Танька уже рисовала в своей голове историко-героическую сагу о любви на земле и смерти в небесах, как вдруг ее планы были варварски нарушены. Затрещали кусты и прямо перед ней появился заспанный механик Митрич.Таня от испуга вскочила:– Вы кто?Митрич опешил и, обдавая ее винными парами, пробормотал:– Личный мех… мех… мех-х-ханик Василия Иосифовича Сталина.Таня успокоилась, даже улыбнулась, но на всякий случай спросила:– С каких это пор Васины механики ходят в таком виде?Митрич икнул и, подбоченясь, с пафосом изрек:– Не Васи, а Василия И-о-с-и-в-в-ч-а!Для верности Митрич поднял вверх указательный палец, посмотрел в небо, но, потеряв равновесие, рухнул на землю. Таня бросилась к нему на помощь.– Для меня он – просто Вася, – объяснила она механику. – Одноклассников и друзей по отчеству не называют. Меня, кстати, Таней зовут. А вас-то, товарищ механик, как величать?Митрич подсобрался и благодушно произнес:– Величай Митричем. Так меня все в полку зовут. Без церемоний.Тут механик погрозил Таньке пальцем, как будто что-то вспомнив:– А я тебя знаю. Ты – газета!– Ну это слишком. Я всего лишь в ней работаю.– А я что сказал? Я то и сказал!… Короче, записывай!– О боже, что записывать-то? – рассмеялась Таня. Митрич, шатаясь, поднялся, застегнул робу на все пуговицы и заявил:– Записывай: это я убил комполка Клещева.– Что?! – Улыбка сразу сползла с Танькиного лица.– То-то и оно, – тяжело вздохнул Митрич и, долго не рассусоливая, приступил к делу. – Это все Клавдия, повариха из госпиталя, виновата. Любовь у ней, видишь ли, ко мне проснулась. Вот я, как всегда, и отправился в лесок. Она баба замужняя – конспирацию надо соблюдать. Просьба женщины для Митрича – закон! Ты это не записывай. Ее не надо впутывать.Танька и так ничего не писала. Она вообще пока всерьез не воспринимала пьяный бред Митрича и слушала просто из вежливости.– Хорошо-хорошо…– «Хорошо!» – передразнил ее Митрич. – Ничего хорошего! Мне в полку надо было быть, самолет налаживать, а я хороводы на сеновале водил.Митрич на секунду задумался, а потом продолжил:– О чем это я?… Ага! Иду, значит, обратно! Знаю, что все за столом отдыхают – Вася, Клещев…Митрич понял, что наболтал лишнего.– Ты это тоже не записывай. Таня кивнула.– Хорошо, а вина-то ваша в чем? – продолжала сдерживать смех Шапилина.Митрич опять поднял палец к небу.– Во! Теперь записывай. Техник почесал небритую щеку.– Ключ там гаечный под самолетом мы с Василием Иосифовичем видели. Мой ключ… А потом утром пришло сообщение о крушении. Вот и думаю я теперь: может, я чего по пьянке-то забыл.Митрич в отчаянье махнул рукой.– Вот, газета, как жизнь-то иногда поворачивается. Жил, никому не мешал, и вот на тебе – преступник!К концу рассказа Митрич почти протрезвел и вдруг заплакал.– Человека я угробил, понимаешь, доча… Глава 14 В читальном зале дома Пашкова рабочий день близился к завершению. Пожилая библиотекарша подняла глаза на висевшие на стене часы, ожидая, когда же стрелка перемахнет через отмеренный трудовым законодательством восьмичасовой рубеж. В зале находился единственный посетитель, который вот уже несколько часов корпел над подшивкой старых газет. На какое-то время женщина отвлеклась, чтобы положить в тумбочку под столом чайник и кружку, а затем шаркающей походкой направилась в зал спровадить запоздалого посетителя.Однако там было пусто, и только раскрытые газеты продолжали лежать на столе. Библиотекарша удивленно огляделась, пожала плечами и пошла выключать свет.