Все для ванной, ценник обалденный 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

– Павел, не пори чушь! Я за десять лет брака сыта ей по горло. Меня совершенно не волнует, откуда эти камни. О них кто-нибудь еще знает?Шумаков в ужасе замахал руками.– Что ты! Что ты!– Вот и славно. – Лидия Васильевна затушила папиросу и встала. – Значит, наконец-то заживем как люди.Шумаков с опаской смотрел на жену.– Нет-нет. И не думай.– Что «не думай»? Что?! – Лидия Васильевна сладко потянулась. – Я знаю человека, который поможет нам все это реализовать.Шумаков вскочил и зашипел:– Даже не думай. Если об этом кто-то узнает – меня размажут как клопа.Лидия Васильевна холодно посмотрела на мужа.– Поздно. Пяша. Поздно.– Что значит «поздно»?Внезапная мысль пронзила мозг Шумакова. Он подскочил к столу, дрожащими руками высыпал бриллианты и начал их пересчитывать.– Где?!! Где еще два камня?Лидия Васильевна поправила прическу и тихо проговорила:– Там, где им уже давно положено быть. Шумаков схватил жену за плечи и швырнул на диван.– Сволочь, стерва! Где два камня? Но Шумакова молчала.– Продала? Говори!…Он замахнулся на жену, но ударить так и не смог.– Чего тебе не хватало?! Я же тебя из дерьма вытащил. Или ты все забыла?!! Кто ты была? Кто?!! Шлюха нэпма-новская. А теперь? Жена ответственного работника. Живешь как королева – в Кремле. Хочешь – то, хочешь – это. Приемы, пайки, дача, автомобиль с шофером. Ты что, не понимаешь, что ты наделала?Вопреки его ожиданиям Лидия Васильевна не спасовала. Она поправила халат, расправила сбившиеся волосы и в тон мужу заговорила:– Кремль, говоришь? Пайки? Приемы?… Да я сыта по горло всем этим. Это разве жизнь? Мне тошно жить на подачки, которые не сегодня завтра у нас отнимут… «Живешь в Кремле»! Да мы уже давно живем в чюрьме. Ты что, Паша, не видишь, что происходит вокруг? Где все твои друзья-приятели? Скажи мне, где?! И тебя эта участь не минует. А я?! Что мне тогда делать? Мне – жене врага народа?Шумаков опять схватил жену за руку.– Ты дура! Ду-ра набитая!Потом вдруг выпрямился, задумчиво посмотрел куда-то за окно и медленно произнес-.– Я все это и без тебя знаю. А еще я знаю, что нам все равно из этого дерьма не вырваться. Но если меня сцапают с камнями, то жизнь наша будет еще короче, а смерть – вернее…– Да что ты все заладил: «сцапают, сцапают». Прямо как баба. Я сама все сделаю.– Ты?!!– Я! – Лидия Васильевна оттолкнула мужа. – Есть у меня человек… Я через него эти два камня продала.Шумаков исподлобья взглянул на жену:– Человек? Кто?– Какая тебе разница? Или ты ревнуешь?! Шумаков прищурил глаза, но ничего не ответил. Лидия Васильевна хмыкнула и вышла в соседнюю комнату, а через минуту вернулась с несколькими пачками денег и швырнула их на стол перед мужем. Вначале он тупо уставился на банкноты. Затем взял одну из пачек, повертел в руках и устало бросил ее на стол.– Мусор все это, – пробормотал он.– Это как посмотреть, Пашенька!– Как ни смотри – все едино. Вляпаемся – и конец. Мы ж мотыльки в его лапе.Шумаков кивнул на портрет Сталина.– Мотыльки, Паша, мотыльки. Но и они, маленькие, иногда выскальзывают сквозь пальцы…Павел Петрович облизал губы, что-то осмысливая в голове.– Ты это что, про Федьку Раскольникова, что ли? Так он же по идейным… соображениям.– Ну и что? Ведь сбежал же и живет теперь в Париже. А чем мы хуже?Шумаков мешком осел на стул.– Что ты предлагаешь?– Да ничего особенного… Паша, ты бывал в Париже?– Нет, – с глупой улыбкой мотнул головой Шумаков.