— Мне бы очень хотелось, но не смогу.
— О, дорогой, я так расстроена!
Дакс засмеялся, уловив фальшь в ее голосе. Ведь она была достаточно хорошей актрисой, чтобы придавать своему голосу нужное звучание.
— Нет, ты не расстроена, потому что сможешь снова завалиться спать, а ты только об этом и мечтаешь. Жизель засмеялась.
— Тогда пообедаем вечером?
— Да, но в полночь мне придется уйти. У меня назначена еще одна встреча.
— В полночь?
— Да.
В голосе Жизель прозвучала ревность, на этот раз она уже не притворялась.
— С другой женщиной?
— Нет, откуда она возьмется? Ты не оставляешь мне времени, чтобы найти другую женщину.
— Когда ты в полночь уйдешь от меня, у тебя не останется сил на другую женщину.
— Это угроза или обещание?
— Не шути со мной, — сказала Жизель. — Я страшно ревнивая.
— Отлично. Ты лучше всех.
Сергей стоял перед входом в отель «Роял Палас». Он как-то поблек после того, как его заняли немцы. Распахнув двери, он прошел в вестибюль. Ему сразу бросилось в глаза, что со стенки над стойкой портье исчезла картина.
Немецкий унтер-офицер с уважением посмотрел на дорогой костюм Сергея.
— Слушаю вас?
— Я к полковнику Никовичу.
— Вам назначено? Полковник очень занят.
— Меня он примет. Передайте ему, что пришел его сын.
Унтер-офицер снял телефонную трубку, и через несколько минут Сергея проводили в кабинет на втором этаже. Остановившись на мгновение перед дверью с табличкой, на которой была написана его фамилия, Сергей открыл дверь. Он привычно замер, как всегда при виде отца, каждый раз изумляясь его росту и природной стати. Отец выскочил из-за стола и чуть не раздавил сына в могучих объятьях, крепко прижав к груди.
— Сергей, Сергей, — снова и снова повторял он, не в силах сдержать слезы. — Сергей!
Сергей, вглядевшись в отца, заметил новые морщинки и появившуюся седину.
— Ну как ты, папа?
— Теперь все хорошо, — ответил граф и, вернувшись за свой стол, закурил длинную русскую папиросу. — Ты отлично выглядишь. Как твоя жена?
— Она вернулась в Америку.
Граф пристально посмотрел на сына.
— И Анастасию взяла с собой? Сергей покачал головой.
— Нет, Анастасия осталась со мной.
— Как девочка?
— Поправляется потихоньку, на это нужно время.
— Твоя жена вернется? — прямо спросил граф.
— Не думаю.
Наступила неловкая пауза, Сергей оглядел комнату.
— Отличный кабинет.
— Я сюда не рвался, но в Генеральном штабе меня считают знатоком Парижа, поэтому я здесь. Сергей рассмеялся.
— А ты уехал из Парижа, думая, что тебя отправят в Россию!
Отца это не рассмешило.
— Все армии одинаковы, но мы еще будем в России.
— Но ведь Германия подписала со Сталиным пакт о ненападении.
Граф понизил голос.
— Фюрер заключил много пактов, но ни один из них не выполнил. Он достаточно умен, чтобы не воевать сразу на два фронта. Вот покончим с Англией, тогда увидишь.
— И ты действительно веришь в это? Отец внимательно посмотрел на Сергея.
— Человек должен во что-то верить. — Он замял папиросу в пепельнице. — После того, как я покинул Россию, верить уже было не во что, наш мир погиб, был втоптан в грязь сапогами большевиков.
— А почему ты думаешь, что Гитлер позволит снова возродить этот мир? Зачем ему нужен еще какой-то мир, кроме его собственного? — Сергей подошел к окну и посмотрел на улицу. — Не думаю, что он допустит это, папа. У него сейчас власти больше, чем у любого царя, так зачем ему делиться с кем-то хотя бы ее частью?