Когда в здании погасла последняя лампочка и стихли шаги, из-за дымохода неработающей печи появилась чья-то тень. Вспыхнул карманный фонарь, и его луч осветил настороженное лицо Варфоломеева. Прокравшись через весь зал, он открыл дверцу конторки, за которой еще недавно сидела библиотекарша, и начал внимательно изучать ящики с картонными формулярами.За окном кабинета на площади Дзержинского раздавались приглушенные звуки трамвая и гудки машин. Один из следователей долго и молча наблюдал за тем, как постовой на площади отчитывает запоздалого прохожего, попытавшегося пересечь улицу в неположенном месте. Затем следователь развернулся и так же молча уставился на небритого Осепчука, который сидел посередине комнаты на табурете, щурясь от яркого света настольной лампы. Выглядел Осепчук плохо: голова перевязана, все лицо в царапинах. Второй офицер НКВД, проводивший допрос, между делом щелкал кнопкой лампы, то включая, то выключая ее.– Итак, Осепчук, как вас завербовали, понятно. Хотя мы еще проверим, не сами ли вы сдались в плен. Перейдем к самому главному: зачем вас забросили в Москву?Осепчук перекрестился.– Ей-богу, не знаю. Моя задача была доставить рацию, выйти на связь и ждать указаний.Выключатель на лампе щелкнул, и яркий свет ударил ему в лицо.– И никого из группы вы больше не знаете? – прозвучал новый вопрос. – Странно, Осепчук!Диверсант инстинктивно заслонился одной рукой, а другой – опять перекрестился.– Ну, ей-богу же, не знаю! Первый раз всех видел в самолете, но нам запретили общаться друг с другом, – пояснил он. И, чуть погодя, добавил: – Только двое старших все время переговаривались.Офицеры насторожились.– Что за старшие? Опишите. Осепчук замялся.– Люди как люди. Мне, правда, показалось, что они не наши…Лампа опять вспыхнула.– Осепчук, вы тоже давно не наш! – сквозь зубы произнес один из дознавателей. – Что значит «не наши»?– Ну, не русские! – выпалил диверсант. – Речь у них какая-то правильная, как будто по книжке читают. И рожи – не наши… не ваши… не наши…Следователи невольно рассмеялись:– А рожи-то туг пр ичем?– Уж больно холеные, – подобострастно взглянул на них Осепчук.– А вы, Осепчук, оказывается, наблюдательный. Ваши бы таланты да на благое дело.Выключатель щелкнул снова, но лампочка на этот раз не выдержала и перегорела. Офицер поднялся и потянулся, разминая затекшую спину.– Но мы вас все равно расстреляем, – зевнул он.Осепчук сглотнул и отвернулся к окну. Офицер поправил портупею, подошел к нему вплотную, поставил ногу на табурет и, нагнувшись к самому лицу, медленно произнес:– Жить хочешь?Осепчук поднял глаза и вдруг с вызовом спросил:– Кто ж не хочет?– Тогда будешь делать все, что мы тебе скажем. Осепчук с готовностью кивнул.– В начале допроса вы сообщили, – следователь опять перешел на «вы», – что ближайшая связь через кондуктора трамвая «А»? Так?– Так.– Что дальше?Осепчук облизнул пересохшие губы.– С 16 до 1б.15в пятницу я должен буду купить у него… у нее… билет и попросить всю сдачу гривенниками.– Что должна ответить кондуктор?– «У меня с мелочью, милок, как всегда, напряженка, но так уж и быть, помогу».– Где должна произойти следующая встреча?– На остановке, которая окажегся первой после разговора. Ровно через сутки.– С кем?– Не знаю. Следователи переглянулись.– Осепчук, вы отправитесь на встречу и сделаете все, что нужно. Рядом будут наши люди. Допустите хоть одно неверное движение, они вас уничтожат на месте. Вы меня поняли?