал по узким и грязным улицам, грубо расталкивая зазевавшихся прохожих, хотя бы таким способом вымещая на них свою горечь и гнев.Дом шерифа, в котором после суда содержалась, Энн, представлял из себя на редкость уродливое здание. К главному строению примыкало нечто вроде башни, которая футов на двенадцать возвышалась над остальным зданием. Единственное узенькое оконце находилось на приличной высоте от земли. Крыша башни была косо срезана и придавала ей какой-то нелепый вид. Я содрогнулся при мысли о том, что своей формой башня сильно напоминает гроб.Я с трудом протолкался через густую толпу к двери, выходившей в боковой переулок и постучал. Глаза толпы были устремлены на меня. Несомненно все думали, что я прибыл по какому-то официальному делу.Дверь мне открыл какой-то краснорожий тип и довольно непочтительно осведомился, что мне нужно в столь неподходящий для визитов час.— Я хочу видеть миссис Тернер, — ответил я.Он рассмеялся.— Так вы хотите видеть миссис Тернер, так? Ну что же, скоро вы сумеете ее увидеть. Только вам придется пройтись для этого к Тайберну. И советую поторопиться, иначе вы и близко туда не протолкнетесь.Я вложил ему в ладонь монету.— Мне нужно увидеть ее прямо сейчас. Быть может я смогу оказать ей небольшую услугу.— Вы ее знакомый?— Да, — ответил я, хотя и понимал всю опасность такого признания. — Вот я даю вам еще одну монету. Пропустите меня к ней, любезный.Он быстро сжал пальцы и беспокойно оглянулся.— Мне не нужны неприятности. Приказано никого к ней не пускать. Что вы задумали?— Не знаю, — в отчаянии ответил я. — Она здесь томится в одиночестве. Мы из одного города и вместе выросли. Я хочу чтобы перед смертью она увидела хотя бы одно знакомое лицо.— Это все? — Он сунул деньги в карман своего кафтана, знаком предложил мне войти и закрыл за мной дверь.Мы стояли в узком коридоре, пропахшем обмылками. Несколько ступенек вели ко внутренней двери.— А теперь послушайте меня, молодой человек, — сказал он, — с женщиной этой увидеться вам нельзя. Я получил приказ и нарушить его не могу. Я не пропустил бы вас к ней, будь вы даже член Тайного Совета или епископ Кентерберийский. Да и пользы от этого не было бы никакой — девчонка так перепугана, что на нее жалко смотреть, и госпоже Криппс с трудом удалось привести ее в себя с помощью бренди и нюхательных солей. Но вот что я могу сделать для вас: я могу попросить Деррика выйти к вам. Быть может таким способом вы и сумеете хоть как-то помочь бедной девчонке. Коли дадите мне еще одну монету, я вам его позову.Деррик было имя палача. Он уже столько подвизался на своем ужасном поприще, что люди стали называть его именем любые приспособления для поднятия тяжестей. Мне отнюдь не улыбалась мысль беседовать с этим суровым служителем закона, но так как больше ничего для Энн я сделать не мог, я стал ждать.Господин Деррик оказался угрюмым субъектом с редеющей рыжей шевелюрой и странной манерой говорить. Говорил он очень медленно, безо всякой интонации, ровным голосом.— Что привело вас сюда? — спросил он. Впечатление было такое, будто ученик читает упражнения из учебника иностранного языка.— Я пришел сюда для того, чтобы узнать, не могу ли я что-нибудь сделать для… для узницы. Мне не разрешили увидеться с нею, но я подумал, что быть может, есть способ… как-то облегчить ее участь.— Кое-что для нее можно сделать, — сказал он, окидывая меня холодным взглядом. — Да, кое-что сделать можно. У вас есть деньги?Я вложил ему в руку три соверена. Больше золота у меня с собой не было. На лице палача впервые появилось выражение какого-то интереса.— Теперь послушайте меня, молодой человек. Я знаю свое ремесло. Если я сделаю так, что узел петли окажется точно под ее левым ухом и определенным образом установлю стойки виселицы, то одним рывком смогу сломать ей шейные позвонки. В этом случае смерть наступит мгновенно и будет почти безболезненной. Но если этого не сделать, смерть будет далеко не такой легкой, мой господин, далеко не такой легкой.— Тогда во имя всего святого сделайте все, что в ваших силах! — воскликнул я. — Если все будет так как вы сказали, вы получите еще столько же. Но учтите, за вами будут наблюдать. Вы не получите золота, если допустите промашку.— Никакой промашки не будет, — заверил он меня своим внушающим ужас монотонным голосом. — Если что-нибудь случится… хотя ничего случиться не может… меня подстрахует Грегори. Это мой помощник. Он повиснет у нее на ногах, и его вес в любом случае сломает ей позвонки. Это уж как пить дать.Я понял, что если останусь в обществе палача еще хоть минуту, то мне станет дурно.— В этом случае вы получите обещанные деньги, — с трудом пробормотал я и поспешил наружу.Думаю, толпа заметила мою бледность и, должно быть, приписали это моему впечатлению, которое произвело на меня зрелище узницы, готовой принять смерть. Во всяком случае пока я протискивался сквозь толпу, все смотрели на меня с явным интересом.— Плохо себя чувствуете? — спросил меня кабатчик в первой же таверне, которая попалась на моем пути.— Бренди! — приказал я.Он поставил передо мной стакан со спиртным.