Отец не ответил, он тоже подошел к окну и встал рядом с Сергеем. Так они и стояли молча, глядя в окно.
— Когда я был еще совсем мальчишкой, твой дед раз в год привозил меня в Париж и говорил, что это обязательно для каждого благородного отпрыска. Учиться жизни надо в Париже Я помню, как мы с ним стояли у окна вот этого самого отеля и смотрели на улицы, на хорошеньких кокоток, на шикарные экипажи. А ночи, кутежи! — Граф помолчал немного, потом продолжил:
— А когда я очутился здесь после революции, владелец отеля, очень любивший моего отца, сжалился надо мной и дал мне работу швейцара. Заходя в отель, он всегда останавливался около меня, и мы говорили, вспоминая старые дни. Иногда я смотрел на окна отеля и думал, смогу ли я снова когда-нибудь попасть в его номера, вместо того чтобы мерзнуть под снегом и мокнуть под дождем. И вот все вернулось, я снова здесь.
— Но ведь теперь все по-другому.
— Что ты имеешь в виду?
— Где люди? Где хорошенькие кокотки, смех и веселье? Это уже не Париж. — Сергей отошел от окна. — Даже здесь все по-другому. Это был прекрасный номер, а посмотри на него теперь. И где владелец отеля? Что с ним случилось? Он был еврей?
Отец промолчал. Вернулся за стол и тяжело опустился в кресло.
— Не знаю. Я солдат, а не политик и не вмешиваюсь в то, что меня не касается.
— Но ведь владелец был так добр, что помог тебе, когда ты нуждался в помощи. Ты же сам сказал. Граф посмотрел на сына.
— С каких это пор ты стал так заботиться о евреях?
— Я забочусь не о евреях, а о Париже. В Париже больше не смеются, наверное, евреи унесли с собой смех. Граф снова посмотрел на сына.
— Зачем ты приехал?
— По делам. Я представляю швейцарский банк и стараюсь установить контакты с некоторыми из его клиентов.
— С евреями?
— Да, некоторые из них евреи.
Граф помолчат некоторое время, потом заговорил, тяжело выговаривая слова:
— Мне надо было догадаться. Впервые в жизни у тебя приличная работа, так и тут ты умудрился связаться не с теми людьми.
Каролине было холодно, ей еще никогда в жизни не было так холодно. Она подошла к двери тесной камеры и ухватилась за прутья решетки. Надзирательница, сидевшая в коридоре, посмотрела на нее.
— Когда они вернут мою одежду? Я замерзла. Надзирательница равнодушно скользнула по ней взглядом, и Каролина подумала, что она, должно быть, не понимает по-французски. Она медленно повторила свой вопрос по-немецки.
— Не знаю, — ответила надзирательница.
В коридоре послышались шаги, и надзирательница вскочила. Раздался мужской голос, но самого говорящего Каролине не было видно.
— В какой камере фройлен Каролина де Койн?
— В тридцать второй.
— Откройте.
Надзирательница подошла к двери и стала перебирать ключи. Найдя, наконец, нужный, она отомкнула стальную дверь. Каролина отскочила в угол, а надзирательница отступила в сторону, пропуская в камеру мужчину.
Он был вынужден пригнуться, чтобы пройти в низкую дверь. Медленно выпрямившись, он ногой захлопнул дверь. Легкая усмешка появилась на его лице, когда он увидел Каролину, пытающуюся руками прикрыть свою наготу.
— Не беспокойтесь, — сказал мужчина по-французски. — Считайте, что я доктор.
— Кто вы?
Он улыбнулся, как бы наслаждаясь страхом, прозвучавшим в голосе Каролины.
— Или будет даже лучше, если вы будете считать меня священником. Понимаете, я в некотором роде духовник, и именно мне вы поведаете все свои секреты, все те маленькие тайны, о которых никому не рассказывали.
