Он заставил себя смотреть на вид из окна, а не на образ в своем мозгу.
Воздух был чист после ливня, который прошел утром, когда он ехал на работу. Несколько облаков венчали пики гор Санта-Моники. Офис Джейка занимал верхний этаж одного из старых небоскребов Лос-Анджелеса. С места, где он сейчас стоял, раскинувшийся внизу город сверкал, как россыпь драгоценностей.
В такой день, как сегодня, было легко любить его приемный родной город. Приемный? Черт, это было единственное место, где он прожил больше трех лет подряд.
Как кадровый офицер, полковник проводил годы в командировках по всему миру, покидая своего сына и мать Джейка в разных городах и городках, с друзьями, или родственниками, или с другими семьями военных, готовыми приютить их. Очень редко он брал свою семью в те места, куда его направляли.
Их оставляли на время, как багаж, в скучных местах, о которых Джейку не хотелось бы помнить, в то время как его отец уезжал воевать. В один прекрасный день его мать решила, что с нее достаточно, и ушла.
Ариэль Портер не была рождена женой военного. И матерью тоже. Она определенно не была той мамочкой, которая встречает тебя с молоком и печеньем после школы или знает, как перевязывать разбитые коленки.
Джейк подошел к столу и, упав в кожаное кресло, откинул голову и положил ноги на стол. Он смотрел в окно на прекрасный вид, но вместо синего неба и горных вершин перед его глазами стоял образ девушки с глазами больше ее лица, девушки, которая была вся руки и ноги, как щенок, не доросший до своего тела. Когда он думал об Арканзасе, он думал об этом лице. И разумеется, как гром, следующий за молнией, пришла мысль, которая была как удар в живот, и он услышал внутренний голос, повелевающий ему никогда не отдавать свое сердце, чтобы его не затоптали в грязи на дорогах жизни.
Каковы были шансы его отца встретить в тихой заводи Дулитла женщину, на которой он хочет жениться? Он помнил, как однажды его отец примчался в город, чтобы забрать его, после того как узнал, что Ариэль оставила их сына у дальней родственницы, а сама поехала в турне с концертами народной музыки и не сообщила ему об этом. Он дал Джейку время собрать одежду и книги и увез его в место своего назначения под Берлином, не дав шанса никому из знакомых Джейка узнать, что тот уезжает. Нет, в ту поездку полковник не мог встретить никого, о ком бы у него сохранились нежные воспоминания и кого бы он мог вернуться искать. Джейк ни на секунду не поверил бы в такую возможность.
Он провел то лето в Германии с отцом, а потом поехал в колледж в Штатах.
Джейк опустил ноги на пол с глухим стуком, достаточно громким, чтобы прогнать мысли, к которым не хотелось возвращаться.
Пора было заняться делами. Пора было избавиться от воспоминаний, которые только отвлекают от дел. Индикатор его голосовой почты ярко горел. Кому-то он нужен. Черт, половина музыкального мира хочет поговорить с ним. А он только что согласился отправиться в Арканзас. Он потянулся к телефону.
Он дал слово, и он выполнит свой долг. Он скажет Лилли, что возникли кое-какие обстоятельства, и проведет неделю с отцом, и, если будет нужно, чтобы сохранить мир, он объявит свое благословение нареченной отца. Черт, она может даже действительно понравиться ему. В любой женщине, способной помочь его отцу прийти в себя после брака, который был скорее войной, чем супружеством, должно быть что-то хорошее.
Но когда придет время для их следующего семейного воссоединения, Джейк позаботится о том, чтобы опередить отца. Он пошлет ему билеты в Вейл, или Акапулько, или в Сан-Франциско, и они смогут встретиться там, где по крайней мере можно делать что-то, кроме того, чтобы таращиться в пустоту и не разговаривать, как всегда делали Джейк с отцом. Раньше ему хотелось пробиться через этот барьер, но в конце концов Джейк понял, что этого никогда не случится. Может быть, взрослые мужчины и их отцы разговаривают на самом деле только в фильмах.
Глава 3
Тем временем в Дулитле
Марта Уилсон пыхтела под весом коробки с рождественскими украшениями, которую ее сестра подала с чердачной лестницы. Она опустила коробку на пол в коридоре второго этажа и снова посмотрела на часы.
– Это все?
– Еще одна, – ответила Эбби и исчезла наверху.
Она определенно никуда не торопилась. Марте не терпелось добраться до компьютера. Утро без электронной почты от Теда было таким же унылым, как серый зимний день без надежды на солнце. Сестра настояла, чтобы первым делом они закончили украшать дом к празднику. Хотя Марта знала, что и в прошлом году, и в позапрошлом, и за год до этого, и все предыдущие годы она суетилась, спуская вниз коробки, на этот раз думала она совсем о другом.
