Ему хотелось выглядеть неотразимым на репетиции открытия отеля «Голубой грот», устраиваемой Джанной назавтра специально для турагентов, а загар всегда шел к его светлым волосам и усиливал синеву его глаз.
Атертоны воображали, что уже избавились от него, но они просчитались. Добиться, чтобы клерк снял копию с завещания Реджинальда Атертона, оказалось до смешного легко. Коллис даже испытывал некоторый стыд. Дальше все было и того проще. Он отыскал любовника Реджи в Шерифс-Ленч и без труда вытянул из него признание, что Реджи умер на его квартире в Хаммерсмите, а не в Лифорт-Холле.
Коллис был так доволен собой, что едва не рассмеялся вслух. На любимчика тори ляжет несмываемое пятно: хорош законник – возиться с трупом, вводить в заблуждение власти! Конечно, с ним не произойдет никакой беды, просто для политики он умрет. О блестящих выступлениях по телевидению придется забыть.
Разумеется, Атертоны смогли бы избежать скандала, если бы отвалили Коллису приличную сумму. Он еще не решил, как лучше поступить: удовлетвориться единовременной крупной выплатой или доить их понемногу на протяжении многих лет. Видимо, надо попробовать совместить то и другое. Сведения, попавшие в распоряжение Коллиса, вырастут в цене, когда Уоррен станет претендовать на министерский пост.
– Скажите, старина, вы читали сегодняшнюю газету? – спросил Коллиса пожилой мужчина, загоравший по соседству. Во рту у него недоставало зубов, поэтому проникнуть в смысл его высказываний было трудно, тем не менее он донимал Коллиса уже не первый час.
– Сегодняшнюю – нет, – отрезал Коллис, надеясь, что разговор прервется, не начавшись. Лондонские газеты, естественно, следили за событиями на Мальте. Их занимало все, что касалось Лифорта. Уоррен находился в центре событий. Только накануне он возвратился из Форт-Халстеда, имея на руках доказательства того, что никчемного Ромми погубил тот же самый яд, которым отравился некто Трейвис Прескотт.
– Здесь написано, – сосед ткнул пальцем в газету, – что ядовитый мед получают в индийском лесу... – Он близоруко наклонился к газете. – В лесу Джир. Представляете, тамошние пчелы делают мед из олеандра!
Коллис, как всякий эрудированный человек, не мог не проявить любопытства.
– Кто же станет продавать мед, зная, что он ядовит?
– Тут сказано, что в Индии его продают как диковину, ставя ярлык «яд». Полиция нашла упаковки этого меда в здешней ночлежке в каком-то Гате – что это такое?
– Мальтийский квартал «красных фонарей», – ответил Коллис, знавший по собственному опыту, что там имеются лавки, торгующие кнутами и цепями.
– Чертовщина! – Болтун, судя по всему британец, обескураженно покачал головой. – Они едва не отправили на тот свет самого графа Лифорта!
Коллис ответил неопределенным мычанием. Лично он не возражал бы, если бы Уоррен набил рот целой дюжиной отравленных печений, чтоб уж наверняка. Внимание, которое уделяла Уоррену пресса благодаря его титулу, вызывало у него уже не просто неодобрение, а ненависть.
Старик все не унимался, но его слова заглушил плеск воды, производимый немкой, плававшей у них под самым носом. Коллис успел о ней забыть. Оглянувшись через плечо, он заметил, как бойко она взбивает пену руками и ногами. Он снова плюхнулся на живот и постарался выбросить из головы мысли о сексе.
– А вы как думаете, старина? – Этот чертов зануда просто не мог оставить Коллиса в покое.
– Простите, я не расслышал.
– Я говорю, наши парни из Форт-Халстеда опять оказались на высоте. В газете написано, что они умудрились снять отпечаток с записки, сопровождавшей коробку с печеньем. Он принадлежит некой Ронде Сиббет, мальтийке.
– По части раскрытия преступлений англичане недосягаемы, – сказал Коллис, на что собеседник отреагировал одобрительным ворчанием.
На его вопрос: «Не желаете ли выпить?» – Коллис ответил отказом, после чего улегся поудобнее, решив подремать. «Старина» в одиночестве отправился к полированной стойке бара, чтобы утолить жажду джином с тоником.
Ритмичные шлепки по воде тем временем прекратились, что привлекло внимание Коллиса. Он перевернулся, делая вид, что ему понадобился лосьон для загара, и залюбовался сквозь темные очки немкой, покидающей бассейн. Она направлялась к ступенькам в форме полумесяца, на которых резвились дети. Перед собой она гордо несла груди, упруго разрезавшие воду. Когда она стала подниматься по ступенькам, волна, схлынув с напряженных сосков, обильно заструилась обратно в бассейн. Коллис ощутил томление в паху. Немка вылезла из бассейна и стряхнула сильной рукой воду с длинных волос. Ее бедра были монументальны, под стать грудям.