Осепчук вздохнул:– Чего тут не понять…Казалось, все было предусмотрено до мелочей. Оперативники дождались, когда Осепчук запрыгнет в вагон трамвая, и только на следующей остановке вошли сами. Двое расположились на передней площадке, а один – на задней, так чтобы не терять диверсанта из виду. Когда вагон тронулся, из переулка появилась черная машина и поехала за трамваем.Осепчук тем временем протиснулся к кондуктору – миловидной женщине лет тридцати. Она взяла смятую трешку, привычным жестом оторвала билет и полезла в сумку за сдачей. Осепчук набрал в грудь воздух и медленно проговорил:– Дайте, пожалуйста, всю сдачу гривенниками, позвонить надо.Женщина вскинула на него глаза и уже собиралась что-то ответить, как вдруг трамвай резко затормозил, и все пассажиры повалились на пол. Раздались недовольные крики и проклятья в адрес вагоновожатого. Осепчук, упавший вместе со всеми, поднялся и вновь повторил свою просьбу:– Дайте, пожалуйста, всю сдачу гривенниками, позвонить надо!Взгляд кондукторши заметался с вагоновожатого на Осепчука. Народ стал напирать:– Мужик, у тебя чего, заело? Взял билет – отползай в окоп.Осепчук не двигался с места. Пот выступил на лбу несчастной кондукторши, и она ни с того ни сего закричала:– Какие гривенники?!! Нет у меня гривенников! Ничего нет, проходи!!!Это было совсем не то, что ожидали Осепчук и оперативники, внимательно прислушивавшиеся к разговору. Кто-то с подножки сострил:– Да ему не гривенники нужны. Это он так тебя охмуряет!!!В вагоне послышались смешки. Кондукторша злобно глянула на Осепчука, тот не двигался с места:– Ну что встал, как столб? Вали отсюда, а то милицию крикну!– Дайте всю сдачу гривенниками, позвонить надо! – в третий раз повторил свою просьбу Осепчук.Сзади протиснулся матрос-инвалид:– Браток, а может, ты контуженный? Осепчук даже не повернулся в его сторону.– Ты куда звонить собрался? Кащенке или 03? Так там бесплатно!Кондукторша, чтобы быстрее отделаться от Осепчука, выгребла всю мелочь из сумки:– На, подавись!Руки ее тряслись, мелочь сыпалась сквозь пальцы. Осепчук, машинально взяв деньги, быстро протиснулся к выходу и спрыгнул на ходу.Еле устояв на ногах, он обернулся и посмотрел на уезжающий трамвай. Кондукторша оживленно разговаривала с пассажирами и в его сторону даже не глядела…После окончания рабочей смены Надежда, так звали кондуктора, вышла за ворота трамвайного парка и быстрой походкой направилась по Шаболовке в сторону Калужской заставы. За ней незаметно двинулась «на-ружка». Пару раз Надежда останавливалась: то поправить прическу, глядя в витрину магазина, то завязать шнурок на грубом кирзовом ботинке. Пройдя мимо неприметной подворотни, она неожиданно замерла на месте, удивленно развернулась, присела, попыталась встать, ухватившись за водосточную трубу, и рухнула на асфальт. Державшиеся на почтительном расстоянии оперативники не сразу поняли, что с Надеждой что-то не так. Первым к ней бросился проходивший неподалеку пожилой гражданин, похожий на профессора. Он нагнулся над упавшей женщиной, а затем резко распрямился и сделал остальной «наружке» призывный жест рукой. Под левой лопаткой Надежды торчала рукоятка финского ножа.Двое оперативников бросились в подворотню, мимо которой только что прошла Надежда, но в проходном дворе не было ни души.О катастрофе с кондукторшей Шапилину доложили через час. Еще через 15 минут в квартире Казариных раздался телефонный звонок, и помощник тестя приказал Лешке явиться на экстренное совещание особого сектора.Не успел он выйти из дома, как тут же столкнулся с Верой Чугуновой.