Советую магазин Wodolei.ru
– спросила она с ненавистью ядовитой змеи.
Роберт Фоли сжал кулак так, что побелели костяшки пальцев, и со всего размаха ударил им по столу.
– Заткнись! Заткнись!
– Я только спросила, – удовлетворенно проговорила Джули Беннет.
– Где ты это взяла? – прошептал он.
– У подружки Джейн.
Ложь была правдой. Фотографии подтверждали это.
Роберт Фоли пытался понять. На одной фотографии Джейн предавалась любви с девушкой, на другой – напарница удовлетворяла Джейн самым невообразимым способом. Это не какие-нибудь поцелуи молодых подружек. Тут был самый страстный, умопомрачительный, испепеляющий секс, такая жесткая порнография, что впору резать алмазы. Джейн? Его Джейн? Нежная, любимая, смешливая, чувственная, прекрасная Джейн? Он отказывался верить.
– Это не Джейн, – произнес он со всей убежденностью психопата в момент исповеди.
– О, неужели не она? А я-то глупая. Надо же, как похожа на нее. А эта, другая девочка, так похожа на Люси Мастерсон, у которой она работала. Хорошо, что это так, потому что я собираюсь распространить кое-какие фотографии. Мне они кажутся просто замечательными, и если это не Джейн, тогда еще лучше.
– Нет!
Джули Беннет старалась запечатлеть в памяти каждое мгновение, каждый нюанс этой сцены. Этот идиот оказался прямее отрезка, соединяющего две точки. Она знала, что ему не совладать с собой, увидев счастливые снимки подлинно голубой любви. Он прекратит свои отношения с Джейн быстрее, чем Город соленых слез закроет филиал на Плато отступления.
– Почему ты показываешь мне… эти грязные снимки?
– О, я решила, что ты имеешь право знать. Мы, американцы, просто помешаны на этом, верно? Ответственный выбор, свобода информации, все – достояние гласности и на обозрении общественности?
Потому что ты не отрывался от ее глаз вчера вечером, подумала она, обхаживал и ублажал ее, как подросток посетившую его принцессу. Потому что она смотрела на тебя так, словно Солнечная система сияла на твоем морщинистом лбу, потому что она крепко держалась за твой пиджак и терлась своей мочалкой о твой болтающийся конец, черт бы тебя побрал, кусок ты старого дерьма. Потому что я хочу причинить ей боль. Боль и беспокойство, сердечную боль и унижение, заставить заплатить за всю отчаянную жизнь, которой я жила до сих пор.
Голос Роберта был тихим, отрешенным:
– Что ты собираешься с ними делать?
Джули отнеслась к вопросу так, словно его задал художественный редактор журнала «Космо», интересуясь, в каком месте журнала расположить фотографии.
– Да, хороший вопрос. Они немного фривольны для публикации на страницах «Хастлера», верно? А по-настоящему сальные журнальчики не пользуются большим спросом, так? А фотографии прекрасны. Интересно, подписала бы Джейн сигнальный экземпляр? Может быть, они заслуживают частного распространения. Что-то вроде ограниченного тиража для тех, кто определяет общественное мнение в городе, – Рон, Барбара, Пит Ривкин, принимавший тебя вчера, Дон Галвин в Эй-би-эс, нормальный парень с широкими взглядами. Пит, несомненно, имеет «право знать», не так ли? Может быть, некоторые из них он вставит в рекламные клипы «Ночей в Беверли-Хиллз».
Остался лишь один вопрос, который так любят задавать американцы.
– Почему? – прошептал он.
– Честное слово, доктор Фоли, я считала, что врачи знают ответы на подобные вопросы. Каждый раз, открывая журнал или включая телевизор, я натыкаюсь на замечательного «ученого», объясняющего мне, почему я поступаю так или иначе. Они редко соглашаются друг с другом, но, видимо, это не играет существенной роли. Что же, посмотрим. Может быть, это следствие неудачных родов, или моего «комплекса неполноценности», или проблемы с массовым бессознанием, если кое-кто хочет взять на себя немножко ответственности. Считаю, что в наши дни поступок Электры не моден, Фрейд подвергается критике, но, мне кажется, следует предусмотреть возможность, что все это связано с моим желанием переспать с собственным отцом…
Слова застряли у нее в горле, в ушах зашумело. Она ощутила, как кровь заструилась по всему ее телу. Сердце бешено заколотилось, позвоночник стал как желе. Внезапно ситуация перестала казаться смешной.
