— Я — англичанин и вкусы у меня типично английские. Люблю свежий холодный ветер и зелень лугов после дождя. Люблю добрую английскую еду и крепкие напитки. И предпочитаю серые глаза черным.— Темнее глаз этой сеньориты я еще не видел.— В таком случае не заглядывай в них слишком глубоко, — весело посоветовал он, — иначе легко можешь утонуть.Вечером я направился в корабельную тюрьму, навестить Клима. На нижней палубе было так темно, что мне пришлось поднести факел к самой решетке, чтобы разглядеть его. Клим сидел в углу, обхватив голову руками. Он находился в таком подавленном состоянии духа, что даже не реагировал, когда при качке трюмная вода заливали ему ступни ног. Вонь там стояла невыразимая.— Клим! — позвал я.Он поднял голову. Я увидел, что обе его руки прикованы цепями к стене. Он сидел на низких нарах, слегка прикрытых отсыревшей соломой.— Это Роджер Близ, — сказал я.На опухшем лице Клима отразилось какое-то подобие чувства.— Голенастый, — хрипло прошептал Клим, -вызволи меня отсюда. Скажи капитану, что я не сделал ничего худого. Ведь это был всего-навсего какой-то хоген-моген (так называли наши матросы голландцев). Понимаешь, «хоген-моген». — Клим, насколько я понимаю, гордился своим английским происхождением и считал всех иностранцев людьми второго сорта. То, что какой-то голландец, «хоген-моген» попытался отбить у него женщину, необычайно больно ударило его по самолюбию и он искренне не мог понять, за что его подвергли наказанию.— Тебе не следовало пускать в ход нож, Клим, — сказал я.— Но Голенастый, ведь это всего-навсего «хоген-моген», — тупо поспорил он.Я поднял факел и стал осматривать узилище. Кроме Клима здесь было еще несколько пленников, прикованных к стене, на расстоянии шести футов друг от друга. Все это были существа, искалеченные жизнью и своими собратьями — людьми. Глаза у них дико горели. Один из них начал что-то злобно бормотать, обращаясь ко мне.— За что меня посадили сюда вместе с испанцами и португальцами! — негодовал Клим. — Я убил дюжину испанцев. Дюжину. Ты же сам это видел. За что меня здесь держат?Было ясно, что похвалы, полученные Климом за храбрость, проявленную во время последнего боя ударили ему в голову. Клим вообразил себя великим героем. Полагаю, именно поэтому он так болезненно воспринял попытку голландца отнять у него испанку.Теперь уже все пленники громко требовали от меня чего-то, и этот гам внезапно привел Клима в бешенство. Ругаясь последними словами, он яростно попытался освободиться от цепей.— Легче, парень, легче, — кричал я, стараясь перекричать шум. Я поговорю с капитаном Уордом, но он ничего не сможет сделать для тебя, если будешь продолжать так вести себя.— Со мной нельзя обращаться как с каким-нибудь «хогеном-могеном» или португальцем! Скажи это капитану, Голенастый, Скажи ему это.Узнав, что Джон уже пошел спать, я направился к его каюте и тихонько постучал в дверь. Сначала никто не отзывался, но потом я услышал голос Джона.— Кто там?— Это Роджер Близ, капитан Уорд.— А-а. — Через мгновение он приоткрыл дверь на несколько дюймов и пристально посмотрел на меня. Каюта была погружена в темноту.Я рассказал ему все, что видел и слышал внизу и постарался как можно убедительнее изложить просьбу о немедленном освобождении Клима.— Этот парень возомнил о себе невесть что, — проворчал Джон, — но моряк он неплохой, да и бился в этот раз как дьявол. Наверное, я совершаю ошибку, но так уж и быть. На этот раз я тебе уступлю, Роджер. Скажи, чтобы его выпустили. Думаю ты не заснешь, пока не передашь это распоряжение. Так что можешь идти прямо за ним, а завтра я сам побеседую с этим Балбесом и постараюсь вдолбить ему в голову хоть какие-то представления о дисциплине.Дверь захлопнулась с подозрительной быстротой. Несколько мгновений я стоял на месте. В воздухе явно ощущался слабый аромат духов. И напрасно я старался убедить себя в том, что ничего не чувствую… Потом я спустился вниз и передал приказание капитана освободить Клима. 14 Мы догнали «Королеву Бесс» с подветренной стороны острова Зимбра, и Джон отдал распоряжение группе матросов вместе с ним вернуться на наш корабль.Я тоже вошел в эту группу. Большая часть раненых умерла, остальные в помощи на нуждались, поэтому наш хирург Микл и Джоралемон Сноуд также были включены в эту группу.Я был рад перемене. Ночевал я в главной каюте на жестком диване. Еду мне приносили нерегулярно, работать приходилось без отдыха. И в то же время я испытывал некоторое сожаление. Просторные палубы огромного корабля, казалось хранили какую-то тайну. Каждый день — предвкушение интересных находок, любопытных документов.