– Тебе не нравятся жизнерадостные люди?
– Разве ты жизнерадостен, Ник? Мне кажется, что твоя улыбка – отвлекающий маневр.
Он помрачнел.
Официант принял у них заказ. Джанна была не рада, что нагрубила Нику. Откуда вдруг такая невыдержанность? Ответ не заставил себя ждать: она прореагировала на Ника так, словно перед ней Коллис. Муж то и дело упрекал ее, что она ведет себя как псевдоинтеллектуалка. Ему хотелось оставаться единственным интеллектуалом в семье, оставив ей роль молчаливой обожательницы. Мысль о муже отозвалась болью в сердце.
– Симпатично, – сказал Ник, отпустив официанта.
– Что симпатично?
– То, как ты не задумываясь сыплешь фактами.
Она не знала, серьезно он говорит или насмехается: выражение его лица было невозможно расшифровать.
– Я это к тому, что д’Ойли был первоклассным антрепренером, а мы вот сидим спустя сто лет в его баре и толкуем, как лучше разрекламировать отель. Его бы нам в помощь!
Он поразмыслил над ее словами с серьезным выражением лица.
– Главное, не соревнуйся с Бредфордами – у вас разная клиентура. Они делают ставку на более пожилых путешественников, оставляющих деньги в казино. Нацелься на более молодых, которых привлекает спорт – акваланги, виндсерфинг, яхты. Помни, что это образованный народ. Расскажи им об архитектурных шедеврах и об этих развалинах, похожих на Стоунхендж...
– О Таршине?
– Вот-вот. Когда будешь снимать, постарайся, чтобы на море был штиль. Представление молодежи о Мальте сформировано, наверное, кадрами встречи Буша и Горбачева.
Джанна покачала головой.
– Тогда на Мальту налетел «кслокк». Волнение на море, пена! Встречу в верхах в шутку назвали «Соленым саммитом». Да, погодка тогда и впрямь подвела. Но не так страшен черт, как его малюют.
Ник скривился, пряча улыбку. Она, спохватившись, замолчала. Ситуацию спас официант, притащивший поднос с напитками.
* * *
Под вечер следующего дня Джанна поехала на юг, в Суррей, чтобы встретиться с Лорел Хогел. Радуясь солнцу, выглянувшему из-за облаков, она затормозила у нужного дома. Она предусмотрительно прихватила с собой записи репортажей Йена Макшейна, позаимствованные у Джерри, но жалела, что с ней нет Ника. Джанна приглашала его составить ей компанию, но он отказался, сославшись на намеченную поездку в Лайм-Реджис; разумеется, она решила, что ему надоело ее общество.
Почему именно Лайм-Реджис? Для человека, впервые оказавшегося в Англии, те места не фигурировали в списке основных достопримечательностей. Впрочем, Ник Дженсен – незаурядная личность; напряженные размышления о нем не приблизят ее к разгадке, что он представляет собой на самом деле. Сейчас у нее была задача понасущнее – встреча с художницей-медиумом.
Перед домом, похожим на своих соседей слева и справа, радовали глаз ухоженные цветы. Джанна думала, что увидит указатель – предположим, ладонь с подписью: «Художница-медиум», однако перед ней был просто типичный для сельской Англии коттедж. Она поднялась по ступенькам, стараясь не разбудить дремлющую на солнце рыжую кошку.
На стук Джанны дверь немедленно отворилась. В проеме стояла женщина шестидесяти с лишним лет. Когда-то она была блондинкой, но теперь почти совсем поседела. На гостью взирали приветливые зеленые глаза, почти такие же, как у тети Пиф, только темнее.
– Вы, наверное, Джанна, знакомая Джерри, – сказала хозяйка дома, вытирая руки о желтый льняной фартук.
– Да. – Джанна старалась скрыть разочарование: она по меньшей мере ожидала встречи с колдуньей в тюрбане и цветастом платье. – Миссис Хогел?
– Называйте меня Лорел. – Она провела посетительницу в мастерскую. – Присаживайтесь. Сейчас я принесу чаю.
Джанна опустилась в кресло с подголовником, обитое выгоревшим ситцем, и оглядела помещение. На стенах красовались выполненные мелом портреты, не оставлявшие сомнений в том, что хозяйка дома – исключительно одаренная художница. Однако скептицизм Джанны не стал от этого меньше. Как можно написать портрет совершенно незнакомого человека, руководствуясь рассказами о его привычках?
Лорел вернулась с чайником и печеньем.
– Какой чай вы предпочитаете?
Покончив с формальностями, Джанна сказала:
– Джерри не сказал мне, каковы ваши цены...
– Дорогая, я не беру плату. Я просто стараюсь помочь, если могу. Счастливое лицо – вот мой гонорар. – Она села на высокий табурет перед мольбертом. – Расскажите мне о своем друге.
– Речь идет о друге моей тети... – Джанна принялась излагать историю Йена и Пифани, оставляя за скобками самое личное.
Лорел внимательно слушала, то и дело кивая и отхлебывая чай. Минуло полчаса, а она так и не прикоснулась к своим цветным мелкам.
