Вся остальная территория была погружена во мрак. С Афанасием они столкнулись на лестнице. Лешке повезло, он успел отскочить в сторону и вжаться в стену в полуметре от входной двери.С одиноким Петром Казарин-старший разобрался быстро. Помог все тот же камень-неваляшка, спрятанный в рукаве. Петру достаточно было на секунду отвести глаза, как послышался свист… Удар пришелся в висок, и, захрипев, Петр завалился набок.– Аннушка, ты просто умница, – произнес Владимир, после чего взялся за бок и поморщился, – больно… сволочь…В этот момент скрипнула дверь и в темном проеме показалась фигура в монашеском одеянии. И снова послышался свист камня-выручалочки, но Афанасий ловко увернулся и вдруг произнес Лешкиным голосом:– Батя, так и убить можно…В эту же секунду на улице раздался взрыв…– Танька! – крикнул Лешка и стремглав выскочил наружу. За ним бросились Казарин-старший и Анна.Тани в соборе не было. Анна, Владимир Константинович и Лешка вновь выбежали наружу и остановились в нерешительности, лихорадочно соображая, куда двигаться дальше.И тут они увидели Татьяну, появившуюся из-за угла. Она, спотыкаясь, кинулась к мужу, уткнулась ему в грудь, и с ней началась истерика. Насмерть перепуганный, Лешка вначале убедился, что с женой все в порядке, и только затем, борясь с подступившим к горлу комком, спросил:– Это он?Татьяна кивнула и сквозь слезы начала сбивчиво бормотать:– Он. Приказал идти с ним вон до той башни, открыл дверь хода, ведущего куда-то вниз, попрощался, с иронией посоветовал продолжать изучать историю, особенно подземные ходы, и потребовал, чтобы через минуту я была далеко. А потом этот взрыв.– Так, дамы, вы остаетесь здесь, а мы с Лешкой – на место происшествия, – произнес молчавший до сих пор Казарин-старший и первым рванул в сторону стены.Внутри башни стояло облако пыли, а весь пол был завален грудой битого кирпича.– Узнаю почерк барона фон Шпеера, -• медленно произнес Владимир Константинович и, махнув рукой, направился к выходу.Когда Казарины увидели Анну и Таню, те мирно сидели на большом камне и о чем-то оживленно беседовали. Видно было, что контакт они наладили сразу. Татьяна успокоилась, и лишь красные глаза выдавали ее недавнее состояние. Подойдя к ним, Лешка нерешительно остановился, но ситуацию разрядил Владимир Константинович.– Думаю вас не нужно теперь представлять друг другу, – сказал он, лукаво взглянув на Лешку и Анну.– А я-то как рада, два Казариных на меня одну – это слишком, – шмыгнув носом, добавила Танька.Анна подошла к Алексею, посмотрела на него снизу вверх и вдруг провела рукой по его щеке.– Господи, какой же ты у меня огромный…Шапилин шел к машине, стоящей на знаменитом «уголке» возле Никольских ворот. Его лицо было серым от напряжения. За ним следовала охрана и несколько высокопоставленных офицеров НКВД. Один из них пытался что-то объяснить на ходу:– Петр Саввич, это рискованно. Казарин подвел всех. Предлагаю остановить поиски и начать служебное расследование.Шапилин распахнул дверцу.– Тогда начните это расследование с меня, полковник Энкавэдэшник тихо, но очень четко произнес:– Если понадобится…Шапилин замер, потом смерил наглеца презрительным взглядом, но ответить не успел.– Товарищ генерал! Товарищ генерал!!! Казарин звонил. Нашлась англичаночка!От подъезда Первого корпуса бежал адъютант. Шапи-лин расстегнул верхнюю пуговицу френча и победно глянул на энкавэдэшника:– Засунь свое расследование, полковник, знаешь куда?Проводив Владимира Константиновича и Татьяну, Алексей с Анной поднялись на стену, с которой были видны все окрестности и идущая к монастырю дорога. Алексей заботливо постелил на каменный выступ предусмотрительно подобранную сутану и усадил на нее мать. А она вес смотрела на дорогу, по которой удалялись две фигурки – присутствие в монастыре замначальника ГОНа и дочери Шапилина было совсем не обязательно, вернее, нежелательно.