— Отличное предстоит зрелище, — словоохотливо начал он, — будет на что посмотреть, верно? Мне-то самому не везет. Уже который год не могу выбраться и поглядеть на это своими глазами. В ярмарочные дни у нас самая выгодная торговля, вот я и не могу выйти из-за стойки. А как бы хотелось! Я бы отдал шиллинг или даже два лишь бы полюбоваться как эта желтоволосая маленькая ведьма будет болтаться в петле…Я успел сделать лишь один глоток. Все остальное спиртное я выплеснул прямо в его ухмылявшееся лицо. Он еще выплевывал последние ругательства, когда я хлопнул дверью.Я решил не идти в Тайберн. Сама мысль стать свидетелем казни Энн приводила меня в ужас. В то же время мне казалось, что я предам ее, если покину сейчас. Сам того не желая, я брел по дороге, по которой должна была проехать мрачная процессия. Окна всех домов были открыты, все крыши усеяны зеваками. В конце концов я направился к Сноу Хилл и там сумел вклиниться в густую толпу, собравшуюся у обочины. Ждать пришлось больше часа. Я старался не прислушиваться к разговорам, которые велись вокруг. Прямо передо мной стояли двое мрачных горожан. По эмблеме, вышитой на их рукавах, я понял, что это виноторговцы. Они довольно уныло обсуждали будущие виды на торговлю и с таким же пессимизмом толковали о предмете, который несомненно, волновал умы и прочих собравшихся: будут ли также наказаны злонамеренная графиня и ее супруг, или дело ограничится лишь казнью второстепенных участников этого преступления. Судя по их тону, они были весьма разочарованы тем, как действует английское правосудие.Наконец кто-то закричал.— Едут! — и толпа подалась вперед, все старались протиснуться поближе к дороге. Сначала появилась карета, в которой восседал шериф, довольно толстый мужчина, гордо сжимавший в руках жезл — символ своей власти. Шериф довольно редко сопровождал приговоренных к месту казни, и его сегодняшнее присутствие подчеркивало важность последнего акта трагедии Энн Тернер. Его карета была буквально засыпана цветами, но это, насколько я знал, не имело ни малейшего отношения к настоящей церемонии — просто шериф боялся чумы и считал, что цветы отгоняют заразу. Карету сопровождало несколько конных стражников. Следом дребезжала скрипучая разболтанная телега тоже в сопровождении стражи. Цветов на ней не было.Энн сидела спиной к лошадям на покрытой плесенью вязанке соломы. Руки ее были связаны за спиной. Согласно жестокому обычаю веревка, на которой ее должны были повесить, была обмотана вокруг ее шеи, а конец ее свисал с телеги. По всему пути следования процессии улюлюкающие зеваки выскакивали на дорогу и тщетно пытались дернуть за конец веревки.Энн была бледна и страшно худа. Она смотрела в небо и к счастью находилась в каком-то забытьи, не замечая неистовства толпы.— Бедняжка! — произнесла какая-то женщина около меня.— Ничего себе бедняжка! — злобно воскликнула другая. — Ведьма, отравительница, шлюха, воровка — вот кто она! Так сказал судья. Она достойна того, чтобы ее заживо сожгли!Внезапно я почувствовал, что обязан что-то предпринять, попытаться спасти Энн. Ведь она рисковала жизнью, чтобы спасти меня от ужасного конца, который теперь ожидал ее самое.— Энн! Энн! — я ринулся вперед, пытаясь пробиться к ней. Но скопище людей было таким плотным, что я едва смог приблизиться на шаг. Два почтенных виноторговцев повернулись и укоризненно посмотрели на меня. Я пришел в себя и отступил назад. Энн не услышала меня. Но даже если бы она могла услышать меня сквозь шум и гам, царящие кругом, она была чересчур погружена в свои мысли, чтобы обратить внимание на мой крик. Я стоял на месте до тех пор, пока телега не скрылась из виду.Час или больше я бродил по улицам, стараясь держаться подальше от толп празднично галдящих горожан. Возвращаться в дом к сэру Сигизмунду мне тоже не хотелось. Наконец я зашел в какую-то довольно замызганную таверну и заказал стаканчик столь необходимого мне сейчас спиртного.Заведение было полно народу. Все говорили только о казни. Посетители обсуждали подробности и делали это с таким смаком, что становилось стыдно за весь род человеческий. Я заметил пожилого мужчину, молча сидевшего в одиночестве за небольшим столиком в углу. Возможно я обратил на него внимание именно потому, что он ничего не говорил. У него был крупный в красных прожилках нос. Одет он был в довольно поношенную и плохо сидевшую на нем одежду, но мне почему-то показалось, что этот человек знавал лучшие дни.— Небось сейчас в аду черти греют сковородки, чтобы достойно встретить эту ведьму, — захлебываясь от восторга выкрикнул чей-то голос из дальнего угла комнаты.Неожиданно старик выпрямился на своем стуле.— А почему вы в этом так уверены? Быть может как раз сейчас в раю настраивают арфы, чтобы встретить бедную страдалицу.Судя по всему, старика здесь знали и уважали. Все разговоры стихли. Старик устало потер глаза и продолжал.— Хотя сейчас я уже мало кому нужен, тем не менее далеко не все свое время я провожу здесь. Когда-то интересовался юриспруденцией. Сейчас не время вспоминать когда и почему этот интерес угас, но иногда он на короткое время вспыхивает вновь. Могу вам сообщить, что я находился в зале суда, когда разбиралось дело этой несчастной женщины. У меня создалось впечатление, что она невиновна. Да, она совершила ошибку, но степень ее вины отнюдь не соответствует той ужасной каре, которую она понесла. — Он оттолкнул от себя свою кружку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77