– Вы что-нибудь почувствовали? Или все бесполезно? Поскольку я не знала его лично, то мне, наверное, не удалось передать главное.
– Напротив, я вполне отчетливо вижу его. У него было несчастливое детство. Ему было трудно выучиться писать или... – Она запнулась и посмотрела в окно. Кошка с шерстью цвета спелого апельсина охотилась на хитрую сойку, которая взлетела на высокую ветку и оттуда снисходительно посматривала на неудачницу. – …или читать. Возможно, то и другое.
– Йен получил очень приблизительное образование – в предвоенном Глазго...
– Дело не в образовании, а в чем-то другом. Была особая причина, по которой ему было трудно читать, несмотря на его сообразительность. Но главной проблемой была его мать. Она бросила сына.
У Джанны сжалось сердце – знакомое чувство. Ее тоже бросили. Хотя так говорить несправедливо: у нее были тетя Пиф, Одри, Уоррен. И Шадоу. Реджинальд Атертон никогда ее не любил, но это не могло сравниться с невзгодами Йена. Хватит жалеть себя!
– Йену было хорошо в Лондоне, где он не вспоминал о матери. Но самое большое счастье ждало его на Мальте, несмотря на бомбы. Там он нашел то, что всегда искал, – любовь. – Лорел взяла мелок и принялась рисовать. – Он называл свою возлюбленную Ас и любил ее всем сердцем. Это была любовь на все времена.
«Ас»! «Любовь на все времена»! Эти слова потрясли Джанну, как порыв ледяного ветра с Северного моря. Она преднамеренно не упомянула ни прозвища, которым наградил Йен тетю Пиф, ни последней строки из его записки, считая эти детали сугубо личными. Теперь ее покинули последние сомнения.
Джанна ждала, пока Лорел закончит свой яростный набросок. Когда любопытство пересилило и Джанна привстала, Лорел нахмурилась, и Джанна снова села. Она боялась помешать сосредоточенности художницы. Оставалось сидеть, сверля взглядом обратную сторону мольберта. Иногда Лорел прерывалась и озирала свое произведение, близоруко моргая.
– Он обещал вернуться, – пискнула Джанна.
Лорел подняла на нее глаза, ее рука застыла в воздухе.
– Он бы выполнил обещание, дорогая. Он бы вернулся, если бы не пуля убийцы.
– Кто его убил? – сдавленно крикнула Джанна. Она не говорила Лорел о смерти Йена. Зачем искушать судьбу? У нее еще теплилась надежда, что Йен жив.
Лорел отложила мел.
– Я должна была догадаться, что вы этого не знаете.
– Вы уверены, что Йен Макшейн мертв?
– Да. Некто – мужчина, чье лицо я не могу разглядеть, ибо его закрывает тень, – выстрелил ему вот сюда. – Лорел указала на свою голову, чуть повыше левого уха.
14
Саут-стрит! Что за болван забраковал отличное название улицы – Страда дель Палаццо – и умудрился столь неудачно сменить его. Совершенно непостижимо. Тони размышлял на эту тему, стоя на балконе своего офиса и глядя на выложенную булыжником улицу, застроенную великолепными зданиями. Зенитом его карьеры было возведение билдинга для «Бредфорд энтер-прайсиз» на этой улице, где сосредоточился почти весь мальтийский бизнес. Многие жители острова, в числе которых была и Пифани Кранделл, оплакивали утрату «Оберж де Франс», былого прибежища французских рыцарей, однако Тони полагал, что нацисты сделали благое дело, не пожалев бомб. Его билдинг, имевший мало общего со средневековьем, оставил далеко позади ту древнюю развалюху.
Луис Хизлер, президент «Банк оф Валлетта», помахал Тони с противоположной стороны улицы, не вставая из-за рабочего стола, Он распорядился убрать с галереи деревянный штакетник, целью которого было скрывать женщин, которые в прежние времена могли наблюдать за внешним миром только со своих балконов.
– Вот это было время! – пробормотал Тони, вновь вспоминая Пифани Кранделл. Тогда женщины знали свое место – дом – и не совались в мужские дела. – Что она затеяла с этим прятелем Трейвиса?
Тони вернулся в кабинет, сел и еще раз пролистал донесение частного детектива, шпионившего за Ником Дженсеном. Отец Ника был единственным отпрыском состоятельной бостонской семьи, ведшей родословную от пассажиров «Мейфлауэр». Он переехал на запад США, чтобы служить пилотом на базе ВВС в Каноне, где женился на местной красотке, родившей ему двух сыновей. Однако брак распался после возвращения в Бостон. Ничего удивительного: провинциалка и «голубая кровь»! В донесении вызывало недоумение лишь одно: провал во времени между окончанием Ником школы и поступлением в колледж.
Отучившись в школе, техасец несколько лет тянул лямку на складе «Империал-Кола». Загадочным был его внезапный уход со склада и поступление в колледж. Несомненно, здесь сказалось влияние жены. Парень избрал верную тактику. Потом он связался с Майком Ноланом – снова мудрый шаг. В настоящее время Нолан служил в штаб-квартире корпорации и вел дело к переводу Ника в Атланту.