Коллис вовремя вспомнил, что именно своему пристрастию к сексу обязан теперешним затруднительным положением, и опять перевернулся на живот. Аннабел! Перед его отлетом из Лондона она слезливо проинформировала его, что находится в положении. Он твердо велел ей побыстрее избавиться от ребенка. При мысли о том, как изуродует беременность фигуру Аннабел, в желудке Коллиса раздалось громкое урчание, напомнившее о салате с чрезмерной дозой майонеза – чего еще ожидать от отеля Бредфорда? В любом случае Аннабел успела ему надоесть. Вернувшись в Лондон, он бы все равно прогнал ее: ведь он явится туда богачом.
– Ожог.
Коллис лениво приподнял голову и обнаружил возвышающуюся над собой немецкую амазонку. Он догадался, что она предупреждает его о возможности солнечного ожога, намекая на собственное желание растереть столь интересного джентльмена дополнительной порцией лосьона. Он подал ей пузырек, бросив одобрительный взгляд на ее мощные ляжки, после чего растянулся, доверчиво подставив ей спину.
Она щедро облила его лосьоном и принялась месить спину своими богатырскими пальцами.
– У вас хорошо получается.
– Ja.
Английский на нуле, сообразил он, пока она орошала лосьоном его ноги. Начав с лодыжек, она стала продвигаться все выше, действуя так профессионально, что он решил, будто оказался в руках массажистки. Особое внимание она уделила его бедрам: она размазывала по ним лосьон зигзагами, задевая края плавок. Когда очередь дошла до внутренней стороны бедер, она несколько раз коснулась его проявляющего признаки беспокойства мужского хозяйства.
Вся его решительность забыть на время про секс мгновенно улетучилась. Он уже собирался пригласить ее к себе в номер, когда она, нимало не смущаясь, ухватила его прямо за напрягшийся от ее ухищрений член.
– Gut? Ja?
– Хорошо, хорошо. Мой номер.
Она рывком поставила его на ноги. Пока она нетерпеливо подталкивала его к лифту для купальщиков, он застенчиво загораживался полотенцем. В лифте он нажал на кнопку девятого этажа. Кабина пришла в движение. Он уставился на амазонку. Она оказалась гораздо моложе, чем он предполагал. Несколько лет – и она превратится в банальную Hausfrau. Но пока...
Она вонзила палец в кнопку «стоп». Кабина повисла между этажами. Немка прижала его к стенке и, не дав опомниться, спустила с него плавки.
* * *
Пифани сидела в одиночестве на веранде «Голубого грота», выходящей на живописную лагуну. Легкий ветерок шевелил алую бугенвиллею, украсившую стену веранды. В воздухе реял аромат цветущего миндаля.
– Почему мне самой не пришло в голову осветить грот? – спросила Пифани вслух.
Отель был полон турагентов и журналистов, которые расхаживали с напитками в руках и наслаждались тем же видом.
Джанна велела расставить по краям скалы, окружающей лагуну, факелы, огни которых дрожали от легкого ветерка, освещая дикие цветы, растущие над обрывом. В темноте факелы казались алмазной цепочкой; в их сполохах изрезанные трещинами скалы приобретали захватывающий вид. Прожектора, спрятанные в гротах, озаряли глубокие пещеры неземным светом. Даже в самой лагуне, под водой, среди кораллов, хитроумная Джанна додумалась установить освещение, благодаря которому и среди ночи вода не утратила дневного мерцания. К восторгу зрителей, среди кораллов сновали косяки рыбешек. Пифани гордилась племянницей, признавая, что ее усилия дали должный результат.
Джанна наняла рыбаков, которые на своих разноцветных лодчонках доставляли гостей в гроты и заплывали под арки, отделявшие мирную лагуну от более беспокойного открытого моря. Гости пребывали в восхищении. Заезд продолжался на протяжении двух предшествовавших дней. В отеле не осталось ни одного свободного номера.
Приходилось только сожалеть, что эти гости не платят за постой, однако по-другому быть не могло. Экономия в таком деле – убытки в дальнейшем. Всякий крупный отель начинал с того, что предоставлял полезным гостям бесплатные номера. Джанна обогатила традицию, предусмотрев мероприятия, призванные стимулировать интерес не только к отелю, но и к Мальте как таковой.
Отклик получился грандиозным. Лондонская туристская фирма «Треккерс интернэшнл» прислала своих представителей для освоения маршрута через весь остров, к храмам Хагар-Хим – развалинам, напоминающим Стоунхендж, только древнее его на несколько веков.
Аквалангисты, в большинстве своем американцы, прибыли два дня назад и уже успели провозгласить здешние гроты величайшим «открытием» после Барьерного рифа. Пифани, кстати, могла бы обескуражить этих первопроходцев, объяснив, что приоритет в открытии окружающих Мальту рифов принадлежит финикийцам, чьи ныряльщики без всякого снаряжения достигали невероятных глубин.