– Не волнуйтесь… не волнуйся, – тут же поправился Алексей. – Отец с Танькой через полтора часа будут уже в Москве. – Затем он посмотрел на часы и со знанием дела добавил: – Опергруппа приедет, думаю, побыстрее. В общем, у тебя есть минут сорок, чтобы рассказать мне, где же ты была все это время.Анна поправила волосы и на минуту задумалась. Перед ее глазами опять поплыли образы, которые она долгие годы гнала от себя, чтобы не сойти с ума от тоски. Она вновь окунулась в ненавистный двадцатый, который застал ее в Севастополе. Снова увидела нагруженный народом и тюками баркас, свое бледное с воспаленными глазами лицо, отражающееся в мутной воде, и много чего еще, о чем старалась забыть.– Ты остался в госпитале в городе, – наконец произнесла она глухим, не знакомым самой себе голосом. – Володя усадил меня в лодку и с верным человеком отправился за тобой. Лишь надежда, что вы успеете на последний пароход, заставила меня согласиться сесть в баркас. Впрочем, я мало что соображала в тот момент. Высокая температура сделала свое дело. А когда нас накрыло снарядом, все оборвалось в один миг. Это потом я узнала, что меня спас наш есаул.Лешка, не отрываясь, смотрел на мать.– Что было дальше?– Очнулась я только в Константинополе. О том, что красные захватили и расстреляли всех, кто пытался уплыть последним пароходом из Севастополя, мне долго не говорили. Как я выжила потом – не знаю. Те дни я не очень хорошо помню. Долгое время бросалась к любому, кто вырывался из России. Плакала, умоляла вспомнить мельчайшие детали: а вдруг? Но ничего. Долгие годы – ничего. Вот так я лишилась всего: мужа, сына, Родины… Только сердце обмануть нельзя.Анна потрепала сына по волосам.– Сколько писем я написала в Красный Крест. Все напрасно. Кто знал, что Татищевы теперь и не Татищевы вовсе. Потом, уже в Англии, я встретила Джеральда. Все как-то потихоньку наладилось. Боже мой, двадцать лет! А когда я тебя увидела там, на аэродроме, я думала, у меня сердце разорвется. Решила, что померещилось…Лешка улыбнулся:– А я, представляешь, до 41 -го слушал потрясающую историю: папа – красный командир, мама – красный комиссар. Правда, два года назад, благодаря Герману Степановичу, папину биографию мы подправили. А теперь вот и мамину…Алексей замолчал и посмотрел на мать. Анна хотела что-то сказать, но подходящих слов так и не нашла. Она отвернулась и, обхватив руками плечи, о чем-то задумалась. В глазах у нее стояли слезы. А Лешка вдруг взял ее ладонь и прижал к своему лбу. В этот момент, забыв обо всем на свете, он испытывал абсолютное счастье… Но тут внизу послышался шум мотора. К монастырю подъехал грузовик, и из него высыпал отряд милиционеров.Через пятнадцать минут они уже ходили по территории, стаскивая трупы под стену собора. А Лешка и Анна беседовали со старшим – майором богатырского телосложения.– Неужели, товарищ капитан, вы их один всех уложили? – задал, наконец, наиболее интересующий его вопрос майор.– Ну а кто, по-вашему?Майор восхищенно посмотрел на Казарина. Тот подбоченился.– Если бы вы знали, товарищ майор, сколько раз жизнь заложницы и моя висели на волоске, но… – Казарин сделал театральную паузу, скромно потупил глаза и продолжил: – Как видите, обошлось…– «Обошлось!» Нет, ну вы слышите, «обошлось!» Да тебя же качать надо, героя давать, черт возьми!Анна вдруг повернулась и отошла в сторону. Плечи ее вздрагивали.– Что, так переживает? – тихо спросил майор.– Угу.А Анна в этот момент еле сдерживала смех…На следующий день Алексей стоял на привычном месте в кабинете Шапилина и глядел в потолок.– Хоть кол на голове у тебя теши, – распекал зятя Петр Саввич, – а ты все свое. Неужели так сложно.– сначала сообщить, где в случае чего искать твое тело, а потом уже бежать под пули? А?! Чего молчишь, как сыч?– Я не молчу, – угрюмо ответил Казарин. – Я думаю, где это место в следующий раз будет.– Будем считать, что договорились. – Шапилин попытался скрыть улыбку. Затем вынул из стола большой конверт и протянул Алексею.