— Я слышал, что вы часто видитесь. Или это не так?
— Так.
— Тогда пусть приходит. — В голосе президента прозвучала категоричность приказа.
— Как я выгляжу? — несколько возбужденно спросила Беатрис, когда Котяра завернул машину на территорию дворца.
— Ты будешь там самой очаровательной женщиной.
Машина остановилась, охранник раскрыл дверцу. Я выбрался первым и помог выйти Беатрис. Ее фигура в длинном темном платье была само совершенство.
Я ободряюще улыбнулся ей, когда дворецкий объявил о нашем прибытии, и все же ее рука судорожно стискивала мою, пока мы шли по просторному залу для рисования, где президент решил устроить вечеринку. Гости смолкли и, не отрываясь, глядели на нас. На лицах их было написано удивление по поводу встречи, которую президент оказывал дочери своего злейшего врага.
Президент был одет в простой, без всяких орденов, мундир голубого цвета. Молодыми в его облике остались только взгляд и походка. Он пересек комнату и подошел к нам. Бережно взял руку Беатрис, поднес ее к губам. Беатрис сделала реверанс.
— Вы стали еще очаровательней, чем были в детстве, — с улыбкой произнес он.
— Благодарю вас, ваше превосходительство. Из угла комнаты, где сидел небольшой оркестр, раздались звуки музыки.
— Вы появились как раз вовремя, — продолжал президент, со старомодной учтивостью отвешивая поклон в мою сторону:
— Вы позволите мне один танец с вашей дамой?
Я поклонился в ответ и некоторое время следил взглядом за ними, кружащимися в медленном вальсе. Затем направился к бару.
— Виски с содовой, пожалуйста.
— В чем дело, Дакс? — Рядом стоял Джордж Болдуин. — Не верю своим глазам. Старик танцует с дочерью заклятого врага?
Я пожал плечами.
— Он враждует с отцом, а не с дочерью.
— Это звучит как цитата, — проницательно заметил Джордж.
— Это цитата и есть. — Я отпил из высокого стакана.
— Что же за нею кроется?
— Этого я не знаю. Может, он хочет показать, что вовсе не чудовище, каким вы привыкли его представлять.
— Нет, тут что-то другое, — улыбнулся Джордж. — Что-то поважнее. Когда это его беспокоило, что о нем думают?
Взрыв хохота раздался со стороны парадной лестницы. Головы присутствующих повернулись как по команде. На верхней ступеньке стояла Ампаро в белом платье, слегка покачиваясь и глядя на нас сверху вниз. Молоденький офицер в капитанских погонах пытался поймать ее руку, но Ампаро в гневе вырывала ее. Музыка смолкла.
— Давайте, давайте! Не останавливайтесь! — прокричала она и начала неуверенно спускаться. — В конце концов, почему бы и мне не повеселиться вместе с вами?
Посмотрев на замершие пары, я остановил свой взгляд на президенте и заметил, что в глазах его сверкает неприкрытая ярость. Радом с ним стояла Беатрис, бледная и испуганная. Мне захотелось подойти к ней, однако вместо этого я направился к лестнице.
— Ампаро, — обратился я к ней, беря за руку, чтобы успокоить. Затем склонился и поцеловал ее руку. — Я очень рад тебя видеть.
— Дакс, — запинаясь произнесла она. Расширившиеся зрачки ее темных глаз блестели. — Дакс.
Вновь заиграла музыка, и я повел ее к танцующим. Мне приходилось крепко держать ее, чтобы она не споткнулась. Движения ее были несогласованными, неловкими и какими-то разболтанными, небрежными. Усталым движением она положила голову мне на грудь и закрыла глаза.
— Дакс, — прошептала она, неожиданно вздрогнув. — Я боюсь.
— Не бойся, — попытался ободрить её я. — Теперь ты в безопасности.
— Нет, — опять-таки шепотом ответила она. — Я не должна была приходить. Он не велел мне.
— Но теперь ты уже все равно здесь, и все будет в порядке. Вот увидишь.
Танец закончился, и я отвел ее в сторону.
— Пойдем, я принесу тебе чего-нибудь выпить. Она вцепилась в мою руку.
— Нет! — в голосе послышались истерические нотки. — Не уходи от меня!
Я проследил за ее взглядом: к нам приближался президент под руку с Беатрис, черты его лица были непроницаемы.
— Папа, — пролепетала Ампаро, будто маленькая девочка, спрашивавшая у своего отца одобрения.
Ничего не ответив, он склонился и поцеловал дочь в щеку.
— Мне так хотелось прийти, папа, — сказала она тем же жалобным голосом.
Несколько мгновений президент не сводил с нее глаз, а затем медленно наклонил голову. Посмотрел на Беатрис, на меня.
— Будьте добры извинить нас. Беатрис кивнула, я отвесил поклон.
— Пойдем, Ампаро, — властно сказал он и, повернувшись к ней спиной, зашагал прочь.
Ампаро двинулась следом, словно под гипнозом. Вдруг президент остановился и повернулся к Беатрис.
— Я чуть не забыл поблагодарить вас за танец, сеньора.