– Где уж тебе. Ты дальше Сочи никогда не забирался. А теперь представь себе: Лазурный берег, официанты с золотыми пуговицами несут шампанское, устрицы, шелковое белье и, главное, свобода, Пашенька, сво-бо-да.Павел Петрович хмыкнул:– Да ты ж меня в Париже прямо на вокзале и бросишь.– Как знать, Павлик, как знать…– Шлюха вы, Лидия Васильевна. Как были шлюхой нэпмановской – так ей и остались.Шумакова поморщилась.– Ладно, твоя взяла! Но имей в виду: попадешься – откажусь!Лидия Васильевна презрительно посмотрела на мужа:– А я и не сомневаюсь. Не беспокойся, Пашенька, не попадусь!Шумакова опять сладко потянулась и выключила свет в кабинете. Глава 4 Луч фонарика прорезал темноту тесного туннеля. Один раз он даже выхватил метнувшуюся в угол крысу, но Лешка сделал вид, что ничего не заметил.– Я чувствую, что библиотека где-то здесь, – шепнул он. – Варфоломеев говорил, что ход шел от Арсенальной до Тайницкой…– Лешка, мне страшно, – захныкала Танька. – Мне кажется, что мы уже отсюда никогда не выберемся.Казарин остановился и осветил перепачканное пылью лицо подруги.– Монаха испугалась? Ты это брось. Я тебя предупреждал: не ходи. Сама увязалась. Так что теперь не хнычь.Танька обиженно шмыгнула носом.Они прошли еще немного и оказались в тупиковой штольне со сводчатым потолком. Дальнейший путь был наглухо заложен кирпичом. Лешка боднул плечом кладку, перегораживавшую проход, но это ни к чему не привело.– Все, пошли обратно. – Таня потянула Лешу за рукав. – Мне холодно.В глазах Казарина появилась неподдельная тревога.– Еще не хватало, чтобы ты заболела.Он снял пиджак и накинул его на Танькины плечи.– Ладно, пошли.Но спокойно в обратном направлении ребята продвинулись лишь несколько метров. Неожиданно над их головами чей-то замогильный голос произнес:– Придется их уничтожить!Гулкие стены подхватили слова, размножив их многократным эхом. Ледяной ужас сковал ребят. Факел выпал из рук и с шипением откатился к стене. При этом из-под сводов подземелья продолжали доноситься какие-то звуки. Казалось, что где-то наверху страшное чудовище готовилось к прыжку. Танька вцепилась в Лешкино плечо и тихо прошептала:– Это… это монах…Ему тоже было не по себе. Он всматривался в темноту, прикрывая собой подругу.– Лешечка, я тебя любила, – неожиданно произнесла Таня и медленно сползла по стене, глядя на него снизу вверх обезумевшими глазами. Было ясно, что еще чуть-чуть и она потеряет сознание.Казарин хотел что-то ответить, но в кромешной темноте опять загремел таинственный голос:– Жалко их, конечно, но делать нечего…– Товарищ Максимов, может, оставим? Ведь копии-то – замечательные, – ответил другой голос.– Чижов, делайте что приказано.– Хорошо, Максим Максимыч.Лешка выдохнул с облегчением. Теперь все было ясно. Во-первых, никто не хотел убивать двух заплутавших в подземелье подростков. А во-вторых (и это немного разочаровало Казарина), загадочный монах оказался каким-то «Максим Максимычем».– Тань, Таня, – Лешка вначале тронул, а затем затряс ее за плечо, – да очнись ты! Это сверху откуда-то голоса доносятся. Они не нас, они копии каких-то картин уничтожать собираются.Вначале в глазах Тани появилась осмысленность, а потом веселые искорки. Она зажала рот рукой и прыснула со смеху. За ней засмеялся Лешка.– Слушай, Тань, а что ты сказала в момент трогательного со мной прощания? – как бы между прочим спросил Лешка, поднимая факел с земли.– Что сказала, то сказала, – буркнула Шапилина. – А ты мог бы и сам уже давно догадаться… танкист!