Сквозь наплывающий туман на нее проницательно смотрели глаза врача. Комната поплыла перед глазами.
В переговорном устройстве что-то трещало, однако в голосе Джейн совершенно отчетливо ощущался энтузиазм и радость предстоящей встречи.
– Потрясающе. Ты освободился очень рано. Заходи скорее.
Лицо Роберта Фоли напоминало маску смерти, когда от прикосновения к невидимой кнопке огромные ворота распахнулись.
Ужас и потрясение – это гиперболическое клише газетных заголовков наилучшим образом отражало его внутреннее состояние. Что-то должно было отступить: образ нежной красавицы, страстно смотревшей на него или объект вожделения лесбиянки. В сознании не было места для двух одновременно, разумеется, в его сознании – в этой чистой пустой гробнице холодной благотворительности и неземной добродетели.
Но было и другое чувство, которое невозможно было изгнать из сердца, то, что сопровождает познание любви, – ревность. Он целиком отдал себя Джейн. Он позволил ей изъять себя у Всевышнего, сошел с пьедестала, высокое и лишенное удобств положение, которое отделяло его от необходимости испытывать те же чувства, что и массы народа. И теперь ему отплатили.
Девушка, которую он избрал объектом своей любви, любила еще кого-то по имени Люси Мастерсон. Но существовала еще одна вероятность. А что, если она вовсе не любила Люси Мастерсон? Что, если на фотографиях изображена не любовь, а вожделение, или еще того хуже – способ заработать деньги?
Гнев кипел внутри. Как она смела? Как смела она любить его, когда занималась подобными делами с женщиной? Что еще скрывается под ковром ее прошлого? Что связывает ее с Джули – книжной королевой с ядовитым языком и отвратительными угрозами. Где она угодила в лапы дьяволу? Неужели Джули тоже гомосексуалка, стремящаяся отомстить неверной любовнице, или же одержимая ревностью соперница?
Джули ничего ему не сказала. Менее часа назад она выползла из его кабинета, выглядя так, словно ее вот-вот хватит сердечный приступ. Резкую перемену в настроении вызвал его простой вопрос «почему»? Но то было тогда, а теперь через секунду он встретится лицом к лицу с Джейн.
Он прошел мимо акации, через мощеный двор, его сердце восставало против того, что заставлял сделать разум. Случившееся скорее было трагедией Джейн, а не его. Если Джули Беннет сделает то, что обещает, карьера Джейн, вознесшейся на космическую высоту, вдребезги разлетится. Тогда ей потребуется спокойное понимание со стороны любимого человека. Но то, как он чувствовал себя в этот момент, почти не оставляло никакой надежды на подобный исход.
Резная дубовая дверь была открыта, и он ворвался в просторную прихожую. Джейн бросилась по кафельным плитам навстречу, протягивая руки и не замечая грозы, отражавшейся на его лице. Он грубо оттолкнул ее и уловил непонимание, вспыхнувшее в глазах.
Он держал их в руках. Все четыре. Жгущие и ужасные, с запечатленным на них посланием.
Роберт Фоли швырнул их ей, жестоко, бессердечно, желая причинить боль, боль, которую она причинила ему.
Джейн взглянула вниз. На ненависть. На злобу.
– О Господи! – воскликнула она.
– Почему ты мне ничего не сказала, Джейн? Я имел право знать. Клянусь перед Богом, я имел право знать.
В голове эхом звучали слова Джули Беннет.
Джейн отвернулась, качая головой, словно желая избавиться от опутавшей ее паутины кошмара.
Она взглянула на него, на его потрясенное, возмущенное лицо. Казалось, она сейчас заговорит. Она открыла рот. Отрицать очевидное? Оправдывать то, что невозможно оправдать? Объяснять необъяснимое?
Но он не дал ей возможности говорить. Ему не нужны ее слова. Он желал высказаться сам. Роберт Фоли весь дрожал от праведного возмущения.
– Как смела ты так поступить со мной, Джейн? Как могла ты скрывать свое порочное прошлое? Плохо, что ты воспользовалась моими друзьями, чтобы сделать себе карьеру, но как могла ты делать вид, что любишь меня, когда… когда прятала этот отвратительный секрет? Я поверил тебе – вот чем ты мне отплатила. Что еще предстоит мне узнать? Какие еще маленькие коварные сюрпризы ты мне приготовила?..