Ее голову занимали мысли о Теде, хотя она почти боялась озвучить их. Она разговаривала с сестрой точно так же, как всегда, но в ее душе эти разговоры с Тедом продолжались снова и снова, громче и интереснее, и они были гораздо более приятными, чем то, что она сейчас произносила вслух – что не согласна с Эбби, будто «жена проповедника выглядела немного осунувшейся» и что «доктор Майк и эта его новая жена снова ждут ребенка».
– Э-эй! – Эбби раскачивалась на чердачной лестнице, и гигантский венок в ее руках тоже качался в такт ее движениям. – Разве это слишком много – думать о том, что мы делаем?
Марта протянула руки.
– Бросай, – крикнула она.
– Ха, – хмыкнула Эбби, спускаясь еще на несколько ступенек, прежде чем подать венок. Она вела себя так, будто он был сделан из хрусталя.
– Я думала, что осталась только одна коробка, – заметила Марта, кладя венок на пол в холле в нескольких футах от лестницы. Вот так, это покажет сестре, как она внимательна.
Эбби спустилась по ступенькам, ее худощавое тело даже не шевельнуло выдвижную стремянку.
– Должно быть, кто-то выбросил коробку от венка. – Она отряхнула руки, повернулась и задвинула лестницу обратно в потолок. – Хотя я не могу представить зачем. Она была совершенно целой. Помнишь; мы купили ее, когда только открыли гостиницу.
– Конечно, я помню эту коробку, – ответила Марта. – Она была такая крепкая. Я помню, как я сказала, что она была бы идеальной для игрушечного домика.
– Из-за мышей, может быть, – сказала Эбби. Потом она посмотрела на Марту так, что та виновато опустила глаза. – Для чего ты использовала ее?
Марта разглядывала свои руки.
– Я отдала ее Эвелин через улицу, когда она узнала, что кот, которого она взяла, был «она», а не «он», и появилось пять маленьких причин, почему она так много ест.
Эбби фыркнула:
– Удивительно вообще, что у нас есть время и деньги, чтобы вести дело.
– Кстати, о деле, – сказала Марта. – Думаю, я сейчас пойду в свою, комнату и проверю, по компьютеру, есть ли новые заказы на бронирование.
– И оставишь меня украшать, я полагаю.
– Я сразу же вернусь и буду помогать, – пообещала Марта. – Я бы не свалила все это на тебя. Это было бы нехорошо.
Эбби шмыгнула носом. Она вытащила носовой платок из кармана своих старых шерстяных брюк. Вытерев нос, она сказала:
– В последнее время ты с удовольствием оставляешь меня одну, так что меня это бы не удивило. Я же вижу, как ты все время убегаешь в Литл-Рок. Ты никогда не была так уж близка с миссис Галифакс, но сейчас можно подумать, что она значит для тебя больше, чем твоя собственная семья.
Слова извинения замерли на губах Марты, хотя она чувствовала свою вину. В Литл-Рок она ездила, чтобы видеться не с миссис Галифакс. Она подняла руку к плечу сестры, но так и не коснулась ее.
– Я всего на минуточку, – сказала она, продвигаясь к двери своей спальни.
Эбби прищурилась:
– С тех пор, как ты ездишь в Литл-Рок, ты изменилась. Точно говорю, полгода назад ты была сестрой, которую я всегда знала. Сначала этот компьютер, который ты принесла в дом, и эта странная система бронирования. – Она шмыгнула носом. – Двенадцать лет мы прекрасно управляли этим местом, записывая имена наших гостей ручкой на бумаге.
– Новое не обязательно плохое, – парировала Марта и, прежде чем Эбби могла прочесть ей новые нравоучения, повернулась и поспешила в свою комнату.
Она сосчитала до ста, ожидая, когда подключится модем. А пока ходила от шаткого столика, втиснутого между комодом и шкафом, унаследованным от бабушки, к изножью кровати и обратно. Эбби говорила ей, что глупо запихивать столько мебели в одну комнату, но Марте нравилось жить в окружении любимых вещей. А после всего того, что случилось, когда она отважилась выйти в сеть и там встретила Теда, она каждый день благодарила свою счастливую звезду, что впихнула компьютер сюда вместе с антиквариатом. Да уж, читать письма Теда в углу кухни, которая служила конторой для бронирования, было бы практически невозможно!
Прислушиваясь к тому, что происходит в холле, она вошла в почту и наконец-то увидела имя Теда, обозначенное на ящике входящей почты. Ее сердце сильно забилось – раньше с ней этого не случалось, и она не предполагала даже, что ей предстоит это испытать. Его лицо наполнило ее воображение; темно-карие глаза в обрамлении морщинок в уголках, когда он улыбался, казалось, могли дотянуться до нее через многие мили.
Она «кликнула» мышкой, открывая сообщение.
«Дорогая Марта!
Сегодня утром я проснулся, не зная, что случилось с миром, когда только вчера он казался таким совершенным, и, пока я протирал, глаза и шел в кухню, чтобы выпить кофе, я понял, что это потому, что я скучаю по тебе.
Жду не дождусь, когда приеду в Дулитл на Рождество.
Твой Тед».