Каролина почувствовала, что дрожит, но в этот раз не от холода, а от страха.
— У меня нет никаких секретов, — прошептала она. — Я рассказала всю правду, я ничего не знаю о моем брате.
Мужчина недоверчиво покачал головой.
— Прошу вас, пожалуйста, поверьте мне. — Каролина опустила взгляд, ей вдруг стало стыдно за свою наготу, и она заплакала. Опустившись на пол, она закрыла лицо руками. — О, Боже! Что я должна сделать, чтобы вы поверили мне?
Сквозь пальцы она увидела, что блестящие коричневые ботинки находятся теперь совсем рядом. Голос мужчины раздался прямо над ней.
— Скажи мне правду.
— Но я же сказала... — Слова застряли у нее в горле, когда она подняла голову. Ширинка у мужчины была расстегнута, и перед самым ее лицом торчал его набухший член.
18
— У тебя такой загадочный вид, — сказала Жизель, когда Дакс поднялся из-за стола. — Куда ты идешь?
Дакс отвернулся от зеркала, перед которым поправлял галстук, и лицо его озарилось улыбкой.
— Ты не поверишь, но я иду на встречу со старым другом.
— Со старым другом? — недоверчиво переспросила Жизель. — В этот час? Но куда? В такое время открыты только бордели.
— Ты угадала.
— В бордель? — Жизель начала злиться. — И ты хочешь, чтобы я поверила тебе?
— Я же сказал, что ты не поверишь.
— И ты идешь на встречу со старым другом, просто чтобы поговорить? И все?
— Это не мужчина, а женщина.
— Если бы я была уверена, что это правда, — сказала Жизель, бросая на него гневный взгляд, — я бы убила тебя.
Дакс вернулся к столу, поцеловал ее сначала в щеку, а потом попытался поцеловать в губы, но она отвернулась. Дакс рассмеялся.
— А ты начинаешь ревновать. Это делает тебя еще прекрасней.
— Убирайся! — сердито сказала Жизель. — Убирайся в свой бордель. Желаю тебе подхватить триппер.
Дакс подошел к двери, но голос Жизель остановил его.
— Ты вернешься после того, как закончишь дела?
— Но, возможно, будет уже поздно. Я могу задержаться до утра.
— Это меня не волнует. Во сколько бы ни закончил, возвращайся не домой, а сюда.
Дакс посмотрел на нее и кивнул.
— Дакс, ты ведь будешь осторожен, да? Он улыбнулся.
— Конечно.
Дакс спустился по лестнице, консьержка открыла ему дверь. На улице его поджидал Котяра.
— Что ты тут делаешь? — спросил Дакс. Котяра ухмыльнулся.
— Не думаешь ли ты, что я пущу тебя одного к мадам Бланшетт? У нее всегда были самые хорошенькие девочки в Париже, и я не могу упустить свой шанс.
После того, как служанка открыла дверь и приняла у них шляпы и плащи, в прихожей появилась сама мадам Бланшетт.
— Мсье Ксенос, очень любезно с вашей стороны, что вы посетили нас. Давненько вы у нас не были.
— Да, много воды утекло с тех пор.
— Пойдемте в зал, — сказала мадам, беря его под руку. — У нас сегодня очень необычное представление, вы увидите, чего лишали себя, не появляясь у нас. — Она понизила голос до шепота. — После представления уйдете с метиской и ни с кем другим. Вы прекрасно выглядите, — произнесла мадам Бланшетт уже обычным тоном.
Дакс улыбнулся.
— А вы, мадам, стали еще прекрасней со времени моей первой ночи в Париже.
— О-ля-ля, вы преуспели в галантности.
Они вошли в зал, где в углу играл оркестр из трех музыкантов и повсюду были живописно расставлены диваны, столики и кресла, что создавало впечатление интимности.