Его глаза сверкали яростью.
Ее тоже.
– Почему бы тебе не трахнуть самого себя, Роберт Фоли, – сказала она.
– Что?
– Я сказала, почему бы тебе не трахнуть самого себя, мистер Чистюля. Ты должен знать, как это делается. Я научила тебя этому.
Роберт Фоли отступил на шаг, на лице появилась неожиданная реакция.
– Джейн, – воскликнул он, сам не понимая, что хотел этим сказать. Нет, эту сцену нужно переписать как-то по-другому. В его сценарии первая роль отводилась гневу. Затем предполагалось, что она начнет просить прощения. И наконец, согласно замыслу, сценарий предписывал полное отпущение грехов.
– Не называй меня Джейн, ты, напыщенный, гордый дурак. Как смеешь ты врываться в мой дом, переполненный гордыней и предубеждением, читать мне наставления, понятия не имея, что все это означает? Тебе причинили беспокойство, Роберт Фоли? Ты считал себя олицетворением добродетели в этом испорченном мире, и все должны относиться к тебе, как ко второму пришествию? Что ж, на носу сенсация. Ты попал в переделку. Убирайся к черту из моего дома и проваливай из моей жизни.
– О, дорогая, – проговорил Роберт Фоли, пятясь в сторону двери.
Весь его гнев теперь исчез, то, что осталось внутри, было далеко не из приятных чувств.
Пришло ослепляющее понимание, что Джейн была абсолютно права.
Джейн ворвалась в студию, словно ракета с инфракрасным наведением в поисках мишени.
Вот и она – королева джунглей плоти, – стоит к ней роскошным задом, склонившись над неразлучной камерой.
У Джейн практически не было времени сориентироваться. Дверь была широко распахнута, она пригнулась и, подстегиваемая поднявшейся волной адреналина, устремилась к своей цели.
Люси полуобернулась на шум, когда кто-то крикнул:
– Эй! Чем могу помочь вам, леди?
Но она не успела среагировать: нога Джейн в теннисной туфле взметнулась вверх и, описав дугу, со всего маха врезалась в правую ягодицу Люси Мастерсон.
Одну-две миллисекунды казалось, что Люси, покачнувшись от удара, сможет удержать равновесие. Но похоже, что стойка лампы и отогнутый край красной бумаги, постеленной в ярде от обнаженной фигуры натурщика, придерживались другого мнения. Люси нелепо изогнулась, пытаясь избежать столкновения с препятствием, и рухнула вниз.
Центрфорвард для журнала «Бой», плоть которого, теряя эрекцию, начала обвисать, с ужасом смотрел, как лицо Люси Мастерсон приближается к его паху. Его попытка уклониться в сторону была слишком медленной. Бах, трах – и наше вам с кисточкой, сэр, – Люси вонзилась в него. Издав вопль удивления и боли, размахивая руками и извиваясь, он тоже рухнул на пол.
Джейн, выпрямившись, стояла, готовая дать отпор. За двадцать минут езды от дома до студии Люси гнев ее достиг апогея. Слезы ярости почти ослепили ее, когда она пронеслась мимо отеля «Беверли-Хиллз» и свернула с радиального направления прямо к Доэни. Люси Мастерсон дважды разрушила ее судьбу. Она отвратила от нее возлюбленного и поставила ее карьеру на самый край отвесного утеса. Гроза надвигалась.
Джейн ощутила, как нога горела сверху донизу. Следствие удара. Она разрядила в него переполнявшие ее эмоции с большей эффективностью, чем это могли бы сделать длительные сеансы аутотренинга и внутренней релаксации. Люси Мастерсон лежала там, где упала, с выражением крайнего изумления на лице. Ее изумили неизвестно откуда нанесенный удар в зад и саднящая боль в ягодице. Но еще более другое – самая замечательная вещь из всего вообразимого лежала прямо перед ней, у самых ее губ.
Джейн взглянула на нее, и внезапно чувство юмора заполнило вакуум, оставленный излившейся в удар яростью. Лицо ее сделалось мягче и расплылось в улыбке.