– Петр Саввич, – нахмурился тот, – можно хоть день с семьей провести? Я жену обещал в ресторан сводить.– Разговорчики! Ты сначала ознакомься.Алексей нехотя открыл конверт, в котором лежала бумага, вся усеянная сургучными печатями и британскими вензелями. Он повертел ее в руках и вопросительно посмотрел на Шапилина.– Это тебе от англичан, – гордо пояснил Петр Саввич. – И ресторан, и отдых с семьей, и личная благодарность от посла их величества…Алексей почесал затылок:– А можно?– В таком виде – нельзя. А вот в таком… – Шапилин полез в стол и эффектным жестом вынул из ящика майорские погоны. – В таком будет в самый раз! Глава последняя В ресторане гостиницы «Аврора» было шумно и весело. За столом у окна сидели четверо: Лешка, Танька, Владимир Константинович и Анна. Было уже поздно, но они никак не могли наговориться. Самое ужасное, что все понимали – это их последняя встреча. Через два дня Анна и Джеральд улетали в Англию. И ничего поделать с этим было нельзя.– Я не представляю, как буду там без вас.В глазах Анны стояли слезы. На мокром месте были глаза и у захмелевшей Таньки.– А может быть, моему отцу все рассказать, он что-нибудь придумает?Владимир Константинович печально закачал головой.– Нет, Танюш, не те нынче времена. Ему ведь тоже тогда несдобровать.Танька вытерла салфеткой слезы. Заметив это, Владимир Константинович подмигнул:– Все устроится.– Господи, какие же вы у меня хорошие!Танька обвела всех любящим взглядом, и тут ее как пчела ужалила. Она поднялась и нетвердой походкой направилась к эстраде. Вальс закончился, и танцующие пары уже стали расходиться, когда неожиданно по залу разнесся ее голос:– Товарищи! Минутку внимания! Лешка почесал затылок:– Щас что-то будет…Таня наклонилась к уху старого музыканта, тот взял в руки гитару и стал тихо наигрывать под ее напевы. А через минуту на весь зал зазвучала песня «Александровский сад». И чем дальше пела Таня, тем больше начинала волноваться Анна… Опустел городской нашей юности сад,И летят за моря журавли.И кружит день и ночь золотой листопадНа краю этой вечной Земли.И в глазах у тебя неземная печальОт того, что от Солнца вдалиНашу жизнь и любовь так мучительно жальНа краю этой вечной Земли.В суету мелочей мы вернемся назад,Но прошу, ради нашей любви,Не забудь, как кружил золотой листопадНа краю этой вечной Земли. Оригинальный текст песни Сергея Трофимова:
Опустел городской, неухоженный сад,
И летят за моря журавли.
И кружит день и ночь золотой листопад
На краю этой вечной Земли.
И кружит день и ночь золотой листопад
На краю этой вечной Земли.
И в глазах у тебя неземная печаль
От того, что от Солнца вдали
Нашу жизнь и любовь так мучительно жаль
На краю этой вечной Земли.
Нашу жизнь и любовь так мучительно жаль
На краю этой вечной Земли.
И грешная душа рвется в небеса
Вслед за этим белым клином журавлиным.
В суету мелочей мы вернемся назад,
Но прошу, ради нашей любви,
Не забудь, как кружил золотой листопад
На краю этой вечной Земли.
Не забудь, как кружил золотой листопад
На краю этой вечной Земли.

Лешка не смотрел на мать. Он с нежностью глядел на поющую жену и поэтому не замечал, что Анна не отрывает взгляда от глаз отца. Наконец Лешка гордо бросил через плечо:– Это наша песня! Нам ее отец еще в детстве напел.– Это – моя песня, – тихо произнесла Анна.Сын в недоумении развернулся. Казарин-старший кивнул и грустно улыбнулся:– Автор этих строк – твоя мама…– …написавшая эту песню одному молоденькому офицеру, в которого по уши влюбилась в 16-м, – договорила Анна.Через два дня на Ходынском аэродроме Анна поднималась по трапу самолета. Рядом шел Джеральд, у трапа остались провожающие – сотрудники английского посольства. Анна остановилась и махнула всем рукой. Потом в последний раз украдкой взглянула на здание аэродрома. Справа от входа стояли три человека и делали вид, что все происходящее их не касается, – два офицера и хрупкая, красивая молодая женщина. Семья Казариных, ее семья…

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40