Вера была в вечернем наряде с глубоким декольте и выглядела просто ослепительно.– Привет, экспонат, – поздоровалась Вера. Алексей замедлил шаг.– Привет, у тебя что, спектакль?– Нет, Казарин. Мы с Петром Саввичем идем в театр. Ты ведь отказался.– А Петр Саввич здесь при чем? – удивился Казарин. Он искренне не понимал, как можно одновременно вести экстренное -заседание и идти в театр.Однако Вера поняла его слова совсем иначе. Она вскинула голову и с вызовом произнесла:– Казарин, если ты думаешь, что у меня нет поклонников и я собираюсь в монастырь, ты глубоко ошибаешься.– А Петр Саввич-то здесь при чем? – повторил вопрос Лешка.– Он ни при чем, он просто хороший человек. А если ты еще раз на меня так посмотришь, получишь по морде, понял?Наконец Алексей сообразил, что имела в виду Вера.– Конечно, понял. Чего тут не понять? – спрятав улыбку ответил он. – Можно я пройду?Он вежливо обошел Веру и, сделав прощальный жест рукой, зашагал прочь.– Дурак, – еле сдерживая бешенство, прошептала она.В кабинете Шапилина шел «разбор полетов». От звезд на погонах участников совещания рябило в глазах. Алексей со своими маленькими капитанскими звездочками скромно сидел в дальнем углу и старался лишний раз не высовываться.– Почему Надежда Брянцева не ответила – не понятно. Хотя диверсант утверждает, что по взгляду в первое мгновение было ясно – Брянцева понимает, что происходит, – закончил свой доклад майор Кривцов и виновато добавил: – У меня все!Шапилин обвел присутствующих недобрым взглядом.– Может, кто-нибудь еще желает выступить? Присутствующие молчали, низко опустив головы.Только Алексей сидел, как ни в чем не бывало, следя за тем, как воробьи чирикают на подоконнике.– Что? Сдулись?! – повысил голос Петр Саввич. – А ты, Кривцов, что замолчал? Какого хрена ты делаешь на этой службе, если тебе что-то «непонятно»? Иди на фронт – там все понятно!!!Кривцов опустил голову и лишь тихо произнес:– Мы все делали по утвержденному плану. А потом это резкое торможение, когда все свалились…Шапилин по привычке ударил кулаком по столу:– Вот то-то и оно! Все у вас по «плану»! А чуть что не так – лапки кверху!Наступила мучительная тишина.– Водителя проверили? – послышался голос из угла. Все разом повернулись к капитану Казарину. Кадровые офицеры опешили от такого нарушения субординации. Алексей сам смутился от своей несдержанности. Шапилин кинул сердитый взгляд на зятя, но неожиданно его глаза подобрели.– Что ж ты раньше-то молчал, сукин ты сын? – воскликнул он. До него дошел смысл Лешкиных слов.– А меня кто-нибудь спрашивал? – пробурчал себе под нос Алексей.– Что? – послышались голоса офицеров. – Говори громче!!!Лешка встал, поправил гимнастерку и четко произнес:– Мне кажется, что вагоновожатый затормозил не просто так… Глава 15 Варфоломеев вошел в Библиотеку имени Ленина и, надвинув шляпу на глаза, направился к кабинету замдиректора. В приемной никого не было, но Герман Степанович не стал ждать и постучал в массивную дубовую дверь.– Войдите.Варфоломеев вошел и сразу же обратился к пожилому мужчине, стоящему у стеллажей с книгой в руках:– У вас можно записаться в библиотеку?– В читальном зале… внизу, – не отрываясь от чтения, ответил тот.– А я хочу, чтобы меня записал ты, старый книжный червь.При этих словах Варфоломеев снял шляпу. Замдиректора сдвинул на кончик носа очки, внимательно посмотрел на дерзкого посетителя и, неожиданно охнув, бросился к Герману Степановичу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40