– Надо же, Люси, я и не знала, что эта штука – предмет твоего обожания.
Она засмеялась.
Люси тоже, видимо, не знала. Она лежала так несколько дольше, чем нужно.
– Интересно, что девушка должна делать с этим приспособлением? Курить?
Достопримечательная часть фотомодели уменьшалась в размерах с поразительной быстротой, так быстро, что и Джейн, и Люси стало интересно, не исчезнет ли она полностью, втянувшись внутрь тела. Затем натурщик заворочался, кое-как поднялся на ноги, проворчав: «Ну и дела», тряхнул длинными белокурыми кудрями и бросился в раздевалку, словно тушканчик в норку.
Джейн подошла к Люси, продолжая смеяться, и протянула ей руку, помогая встать с пола. Что-то было в этой девчонке. Она была уникальна. Джейн не могла подходить к ней со стандартами этого мира.
Люси позволила Джейн поднять себя с пола. На лице у нее играла скованная улыбка, когда она потирала болевшее место.
– Похоже, я свое получила, – сказала она.
– Ты продала те фотографии, Люси?
Обвинение вновь явно прозвучало в голосе Джейн.
Потрясение, изобразившееся на лице Люси, было неподдельным.
– Нет, ничего подобного. Неужели они всплыли? Кто-то выкрал их из моей комнаты, и я почти наверняка знаю, кто это сделал.
– Кто-то передал их моему другу. Отличная шутка, не так ли? Кто их украл?
– Джули Беннет. Уверена на девяносто процентов. В тот день она пригласила меня на ленч и некоторое время оставалась одна в моей квартире. Когда я вернулась позже, их уже не было.
Джули. Джули. Все время Джули. Сердце Джейн снова забилось. Конечно, это правда. Джули, которая не остановится ни перед чем, чтобы уничтожить ее. О Боже! Где они появятся теперь? У Ривкина? В косметических компаниях? В телесети?
– Похоже, мне конец, – просто сказала Джейн. – Ты меня уничтожила. Что, черт тебя подери, ты наделала, Люси? Господи, я была без сознания.
Люси широко развела руки:
– Послушай, дорогая, что я могу сказать? Я была под кайфом, обалдевшая, вне себя, увлечена тобой по уши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Роберт Фоли сжал кулак так, что побелели костяшки пальцев, и со всего размаха ударил им по столу.
– Заткнись! Заткнись!
– Я только спросила, – удовлетворенно проговорила Джули Беннет.
– Где ты это взяла? – прошептал он.
– У подружки Джейн.
Ложь была правдой. Фотографии подтверждали это.
Роберт Фоли пытался понять. На одной фотографии Джейн предавалась любви с девушкой, на другой – напарница удовлетворяла Джейн самым невообразимым способом. Это не какие-нибудь поцелуи молодых подружек. Тут был самый страстный, умопомрачительный, испепеляющий секс, такая жесткая порнография, что впору резать алмазы. Джейн? Его Джейн? Нежная, любимая, смешливая, чувственная, прекрасная Джейн? Он отказывался верить.
– Это не Джейн, – произнес он со всей убежденностью психопата в момент исповеди.
– О, неужели не она? А я-то глупая. Надо же, как похожа на нее. А эта, другая девочка, так похожа на Люси Мастерсон, у которой она работала. Хорошо, что это так, потому что я собираюсь распространить кое-какие фотографии. Мне они кажутся просто замечательными, и если это не Джейн, тогда еще лучше.
– Нет!
Джули Беннет старалась запечатлеть в памяти каждое мгновение, каждый нюанс этой сцены. Этот идиот оказался прямее отрезка, соединяющего две точки. Она знала, что ему не совладать с собой, увидев счастливые снимки подлинно голубой любви. Он прекратит свои отношения с Джейн быстрее, чем Город соленых слез закроет филиал на Плато отступления.
– Почему ты показываешь мне… эти грязные снимки?
– О, я решила, что ты имеешь право знать. Мы, американцы, просто помешаны на этом, верно? Ответственный выбор, свобода информации, все – достояние гласности и на обозрении общественности?