Никаких приготовлений к переезду мне делать было не нужно. На борт «Санта Катерины» я явился с одной абордажной саблей, а уходил с несколькими безделушками и связкой старых документов, найденных мною в потайных ящиках высоких шкафчиков кипарисового и сандалового дерева. Пьянчуга возвращался вместе с нами, и был этому очень рад. Клима же, напротив, оставляли на «Санта Катерине». Думаю, Джон сделал это нарочно. В конце концов, должен же был Клим понести какое-то наказание.Он воспринял это с чувством глубокой обиды. Приказ не оставлял никаких сомнений в том, что команде, оставленной на захваченном судне придется нести бессменную вахту. Им не будет предоставлена возможность сойти на берег, не придется свести знакомство с женщинами Туниса, о чем они с таким вожделением мечтали. Клима особенно оскорбило то, что хирурга Микла тоже перевели на «Королеву Бесс». Он уважал только солдат, которые непосредственно принимают участие в бою.— Этот шарлатан только и умеет, что разбитые черепушки латать, — прорычал Клим, когда я попытался успокоить его. — Остался бы лучше с теми беднягами в лазарете. Попроси капитана, чтобы он взял меня вместо него. Что я буду здесь делать со своим золотом? Здесь же одни испанцы и португальцы!Насколько я понимал, именно наличие золота в кошельке делало для Клима перспективу остаться на захваченном судне столь удручающей и оскорбительной. Я попытался убедить его в том, что у него будет еще много возможностей потратить свое золото, но тут внезапно мое внимание было привлечено любопытной сценой, которая разыгралась тут же на палубе. Джон стоял на шкафуте, отдавая последние приказания перед тем как покинуть судно. К нему приблизилась служанка донны Кристины, нагруженная целым ворохом вещей своей госпожи и прошептала что-то. Лицо Джона вытянулось от удивления. Выслушав его ответ, пышнотелая служанка решительно замотала головой. Я был заинтригован происходящим, пытаясь понять, что же все-таки происходит. И тут появилась сама донна Кристина.Я сразу же догадался, в чем дело, и несмотря на невольную симпатию к своему другу, едва удержался, чтобы не рассмеяться. Молодая испанка в накинутой на голову кружевной мантильи сжимала в руках распятие. Она тоже направилась к Джону. Двигалась она с удивительной грацией и легкостью. Даже издалека было видно, какое у нее серьезное и решительное лицо.Я услышал ответ Джона.— Дорогая леди, это невозможно, я не могу позволить это.Она продолжала вполголоса что-то говорить. Лицо капитана все больше выражало смущение. Потом он махнул мне рукой, приглашая подойти.— Роджер, — сказал он по-английски, и по его лицу я понял, что он уже исчерпал все свои доводы, — наша прелестная пленница приняла решение ехать с нами. Я собирался отправить ее в Кадис, откуда она на первом же корабле сможет отплыть в Тринидад. Она наотрез отказалось даже обсуждать это. Ты умеешь убеждать лучше, чем я. Постарайся уговорить своенравную девчонку. Втолкуй ты ей, что так поступать не годится.Девушка грустно улыбнулась.— Я немного говорю по-английски, — произнесла она, — я не все поняла, но мне ясно, что вы сердитесь на меня. Но мне это безразлично. Я сойду на берег вместе с вами. Ничто не изменит моего решения.Джон снова смущенно перешел на испанский. Он неважно владел этим языком и с трудом подбирал слова.— Милое дитя, — сказал он, — меня тревожат последствия вашего решения. — Он обратился ко мне. — Роджер, прошу тебя, постарайся убедить ее. Мы же отвечаем за ее безопасность. Тунис-гнусная и опасная дыра, вместилище всех пороков. Она не может там жить.Донна Кристина покачала головой.— Все это мне известно. У меня нет иллюзий на этот счет. Но я должна ехать с вами. Другого пути у меня нет.Я попытался помочь Джону.— Обстоятельства могут заставить капитана Уорда долгое время находиться в открытом море. Мы не можем объяснить вам причин вынуждающих его это сделать, сеньорита. Таким образом в Тунисе вас никто защитить не сможет. Вы рискуете попасть в руки язычников.— Я отлично переношу морские путешествия. Вы — его друг, дон Роджер, и поэтому я прошу вас, объясните ему положение, в котором я оказалось. Я не могу ехать в Америку. Мой отец откажется от меня. Нравится мне это или нет, но я должна следовать за вами, каковы бы ни были последствия. Мне все равно, останетесь ли вы в Тунисе, или уйдете в море.На Джона было жалко смотреть. Сегодня он нарядился в костюм из желтого атласа с голубыми вставками и сейчас его вконец расстроенное и смущенное лицо представляло разительный контраст с яркими цветами пышного одеяния. Он с молчаливой мольбой обернулся ко мне.— Но ведь мы англичане, а вы — испанка, — продолжал настаивать я. — Подумали вы о том, как трудно будет вам находиться на одном корабле с врагами вашей страны?