Еще один реверанс.
Президент взял дочь за руку и повел ее в угол комнаты. Гости незаметно переместились в противоположную сторону, давая им возможность поговорить без помех. Беатрис посмотрела на меня, щеки ее были по-прежнему бледны.
— Его дочь больна, — с сочувствием в голосе сказала она.
— Да, — согласился я, не сводя с них взгляда.
Я-то знал, что это была не просто болезнь. Симптомы этого заболевания были мне хорошо известны. Слишком часто приходилось мне наблюдать их у тех, кто искал спасения в бегстве от действительности. Героин сделал Ампаро наркоманкой.
Теперь я понял, почему в ее комнате стоит вечный полумрак, — чтобы не было заметно следов уколов на руках.
После непродолжительного разговора Ампаро, похоже, несколько успокоилась, и президент рука об руку с нею провел нас в столовую. За столом он усадил дочь на место хозяйки. Ее нервозность прошла, и вскоре Ампаро выглядела почти так же, как в прежние годы. Длинные белокурые волосы, белое платье с рукавами, доходящими почти до пальцев, прекрасно оттеняли ее экзотичную диковатую красоту.
Когда принесли кофе, президент, прочистив горло, поднялся. За столом наступила тишина, взгляды всех были прикованы к его лицу. На губах президента появилась кроткая, едва ли не смущенная улыбка.
— Всем вам, наверное, не терпится узнать, с чего это я, давно забыв о развлечениях, решил устроить небольшой прием. — Не ожидая со стороны слушателей реплик, он продолжал:
— Я организовал этот праздник в честь своего верного старого друга, чей отец был для меня не меньшим другом и большим патриотом. Я испытываю огромное удовольствие, сообщая вам о том, что с сей минуты его превосходительство сеньор Диогенес Алехандро Ксенос назначается министром иностранных дел и представителем нашей страны в Организации Объединенных Наций.
Раздались аплодисменты, и я почувствовал в своей руке мягкую и теплую руку Беатрис. Взгляды гостей устремились ко мне, однако, заметив, что президент поднял руку, я остался сидеть.
— Мое решение назначить на два этих важнейших поста одного человека свидетельствует о высочайшей оценке его качеств, равно как и о той серьезности, с которой я отношусь к ООН.
Вновь аплодисменты, и вновь президент поднимает руку.
— В это неспокойное для Кортегуа и для всего мира время нет более важной задачи, чем убедительно продемонстрировать наше искреннее стремление к миру и единству в пределах наших собственных границ. И чтобы подчеркнуть незыблемость этой позиции, я хочу обратиться ко всем тем, кто выступает против такой политики. Объявляю полную и всеобщую политическую амнистию, без всяких ограничений. Приглашаю всех своих оппонентов принять участие в свободных выборах, которые состоятся в самом ближайшем будущем. А чтобы уверить сомневающихся, я слагаю с себя полномочия Верховного судьи Суда по политическим делам и передаю их его превосходительству сеньору Ксеносу.
И опять овация. Я заметил, что Джордж Болдуин, сидевший рядом с президентом, бросил на меня скептический взгляд. Я понял, чем он вызван: видимо, Болдуин был уверен в том, что мне обо всем этом было давно известно.
Но президент еще не закончил.
— Я повторяю свое приглашение, — сказал он и посмотрел в самый конец длинного стола, на меня, хотя было ясно, что слова эти предназначались для ушей Беатрис. — Выйдите вперед открыто все те, кто хочет своими речами или оружием разделить нашу многострадальную родину. Доверьте свои жизни не мне, но сеньору Ксеносу. Давайте будем вместе работать ради счастья и процветания нашей страны.
Он сел. От аплодисментов заложило уши. Головы присутствовавших повернулись ко мне. Президент продолжал улыбаться своей кроткой улыбкой. Он сделал мне знак, и я поднялся во вновь наступившей тишине.
Видя обращенные ко мне лица, я понял, что то, что я произнесу сейчас, завтра прочтет и услышит весь мир. Я начал медленно, тщательно подбирая слова:
— Испытывая понятное чувство смущения от той огромной чести, которой меня наградили столь неожиданно, я не могу быть многословным. — Я сделал паузу, раздалось несколько хлопков, и снова по залу разлилась тишина. — Позволю себе добавить только одно. Все вы были свидетелями данного обещания.
Я смотрел на сидевших за столом людей. Никто из них не проронил ни звука, пока я вглядывался в лицо президента. Оно представляло собой маску, лишь глаза поблескивали, и мне показалось, что в углах губ он прятал ироническую улыбку. Через мгновение я заговорил снова.
— Я приложу все свои силы к тому, чтобы это обещание было выполнено.
Я сел. Пораженные гости не решались хлопать до тех пор, пока президент не вдохновил их личным примером. В соседней комнате заиграла музыка, и он поднялся. Все повскакали с мест, устремляясь за ним.
Джордж Болдуин оказался в конце цепочки, выстроившейся, чтобы поздравить меня. Вскоре мы остались одни, и он вперил в меня свой по-прежнему сомневающийся взгляд.