Потому что ты не отрывался от ее глаз вчера вечером, подумала она, обхаживал и ублажал ее, как подросток посетившую его принцессу. Потому что она смотрела на тебя так, словно Солнечная система сияла на твоем морщинистом лбу, потому что она крепко держалась за твой пиджак и терлась своей мочалкой о твой болтающийся конец, черт бы тебя побрал, кусок ты старого дерьма. Потому что я хочу причинить ей боль. Боль и беспокойство, сердечную боль и унижение, заставить заплатить за всю отчаянную жизнь, которой я жила до сих пор.
Голос Роберта был тихим, отрешенным:
– Что ты собираешься с ними делать?
Джули отнеслась к вопросу так, словно его задал художественный редактор журнала «Космо», интересуясь, в каком месте журнала расположить фотографии.
– Да, хороший вопрос. Они немного фривольны для публикации на страницах «Хастлера», верно? А по-настоящему сальные журнальчики не пользуются большим спросом, так? А фотографии прекрасны. Интересно, подписала бы Джейн сигнальный экземпляр? Может быть, они заслуживают частного распространения. Что-то вроде ограниченного тиража для тех, кто определяет общественное мнение в городе, – Рон, Барбара, Пит Ривкин, принимавший тебя вчера, Дон Галвин в Эй-би-эс, нормальный парень с широкими взглядами. Пит, несомненно, имеет «право знать», не так ли? Может быть, некоторые из них он вставит в рекламные клипы «Ночей в Беверли-Хиллз».
Остался лишь один вопрос, который так любят задавать американцы.
– Почему? – прошептал он.
– Честное слово, доктор Фоли, я считала, что врачи знают ответы на подобные вопросы. Каждый раз, открывая журнал или включая телевизор, я натыкаюсь на замечательного «ученого», объясняющего мне, почему я поступаю так или иначе. Они редко соглашаются друг с другом, но, видимо, это не играет существенной роли. Что же, посмотрим. Может быть, это следствие неудачных родов, или моего «комплекса неполноценности», или проблемы с массовым бессознанием, если кое-кто хочет взять на себя немножко ответственности. Считаю, что в наши дни поступок Электры не моден, Фрейд подвергается критике, но, мне кажется, следует предусмотреть возможность, что все это связано с моим желанием переспать с собственным отцом…
Слова застряли у нее в горле, в ушах зашумело. Она ощутила, как кровь заструилась по всему ее телу. Сердце бешено заколотилось, позвоночник стал как желе. Внезапно ситуация перестала казаться смешной.
Сквозь наплывающий туман на нее проницательно смотрели глаза врача. Комната поплыла перед глазами.
В переговорном устройстве что-то трещало, однако в голосе Джейн совершенно отчетливо ощущался энтузиазм и радость предстоящей встречи.
– Потрясающе. Ты освободился очень рано. Заходи скорее.
Лицо Роберта Фоли напоминало маску смерти, когда от прикосновения к невидимой кнопке огромные ворота распахнулись.
Ужас и потрясение – это гиперболическое клише газетных заголовков наилучшим образом отражало его внутреннее состояние. Что-то должно было отступить: образ нежной красавицы, страстно смотревшей на него или объект вожделения лесбиянки. В сознании не было места для двух одновременно, разумеется, в его сознании – в этой чистой пустой гробнице холодной благотворительности и неземной добродетели.
Но было и другое чувство, которое невозможно было изгнать из сердца, то, что сопровождает познание любви, – ревность. Он целиком отдал себя Джейн. Он позволил ей изъять себя у Всевышнего, сошел с пьедестала, высокое и лишенное удобств положение, которое отделяло его от необходимости испытывать те же чувства, что и массы народа. И теперь ему отплатили.
Девушка, которую он избрал объектом своей любви, любила еще кого-то по имени Люси Мастерсон. Но существовала еще одна вероятность. А что, если она вовсе не любила Люси Мастерсон? Что, если на фотографиях изображена не любовь, а вожделение, или еще того хуже – способ заработать деньги?
Гнев кипел внутри. Как она смела? Как смела она любить его, когда занималась подобными делами с женщиной? Что еще скрывается под ковром ее прошлого? Что связывает ее с Джули – книжной королевой с ядовитым языком и отвратительными угрозами. Где она угодила в лапы дьяволу? Неужели Джули тоже гомосексуалка, стремящаяся отомстить неверной любовнице, или же одержимая ревностью соперница?