Факел вспыхнул, и пакля затрещала с новой силой. Лешка стоял в растерянности, не зная, как вести себя дальше, и Таня, деловито отряхнув грязь с платья, решила сменить тему:– Так откуда все-таки голоса идут?Казарин поднял факел, осветил свод, и ребятам тут же все стало ясно. Обвалившаяся часть стены открывала проход в старую, всеми забытую кочегарку, посередине которой стояла печь, а куда-то вверх, в район Потешного дворца или Оружейной палаты, уходит массивный кирпичный дымоход.– Ну да, Варфоломеев же рассказывал – помнишь? – что именно так Кремль раньше и отапливался. Он еще заслонки в палатах Теремного дворца нам показывал. Слушай, а кто такой Максимов?– Не знаю, – Таня пожала плечами, – да и какая разница!… Ей уже было не интересно.– Ладно, на сегодня впечатлений хватит, пошли обратно. На поверхность они выбрались в районе Водовзводной башни. Оба были грязные, но очень довольные. Отряхнув пыль, грязь и копоть, ребята прошли Тайнинский сад и направились домой по Коммунистической – главной кремлевской улице. Посреди дороги Танька вдруг вздохнула:– Эх, я бы еще полазила. Лешка остановился.– Так ты же только что хныкала: «Пошли домой! Мне холодно», – передразнил Казарин подругу.– Ничего я не хныкала. Я б еще походила, – возмутилась Танька и тут же пошла в наступление: – Это ты скис «Пошли обратно, пошли обратно!».Лешка махнул рукой:– Ладно, идем.Танька стояла как вкопанная.– Нет, ты скажи, что ты берешь свои слова обратно, – топнула она ногой.– Хорошо.– Правда? – недоверчиво спросила Танька.– Угу.– Что «угу»? Скажи: «Милая Танечка, я беру свои слова обратно».– Беру, беру, – отмахнулся Казарин и как бы между прочим добавил: – Сейчас бы перекусить чего-нибудь…– О, грандиозная мысль! – обрадовалась Танька. – Идем к нам. У нас потрясающий борщ и макароны по-флотски.Лешка сделал вид, что ему неудобно.– Ой, вот только этого не надо! – Танька сразу раскусила маневр. – Кстати, папа сейчас должен быть дома, обещал на обед заскочить. Наконец-то вы познакомитесь.Информация об отце отбила у Лешки всякий аппетит:– Слушай, я же совсем забыл. Мне надо срочно сделать уроки и бежать к Варфоломееву…– Ну уж нет! Сегодня тебе увильнуть не удастся! Тем более и папа давно хотел с тобой познакомиться.Лешка замотал головой.– Да боюсь я его…– Лешка! – Танька провела ладонью по его лицу. – Ты через пять минут поймешь, какой он у меня хороший.Ребята зашли в подъезд, не заметив, что с другой стороны улицы за ними наблюдала пара ревнивых глаз… Глава 5 Дверь им открыла горничная Шапилиных тетя Клава.– Обувь снять и марш на кухню! – скомандовала грозная дама и прошествовала в гостиную. Таня показала ей в спину язык и, проигнорировав указание, убежала в сторону отцовского кабинета. Лешка же снял свои парусиновые туфли и скромно топтался в прихожей. Репродуктор в квартире транслировал военный марш, за окном ярко светило солнце, но в коридоре царил полумрак. Только около кухни блестели ярким желтым светом два немигающих кошачьих глаза. Освоившись, Лешка прошел в гостиную.Квартира Шапилиных поражала размерами и обстановкой. Она совсем не походила на ту келью в Чугунном коридоре БКД, в которой вырос сам Казарин. Он даже не представлял, что существуют такие квартиры с высокими потолками, украшенными лепниной по бокам, с красивой резной мебелью и глубокими креслами под белыми чехлами. Раньше Лешка думал, что такая обстановка бывает только в клубах или музеях. Он бы стоял так, разинув рот, целый день, но позади послышались шаги, и в гостиную вошла Таня с отцом.Казарин пожал протянутую руку.– Здравствуйте, Петр Саввич.