— Я не жду ни счастья, ни безмятежного покоя, — ответила она.Потом, помолчав немного добавила тихо, но взволнованно.— Поймите, я никак не могу остаться здесь. Оглянитесь и вы поймете причину. Посмотрите как все они смотрят на нас. Мои соотечественники не разговаривают со мной уже много дней. Когда я прохожу мимо, женщины демонстративно подбирают юбки и отворачиваются, а в глазах мужчин я читаю презрение. Они знают. Время не властно над чувствами моих соотечественников, если речь идет о ненависти. Она становится лишь глубже. Теперь понимаете?Достаточно было лишь одного взгляда на наших пленников, стоявших вдоль перил одной из верхних палуб, чтобы убедиться в ее правоте. Они стояли неподвижно, будто манекены. Губы их были плотно сжаты, черные глаза мрачно сверкали. В их абсолютном молчании было что-то неестественное. В нем ощущалось больше ненависти, чем в потоке ругани и оскорблений, который они могли бы вылить на нее.Изящным движением Джон снял шляпу и широко взмахнул ею так, что огромный голубой плюмаж из страусиных перьев коснулся палубы.— Я буду счастлив взять вас с собой, донна Кристина, — произнес он.Больше нам на корабле делать было нечего. Джон первым спускался по веревочной лестнице в шлюпку. За ним следовала девушка. Движения ее были легки и изящны. Прежде чем начать спускаться, я взглянул наверх и с удивлением увидел, что группа пленников на верхней палубе не двинулась с места. Внезапно чей-то голос полный долго сдерживаемой ненависти выкрикнул.— Английские собаки!И тут словно плотину прорвало. На нас обрушился поток ругательств и проклятий, при этом испанцы бешено жестикулировали. Часть этой хулы предназначалась нам, но основная доля безусловно была адресована девушке. Чаще всего повторялось одно слово, и я понял, что той ночью у дверей каюты Джона я не ошибся.Мы рассаживались в шлюпке. Джон усмехнулся.— Не смогли больше сдерживаться.Он уселся на корме с донной Кристиной. Даже не оглядываясь назад, я знал, что он держит ее за руку. Джоралемон Сноуд сел рядом со мной. На его длинном худом лице застыло выражение крайнего неодобрения.— Должно быть совсем сошел с ума! — прошептал он мне на ухо, — жениться он на ней собирается, что ли? Большой бедой все это обернется, попомни мои слова, Роджер. Околдовала она его своими черными глазищами!— Если уж кто-нибудь повинен в колдовстве, так это Джон, — коротко ответил я.На следующее утро я проснулся на рассвете с радостью ощущая под ногами палубу «Королевы Бесс». Джон задумчиво мерил верхнюю палубу крупными шагами. Он был в шлеме и нагруднике. При каждом шаге длинная шпага била его по икрам.— Знаешь, Роджер, — обратился он ко мне, — всякий раз, когда я вынужден зайти в этот порт, настроение у меня — хуже некуда. Бей Туниса — человек на редкость хитрый и коварный. Он заверяет меня в дружбе, но я вижу его насквозь. Мягко стелет, да жестко спать. Я могу использовать гавань Туниса как базу и вести боевые действия против испанцев, но за это должен обучать его подданных плавать на таких вот кораблях как наш и пользоваться квадратными парусами. Таким образом я вынужден обучать этих неверных собак как воевать против флотов христианских держав. Мне это как нож острый, но иного выхода у нас нет. Все порты цивилизованных стран для нас закрыты. Домой в Англию я идти не могу. Постоянно крейсировать в открытом море мы тоже не можем. Видишь, в каком трудном мы положении? Нам нужно достаточно времени, для того, чтобы очистить корпус и днище судна от наросших на них водорослей и моллюсков. Мы должны быть в полной боевой готовности, ведь впереди нас ждут суровые испытания. Именно об этом мы и должны в первую очередь думать.— Я слышал, что в Тунисе находится множество христиан, отрекшихся от своей веры и принявших ислам. Если ты откажешься, бей наймет их, чтобы обучать своих моряков.— Верно, — ответил Джон. — И это немного смягчает угрызения совести. Но дело не только в этом. В свое время этот мерзавец пролил немало крови и должно быть полагает, что английские моряки могут пригодиться ему в случае серьезной опасности. Кроме того он очень честолюбив и хочет, чтобы Тунис стал самым важным портом на всем африканском побережье. Так или иначе, но мы ему очень нужны, и потому вполне можем использовать в нашей игре. Тем более, что и он нам нужен не меньше.Джон остановился и указал прямо вперед, где на зеленой береговой линии выделялась белая колонна.— Гулетта, — произнес он. — Тебе будет на что посмотреть сегодня, Роджер. Холм Сиди— бу— Саид был свидетелем событий, которые оказали влияние на ход мировой истории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77