Джули ничего ему не сказала. Менее часа назад она выползла из его кабинета, выглядя так, словно ее вот-вот хватит сердечный приступ. Резкую перемену в настроении вызвал его простой вопрос «почему»? Но то было тогда, а теперь через секунду он встретится лицом к лицу с Джейн.
Он прошел мимо акации, через мощеный двор, его сердце восставало против того, что заставлял сделать разум. Случившееся скорее было трагедией Джейн, а не его. Если Джули Беннет сделает то, что обещает, карьера Джейн, вознесшейся на космическую высоту, вдребезги разлетится. Тогда ей потребуется спокойное понимание со стороны любимого человека. Но то, как он чувствовал себя в этот момент, почти не оставляло никакой надежды на подобный исход.
Резная дубовая дверь была открыта, и он ворвался в просторную прихожую. Джейн бросилась по кафельным плитам навстречу, протягивая руки и не замечая грозы, отражавшейся на его лице. Он грубо оттолкнул ее и уловил непонимание, вспыхнувшее в глазах.
Он держал их в руках. Все четыре. Жгущие и ужасные, с запечатленным на них посланием.
Роберт Фоли швырнул их ей, жестоко, бессердечно, желая причинить боль, боль, которую она причинила ему.
Джейн взглянула вниз. На ненависть. На злобу.
– О Господи! – воскликнула она.
– Почему ты мне ничего не сказала, Джейн? Я имел право знать. Клянусь перед Богом, я имел право знать.
В голове эхом звучали слова Джули Беннет.
Джейн отвернулась, качая головой, словно желая избавиться от опутавшей ее паутины кошмара.
Она взглянула на него, на его потрясенное, возмущенное лицо. Казалось, она сейчас заговорит. Она открыла рот. Отрицать очевидное? Оправдывать то, что невозможно оправдать? Объяснять необъяснимое?
Но он не дал ей возможности говорить. Ему не нужны ее слова. Он желал высказаться сам. Роберт Фоли весь дрожал от праведного возмущения.
– Как смела ты так поступить со мной, Джейн? Как могла ты скрывать свое порочное прошлое? Плохо, что ты воспользовалась моими друзьями, чтобы сделать себе карьеру, но как могла ты делать вид, что любишь меня, когда… когда прятала этот отвратительный секрет? Я поверил тебе – вот чем ты мне отплатила. Что еще предстоит мне узнать? Какие еще маленькие коварные сюрпризы ты мне приготовила?..
Его глаза сверкали яростью.
Ее тоже.
– Почему бы тебе не трахнуть самого себя, Роберт Фоли, – сказала она.
– Что?
– Я сказала, почему бы тебе не трахнуть самого себя, мистер Чистюля. Ты должен знать, как это делается. Я научила тебя этому.
Роберт Фоли отступил на шаг, на лице появилась неожиданная реакция.
– Джейн, – воскликнул он, сам не понимая, что хотел этим сказать. Нет, эту сцену нужно переписать как-то по-другому. В его сценарии первая роль отводилась гневу. Затем предполагалось, что она начнет просить прощения. И наконец, согласно замыслу, сценарий предписывал полное отпущение грехов.
– Не называй меня Джейн, ты, напыщенный, гордый дурак. Как смеешь ты врываться в мой дом, переполненный гордыней и предубеждением, читать мне наставления, понятия не имея, что все это означает? Тебе причинили беспокойство, Роберт Фоли? Ты считал себя олицетворением добродетели в этом испорченном мире, и все должны относиться к тебе, как ко второму пришествию? Что ж, на носу сенсация. Ты попал в переделку. Убирайся к черту из моего дома и проваливай из моей жизни.
– О, дорогая, – проговорил Роберт Фоли, пятясь в сторону двери.
Весь его гнев теперь исчез, то, что осталось внутри, было далеко не из приятных чувств.
Пришло ослепляющее понимание, что Джейн была абсолютно права.
Джейн ворвалась в студию, словно ракета с инфракрасным наведением в поисках мишени.
Вот и она – королева джунглей плоти, – стоит к ней роскошным задом, склонившись над неразлучной камерой.
У Джейн практически не было времени сориентироваться. Дверь была широко распахнута, она пригнулась и, подстегиваемая поднявшейся волной адреналина, устремилась к своей цели.
Люси полуобернулась на шум, когда кто-то крикнул:
– Эй! Чем могу помочь вам, леди?