– Здорово, здорово. – Шапилин оценивающе оглядел Лешку и хлопнул его обеими руками по плечам. – Наслышан, да и отца твоего хорошо знаю – стоящий мужик! А ты – стоящий мужик?Лешка гордо поднял голову:– А вы у Тани спросите.Шапилин хитро прищурил глаз и посмотрел на дочь. Танька захохотала:– Стоящий, стоящий!– Ну, тогда я спокоен. Идите обедайте, а я в шахматы поиграю.Шапилин кивнул и двинулся в кабинет. Но в этот момент в прихожей затренькал входной звонок.– Татьяна, тебя, – раздался суровый голос горничной.– Кто там? – Таня выбежала в прихожую и с удивлением увидела Веру Чугунову.– Привет, ты чего?Вера была явно чем-то взволнована.– Слушай, Тань, пойдем в кино.– Ой, да ты что! – Таня оглянулась на двери в глубине квартиры и зашептала: – У меня там Лешка Казарин. Такой смешной – боялся с отцом знакомиться…При этих словах в Вериных глазах вспыхнул огонь. Но Таня ничего не заметила.– А в кино… В кино завтра пойдем. Все вместе. Лады?Она еще что-то хотела сказать, но Вера вдруг развернулась, шагнула за порог, затем вновь повернулась к Тане, натужно улыбнулась и сказала:– Ну что ж, наше дело – предложить, ваше дело – отказаться.Когда за Верой захлопнулась дверь, Таня еще немного постояла, обдумывая смысл визита подруги. Но так ничего и не сообразив, улыбнулась своему отражению в зеркале и побежала на кухню.Только при виде накрытого стола ребята поняли, как проголодались. Через несколько минут они уже перешли к третьему блюду – ароматному, пахнущему ягодами киселю.– Вкусно?– Ничего… Танька хмыкнула.– Я обязательно тете Клаве так и передам.– Какой тете Клаве? – не понял Лешка.– Горничной нашей, какой еще?– А-а-а! Я думал, это ты готовишь… Танька была явно уязвлена.– Еще чего… А это что-нибудь меняет?– Да, в общем, ничего. Просто мы с отцом сами готовим. Танька вздохнула.– Вы молодцы. А мы с папкой все не можем научиться. Знаешь, мамы давно нет, а мы никак не привыкнем…Лешка поставил стакан на стол и поднял глаза на Таньку. Ему, как никому другому, было хорошо известно, что такое расти без матери. Своей мамы Лешка никогда не видел. Знал лишь, что она умерла в момент его рождения. Так, по крайней мере, рассказывал отец. И больше от него Лешка не мог добиться ничего. Если разговор заходил о матери, глаза отца становились грустными, и он умолкал. Эти разговоры давались им обоим настолько тяжело, что постепенно Лешкины вопросы сошли на нет.Танина мама умерла, когда дочке исполнилось всего семь лет. В конце 20-х она вдруг тяжело заболела и сгорела буквально за несколько месяцев. Таня почти не помнила ее, хотя, судя по фотографиям, была точной копией матери.Закончив обедать, Таня потащила Лешку в отцовский кабинет.– Пап, можно? – спросила она, заглядывая в дверь.Шапилин сидел за шахматной доской В руке он держал журнал с этюдом и, бормоча себе что-то под нос, двигал фигуры по доске. Петр Саввич поднял глаза и поверх очков посмотрел на остановившихся в дверях ребят.– Слушай, Казарин-младший, а ты в шахматы играешь? – спросил он Лешку.– Не-а, – Лешка замотал головой, – я в футбол люблю…– А-а-а… – разочарованно вздохнул Шапилин. – Было у отца два сына: один – умный, другой – футболист…– Папа! – Таню явно задел насмешливый тон отца. – Зато Лешка здорово считает.– Я тоже неплохо считаю.– Да, но он умеет трехзначные цифры на трехзначные умножать. А еще и делить, и проценты вычислять.Шапилин недоверчиво прищурился.– А ну… 372 на 5бЗ?– Поделить? – спросил Лешка.Шапилин хлопнул себя по коленке и рассмеялся:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40


А-П

П-Я