— Старик говорил серьезно?
— Ты слышал, что он сказал, — невозмутимо ответил я.
— Я слышал тебя, — возразил он. — Ты говорил серьезно.
Я молчал.
— Если это был один из очередных его фокусов, то теперь я не дал бы за твою жизнь и двух центов. Я молча смотрел на него.
— Старый сукин сын, — с брезгливым восхищением проговорил Джордж. — И опять ему все удалось. До этого вечера я был твердо убежден в том, что у Кортегуа нет никаких шансов на получение займа от Америки. Теперь же Вашингтон, я уверен, отнесется к такой просьбе совершенно иначе.
7
В молчании сидели мы на заднем сиденье, пока Котяра по темным улицам вел машину к дому Беатрис. Я закурил сигару и посмотрел в окно. Дома, окружавшие университет, где когда-то ее отец-профессор читал свои лекции, выглядели довольно прилично. Беатрис жила в одном из них с самого рождения. Это был не совсем особняк, однако он все же довольно далеко отстоял от улицы, да к тому же его еще отделяла деревянная ограда, по верху которой вились цветы.
Машина остановилась, я выбрался наружу, помог выйти Беатрис.
— Провожу тебя до дверей.
Она не ответила, торопливой походкой пройдя в ворота. Следом за ней я поднялся по ступеням невысокого крыльца. Она повернулась ко мне. Я взял ее руку, чуть подался вперед, чтобы поцеловать.
— Нет. — Она отвернулась. Я посмотрел на нее.
В падавшем из окна свете глаза ее показались еще более темными.
— Я не могу больше с тобой видеться, — сказала она. — Все оборачивается именно так, как мне говорили, — из тебя сделали приманку для меня и моего отца.
— Говорили? Кто?
Беатрис избегала моего взгляда.
— Друзья.
— Друзья? Или те, кто заставил тебя и твоего отца служить их интересам?
— Это не имеет значения. Я не собираюсь говорить с тобой о политике.
— Хорошо. — Резким движением я привлек Беатрис к себе. Она напряглась, но не оказала никакого сопротивления. — Я неприятен тебе из-за политических разногласий.
— Позволь мне уйти. — Губы ее едва двигались.
Я поцеловал ее, и на мгновение мне показалось, что таящееся в ее груди тепло вот-вот выйдет наружу, но тут она проговорила шепотом, почти касаясь моих губ своими:
— Отпусти меня, не стоит принимать меня за одну из своих шлюх.
Я разжал руки. Ее широко раскрытые глаза мерцали.
— Твои друзья хорошо справились со своей работой, — с горечью сказал я. — Они командуют тобою не только в политике, но и в любви.
— Мой друзья исходят из самых высоких побуждений, — ответила она не совсем уверенно. — О твоих женщинах всем известно. Они не хотят, чтобы я страдала.
— Ваше превосходительство! Берегитесь! — донесся из-за автомобиля крик Котяры.
Я пригнулся, кожей ощутив, что в кустах сбоку от дома кто-то есть, и одновременно толкая рукой Беатрис вниз, на землю. Тут же раздался хлопок выстрела из пистолета с глушителем, за ним послышались быстрые удаляющиеся шаги, и, наконец, через ворота вбежал запыхавшийся Котяра, сразу бросившийся к кустам.
Выпрямившись, я хотел было присоединиться к нему, но не успел.
— Нет смысла, — крикнул мне Котяра. — В темноте мы никого не найдем.
Я бросил взгляд через лужайку позади дома.
— Хорошо еще, что успел предупредить тебя.
— Спасибо тебе, Котяра. По-видимому, ты спас мне жизнь.
— Очень жаль, — с грустью, за которой скрывался смех, протянул он. — Все оборвалось на самом интересном месте.
Я молча посмотрел на него и вернулся к Беатрис. Она только поднималась с земли, я помог ей встать. Ее прекрасные глаза были полны страха.
— Ты не ушиблась? Она кивнула.
— Я... Наверное, нет. — Она не сводила с меня взгляда. — Кто это был?
— Кто же еще, насмешливо ответил я, — как не твои друзья, которые, исходя из самых высоких побуждений, пришли сюда, чтобы убить меня. Естественно, если бы случайно пострадала ты, им было бы ужасно жаль.
Глаза Беатрис наполнились слезами.
— Я не знаю, что и думать.
Дверь позади нас раскрылась, и женщина в халате, без сомнения служанка, осторожно высунула наружу голову.
— В чем дело? Что случилось?
— Ничего. Я сию минуту войду. Отправляйся спать. Дверь закрылась, и Беатрис повернулась ко мне.
— Дакс, — рука ее прикоснулась к моей. Почувствовав внезапный прилив злости, я не заметил этого ее движения.
— Прошу извинить, но в том мире, где я живу, только дети не знают, что им думать. Они нуждаются в подсказке. А мужчины и женщины должны думать сами.
Повернувшись, я направился к машине. Котяра уже сидел за рулем.
— Подвинься, — сказал я ему грубо и тут же резко взял с места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102