Но она не успела среагировать: нога Джейн в теннисной туфле взметнулась вверх и, описав дугу, со всего маха врезалась в правую ягодицу Люси Мастерсон.
Одну-две миллисекунды казалось, что Люси, покачнувшись от удара, сможет удержать равновесие. Но похоже, что стойка лампы и отогнутый край красной бумаги, постеленной в ярде от обнаженной фигуры натурщика, придерживались другого мнения. Люси нелепо изогнулась, пытаясь избежать столкновения с препятствием, и рухнула вниз.
Центрфорвард для журнала «Бой», плоть которого, теряя эрекцию, начала обвисать, с ужасом смотрел, как лицо Люси Мастерсон приближается к его паху. Его попытка уклониться в сторону была слишком медленной. Бах, трах – и наше вам с кисточкой, сэр, – Люси вонзилась в него. Издав вопль удивления и боли, размахивая руками и извиваясь, он тоже рухнул на пол.
Джейн, выпрямившись, стояла, готовая дать отпор. За двадцать минут езды от дома до студии Люси гнев ее достиг апогея. Слезы ярости почти ослепили ее, когда она пронеслась мимо отеля «Беверли-Хиллз» и свернула с радиального направления прямо к Доэни. Люси Мастерсон дважды разрушила ее судьбу. Она отвратила от нее возлюбленного и поставила ее карьеру на самый край отвесного утеса. Гроза надвигалась.
Джейн ощутила, как нога горела сверху донизу. Следствие удара. Она разрядила в него переполнявшие ее эмоции с большей эффективностью, чем это могли бы сделать длительные сеансы аутотренинга и внутренней релаксации. Люси Мастерсон лежала там, где упала, с выражением крайнего изумления на лице. Ее изумили неизвестно откуда нанесенный удар в зад и саднящая боль в ягодице. Но еще более другое – самая замечательная вещь из всего вообразимого лежала прямо перед ней, у самых ее губ.
Джейн взглянула на нее, и внезапно чувство юмора заполнило вакуум, оставленный излившейся в удар яростью. Лицо ее сделалось мягче и расплылось в улыбке.
– Надо же, Люси, я и не знала, что эта штука – предмет твоего обожания.
Она засмеялась.
Люси тоже, видимо, не знала. Она лежала так несколько дольше, чем нужно.
– Интересно, что девушка должна делать с этим приспособлением? Курить?
Достопримечательная часть фотомодели уменьшалась в размерах с поразительной быстротой, так быстро, что и Джейн, и Люси стало интересно, не исчезнет ли она полностью, втянувшись внутрь тела. Затем натурщик заворочался, кое-как поднялся на ноги, проворчав: «Ну и дела», тряхнул длинными белокурыми кудрями и бросился в раздевалку, словно тушканчик в норку.
Джейн подошла к Люси, продолжая смеяться, и протянула ей руку, помогая встать с пола. Что-то было в этой девчонке. Она была уникальна. Джейн не могла подходить к ней со стандартами этого мира.
Люси позволила Джейн поднять себя с пола. На лице у нее играла скованная улыбка, когда она потирала болевшее место.
– Похоже, я свое получила, – сказала она.
– Ты продала те фотографии, Люси?
Обвинение вновь явно прозвучало в голосе Джейн.
Потрясение, изобразившееся на лице Люси, было неподдельным.
– Нет, ничего подобного. Неужели они всплыли? Кто-то выкрал их из моей комнаты, и я почти наверняка знаю, кто это сделал.
– Кто-то передал их моему другу. Отличная шутка, не так ли? Кто их украл?
– Джули Беннет. Уверена на девяносто процентов. В тот день она пригласила меня на ленч и некоторое время оставалась одна в моей квартире. Когда я вернулась позже, их уже не было.
Джули. Джули. Все время Джули. Сердце Джейн снова забилось. Конечно, это правда. Джули, которая не остановится ни перед чем, чтобы уничтожить ее. О Боже! Где они появятся теперь? У Ривкина? В косметических компаниях? В телесети?
– Похоже, мне конец, – просто сказала Джейн. – Ты меня уничтожила. Что, черт тебя подери, ты наделала, Люси? Господи, я была без сознания.
Люси широко развела руки:
– Послушай, дорогая, что я могу сказать? Я была под кайфом, обалдевшая, вне себя, увлечена тобой по уши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57