Когда они вошли, разговоры на мгновение стихли и все взоры обратились к Даксу, который, в свою очередь, оглядел присутствующих. В зале было около двадцати мужчин, причем в пятнадцати из них Дакс безошибочно определил немецких офицеров, несмотря на то, что все они были в штатском. Разговоры возобновились, и мадам Бланшетт подвела Дакса к небольшой софе в центре зала. Они сели, и официант наполнил их бокалы шампанским. Дакс поднял свой бокал.
— Ваше здоровье, мадам.
— Благодарю, мсье, ваше здоровье. Они выпили.
— Здесь много немецких офицеров, — понизив голос сказал Дакс, — но все они не в форме.
— Я не позволяю приходить сюда в форме. Это место для развлечений, и война должна оставаться на улице.
Когда в зале появились девушки, разговоры стихли, уступив место щелканью каблуков, поклонам, поцелуям рук. Немцы старались выглядеть галантными, но были чересчур скованы, что выдавало в них военных. Они так кичились своей ролью победителей, что не могли преуспеть в роли кавалеров.
Дакс поднялся, когда к их столику подошла девушка. Она была небольшого роста, с блестящими зелеными глазами и едва заметными азиатскими чертами. Длинные черные волосы обрамляли ее личико цвета становой кости.
— Мадмуазель Дениз, мсье Ксенос. Девушка протянула руку.
— Очень приятно, мсье. Дакс поцеловал ей руку.
— И мне, мадмуазель Дениз.
Девушка опустилась рядом с ним на софу. Мадам Бланшетт громко хлопнула в ладоши, и свет моментально померк. Несколько секунд зал был погружен в полную темноту, затем в центре его зажгли большой подсвечник.
На танцевальной площадке находились двое мужчин и три девушки, все они были обнажены, их руки и ноги причудливо переплелись. Сначала Даксу бросилась в глаза только красота стройных тел, но потом он понял, что они слились в сексуальном экстазе. Из угла зала послышалась барабанная дробь, она все нарастала и нарастала, и вот, наконец, этот фантастический клубок тел пришел в движение,
Сам того не замечая, Дакс пришел в возбуждение, для него не имело значения, была ли изображаемая страсть настоящей или просто имитацией. У него заныло в паху. Девушка коснулась его, но он не заметил прикосновения, захваченный эротическим зрелищем.
И когда томление стало почти невыносимым, зал снова погрузился в темноту и молчание. Зажегся свет, девушка отдернула руку. Дакс зажмурился.
То же самое испытали, по-видимому, все мужчины в зале, и теперь они возвращались из мира грез в реальность, не смея поднять друг на друга глаза.
Мадам Бланшетт встала.
— Господа, — сказала она с легкой улыбкой, — полагаю, что вы получили наслаждение от нашего маленького спектакля. — Держа улыбку, она подождала, пока смолкнут аплодисменты. — А теперь я оставляю вас развлекаться.
Величественно, словно королева, покидая своих подданных, она вышла из зала. Дверь за ней закрылась, и в зале возникло оживление.
Дакс посмотрел на девушку.
— Пойдем?
Она кивнула.
Поднявшись с софы, девушка взяла его под руку, и они направились к выходу, но в этот момент позади них раздался голос:
— Герр Ксенос? Дакс обернулся.
— Генерал Фельдер? Генерал улыбнулся.
— Не знал, что вам известно это место. Дакс улыбнулся в ответ.
— Как же я могу его не знать? Вот уже много лет оно находится на одной улице с нашим консульством.
— Выпьете с нами?
— Нет, спасибо, в другой раз.
— А-а, играет горячая южноамериканская кровь. Не можете ждать, — сказал генерал. Дакс промолчал. Генерал понизил голос.
— Но я вас понимаю, эти развращенные французы знают, как возбуждать чувства, не так ли? Дакс кивнул.
— Кстати, — продолжал генерал, — примите, пожалуйста, мои извинения за беспокойство, которое доставили вам мои подчиненные. Вы же понимаете, служебное рвение, присущее молодости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102