Пифани улыбалась, думая о том, что не сделала ошибки, передав дело своей жизни Джанне. Построить «Голубой грот» было мечтой Пифани со дня капитуляции нацистов. Пока островитяне поднимали тосты в честь поражения Гитлера, она исследовала принадлежавшую ее семейству лагуну. Она провела четыре восхитительных часа в одиночестве, не нарушаемом бомбовыми налетами, наслаждаясь красотой природы любимого острова. Серебристая листва олив трепетала на ветру, воздух был полон гудением пчел, перелетающих с цветка на цветок, и головокружительным ароматом дикой мяты и фенхеля. Она сидела на высокой скале, возвышающейся над лагуной, умиротворенная порядком, царящим в природе, но не в силах забыть о безвозвратной потере. Йен никогда к ней не вернется.
Чему посвятить жизнь? К счастью, война указала ей путь. У нее не было выбора: предстояло поднять из руин три принадлежащих семье отеля. Ее отец за несколько месяцев до этого покончил жизнь самоубийством, оставив ее одну.
После нацистских бомбардировок на острове уцелели считанные здания, а в Валлетте вообще ни одного. Отцы города подразумевали под восстановлением не возведение уродливых современных кубов, а постройки, которые были бы приятны и глазу средневековых рыцарей. В новом городе должны были, конечно, появиться удобства, неведомые в довоенное время, но при этом он должен был испытывать гордость за свое средневековое наследие, свое место в истории, свою способность выдерживать осады не только в достославные времена великолепия Оттоманской империи, но и в нынешней жестокой войне.
Сейчас, сидя на скале и мечтая, чтобы Йен разделил с ней радость праздника, Пифани так же озирала лагуну слепыми от слез глазами.
– Если бы ты только мог увидеть все это, милый! – проговорила она вслух. Война не позволила им побывать здесь вместе. – Это красивейший уголок Мальты!
Тогда, почти полвека назад, оплакивая свою загубленную любовь, Пифани решила, что отели станут сутью ее жизни. Она возведет на этом месте как монумент в память о Йене новый отель. Если бы он побывал здесь, ему бы обязательно полюбился этот уголок.
Пифани обозвала себя старой сентиментальной дурой, подняла глаза и увидела Ника. Он был занят беседой с Клиборном Хои VI, издателем туристического журнала, завоевавшего репутацию отраслевой библии. Ей нравилась думать о Нике как о своем сыне. Ник походил на Йена не только обликом, но и моральной чистоплотностью. Иные люди продажны – например, Коллис. Если бы можно было приобрести Ника в подарок Джанне, Пифани сделала бы это не задумываясь.
Заметив ее взгляд, Ник подошел.
– Уверяю вас, для меня огромная честь удостоиться беседы человека, после фамилии которого стоит такая внушительная римская цифра. – Он наклонился к ней. – Но лично я считаю, что папе с мамой следовало назвать его как-то по-другому.
– Похоже, он немного важничает.
– Ничего, я сбил с него спесь, – сказал Ник, облокотившись о перила. – Но могу вас обрадовать: отель ему понравился. Он уже заказал номер для сына, который прибудет сюда в свадебное путешествие. Он уверен, что именно в вашем отеле будет зачат мистер Хои Восьмой.
Ник встряхнул лед в стакане и огляделся в поисках Джанны. Она беседовала с кем-то из персонала, видимо, проверяя, правильно ли поняты ее инструкции. Ник и Джанна проводили теперь вместе все ночи. Он стал больше разговаривать с ней, причем не только о всякой всячине, но и об их отношениях.
Впервые за пять с лишним лет Ник наслаждался обществом женщины. Он с удовольствием предвкушал момент, когда останется с ней вдвоем. Но как ему ни нравилась Джанна, в душе оставалась боль. Он знал, конечно, что Аманда Джейн одобрила бы его. Не зря же она пожелала ему перед смертью счастья. Однако ему по-прежнему не удавалось освоиться с тем, что Аманды Джейн больше нет, а он, Ник Дженсен, жив, здоров и даже, кажется, влюблен. Поэтому он твердил себе, что торопиться нет причин. Джанна еще не развелась; надо подождать и посмотреть, как обернется дело.
Глядя на Пифани Кранделл, он думал о том, что человеку нельзя жить в одиночестве. При всем своем восхищении ею Ник не пожелал бы себе такой судьбы: всю жизнь любить человека, покинувшего этот мир. Он непрерывно боролся со своей совестью, но прошлое по-прежнему не отпускало его.
Глядя на Джанну, беседующую с работниками, он вспоминал, как она первой просыпается по утрам. Открывая глаза, он всегда встречал ее любящий взгляд. Наградив его нежным поцелуем, она говорила: «Я люблю тебя, Ник» – и, соскальзывая с кровати, торопилась в ванную. Судя по всему, она не хотела, чтобы он утруждал себя ответом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58