Марта прижала руки к груди.
– Твой Тед, – прошептала она.
– Есть новые? – Эбби сунула голову в дверь.
Марта вздрогнула. Она не могла поверить, что забыла закрыть дверь, когда вошла. Но она так торопилась добраться до компьютера.
– Еще минуточку, – ответила она, очищая экран и переключаясь на почтовый ящик гостиницы «Скулхаус инн».
– Я все равно считаю, что мы прекрасно обходились, не проверяя каждый день этот ужасный ящик, – сказала Эбби, сдвигая с морщинистого лба косынку, которой повязала свои седые волосы.
Марта промолчала. Она завела таблицу, в которую заносились все заказы, и прекрасно знала, что их бизнес вырос с тех пор, как они вошли в Интернет. Но Эбби не собиралась слушать ничего, во что не желала верить. Вместе с обычным потоком рекламы пришли два новых заказа на бронирование.
Она прочитала первое и обнаружила, что второй раз за это утро прижимает руки к груди. Она поманила сестру, забыв от возбуждения, что Эбби поклялась никогда не смотреть на «этот отвратительный маленький экран».
– Ты никогда не угадаешь, кто приезжает в Дулитл!
– В Дулитл или в гостиницу? – Эбби заглянула через плечо Марты.
– Это Харриет Смит, просит две комнаты на неделю. – Марта быстро подсчитала. – Надеюсь, у нас будут свободны на столько дней те две.
Эбби скрестила руки на костлявой груди.
– Должна сказать, что я удивлена, что она собирается появиться, но это делает ей честь. Оливия, должно быть, сказала, что у нее будет эта операция на колене, так что она не сможет поехать в Нью-Йорк на Рождество. – Эбби шмыгнула носом. – Харриет Смит не приезжала в город с тех пор, как умер Донни. Если бы она хотела, она бы не раз приехала сюда. По желанию, а не по обязанности.
Марта смотрела на экран, удивляясь тому, что Эбби всегда знает, что происходит, и в очередной раз сожалея, что ее сестра так любит осуждать других.
– Кажется странным, что она не останавливается у родственников. Ее мать и отец живут в том их большом старом доме. И мама Донни всегда готова принять ее у себя. Сын Харриет несколько лет проводил летние каникулы у нее на ферме.
– Если она остановится у Оливии, ей придется стать сиделкой. Каково, ты думаешь, общаться с женщиной, которая привыкла к тому, что окружающие угождают всем ее прихотям? Кроме того, если она хочет потратить деньги, для нас это бизнес, – сказала Эбби.
– Она, должно быть, ужасно богата, – сказала Марта, вспоминая роскошные магазины, мимо которых они гуляли с Тедом в Литл-Роке. – Шарлин не слишком много говорит о своей дочери, но всякий раз, когда я захожу в магазин, я не могу не заметить, что она ведет ту книгу с вырезками из газет.
– Богатство – это хорошо, но уезжать и вести себя так, будто ты вылупилась из яйца, а не родилась в семье, это нечто совсем другое, – сказала Эбби. – Мы все знаем, что счастье не купишь за деньги.
– Верно, – согласилась Марта, подавляя вздох, вырвавшийся вместе с этим словом.
– Только не говори мне, что ты поменялась бы местами с такой женщиной, как Харриет Смит. – Эбби с упреком посмотрела на компьютер, а потом оглядела Марту с ног до головы так, будто подозревала, что машина оказывает на ее сестру дурное влияние.
– Нет, конечно, нет, – ответила Марта. – Но разве не интересно иметь возможность летать в Париж, Лондон или Кейптаун?
– Все эти места есть в той книге вырезок?
Марта кивнула:
– Она популярна во всем мире.
Эбби пожала плечами:
– Ее муж умер, ее маленького сына наверняка растит няня, а она игнорирует свою семью, не говоря уж о своем родном городе. Если она так богата, почему бы ей не приезжать повидаться с семьей почаще или оказывать Дулитлу какую-то помощь, хотя нам это и не нужно, ты же знаешь.
– Может быть, мы получше узнаем ее, пока она будет жить здесь, – предположила Марта.
– Не рассчитывай на это, – бросила Эбби, отворачиваясь и направляясь к двери. – Если она хотя бы сядет пить чай с такими, как мы, я съем свой фартук.
– То, что она знаменита, вовсе не означает, что она груба или невоспитанна, – сказала Марта. – Я помню ее застенчивой маленькой девочкой. В ней никогда не было ничего дурного.
Эбби фыркнула:
– То, что она делает – она называет это искусством, – у нее исходит откуда-то изнутри, и, я думаю, это не от застенчивости. Я не знаю, почему ты помнишь ее такой. Когда она была в моем классе по биологии в школе Дулитла, у нее обо всем было свое мнение. Все остальные ученики делали лабораторные отчеты так, как я им говорила, но только не Харриет. Она всегда делала все по-своему.
– Ну, художники другие, – сказала Марта, не желая в лоб противоречить сестре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38