Теперь Тони знал, как поступить с Ником Дженсеном. Он нажал кнопку, давая секретарю сигнал пригласить техасца. Он заранее послал за ним и нарочно заставил ждать. Ник Дженсен появился перед Тони с улыбочкой на лице, словно часовое ожидание нисколько не сказалось на его настроении. Тони оглядел его с ног до головы: темные волосы, широкие плечи, элегантный костюм-тройка. В душу Тони закралось недоброе предчувствие. Такое же неприятное чувство посетило его при виде Дженсена у себя на приеме. Тони встал и протянул руку.
– Энтони Бредфорд. – Он намеренно не извинился за задержку. – Зовите меня Тони.
Ник Дженсен представился и ретиво потряс руку Тони. Широкая улыбка свидетельствовала, что он слишком глуп, чтобы понять, что его унижают. Тони заглянул в голубые глаза Ника и снова ощутил страх. Это лицо...
Он указал на кресло перед письменным столом и уселся в свое, кожаное. Чем больше он изучал Ника, тем сильнее становилась его тревога. На приеме в замке было темно; там Тони мог ошибиться. Теперь, наблюдая посетителя вблизи, он понял, что первое впечатление его не обмануло. Впервые за многие годы Тони усомнился в своей проницательности: не иначе, он что-то упустил в донесении.
Он поерзал в кресле, чувствуя, как вспотел его затылок. От беспечной улыбки Дженсена у Тони леденела в жилах кровь. Напомнив себе, что прозвище Большой Тони дано ему вовсе не за рост, а за решительность, он тряхнул головой, отгоняя неприятные воспоминания. Ник Дженсен был всего лишь недалеким техасцем, с которым он, Тони, расправится в два счета.
– Мой сын предложил щедро расплатиться с вами за вашу долю акций в корпорации «Голубой грот». Когда состоится сделка?
– Я не заинтересован в продаже акций.
Что за заносчивый щенок! Как он смеет отказывать ему!
– «Бредфорд Боттлинг» и «Империал-Кола» успешно сотрудничают. Не думаю, что вы поспособствуете своей карьере, начав создавать проблемы для компании.
Он помолчал, ожидая реакции, но Дженсен ничего не ответил, продолжая по-дурацки улыбаться. Тони нахмурился, прибегая к своей обычной тактике запугивания.
– Давайте начистоту, Дженсен. Мне известно, что «Империал» требует от своих Сотрудников врастать в местное общество. Компания выступает как наш партнер, а не инородное тело. Если я стану отзываться о вас как о невозможном американце, с которым затруднительно сотрудничать, на вашей карьере будет поставлен крест. Марк Нолан уже не сможет перетащить вас в штаб-квартиру корпорации вопреки интересам более опытных работников.
Дженсен по-прежнему улыбался. Видимо, этот техасец был клиническим идиотом.
– Проявите благоразумие и примите мое предложение, иначе...
– Напрасно вы мне угрожаете. – Дженсен сполз в кресле, скрестив длинные ноги. – Иначе я представлю доказательства участия вашего сына в убийстве Трейвиса Прескотта.
– Керт? Что вы несете?
– Керт и Ронда. Им известно о его смерти гораздо больше, чем они говорят, и я могу это доказать.
Ронда? Никудышная стерва! Уже который год волочится за Кертом, добиваясь признания недействительным своего брака с каким-то старикашкой. Тони догадывался, что Дженсен блефует, но полной уверенности у него не было. Он знал, что его сын – подлец и лгун.
Ник встал и пошел к двери.
– О моей карьере не беспокойтесь. Если я не получу повышения, то с радостью останусь здесь, чтобы помогать Джанне управлять отелями.
Тони уставился на закрывшуюся за посетителем дверь. Потом он нажал кнопку и крикнул секретарю, чтобы послали за Кертом. Сын вырос перед отцом спустя несколько минут.
– Ты замешан в смерти Трейвиса Прескотта?
– Нет, конечно. А что?
Либо Керт говорил правду, либо он достиг новых высот в искусстве лжи. Пока Тони не знал, к какому ответу склониться.
– Дженсен утверждает, что может доказать твою причастность.
– Пусть попробует.
Тони смерил сына взглядом. Обычно ему удавалось запугать его, но сейчас Керт выглядел необычайно самоуверенным. Между отцом и сыном не существовало близости, и Тони не горевал об этом. Всю свою жизнь он трудился, чтобы создать империю. Долг Керта – от которого он слишком долго уклонялся – состоял в том, чтобы выгодно жениться и дать жизнь наследнику. Тони жаждал твердых гарантий, что его имя надолго переживет его самого.
Основатель династии!
– Дженсен утверждает, – Тони пристально следил за реакций Керта на его слова, – что в убийстве замешана и Ронда Сиббет.
Керт пожал плечами.
– Мне об этом неизвестно. Я и не видел ее с того приема.
* * *
Ник отложил наушники. Пленка с текстом романа Джона Санфорда «Добыча в тени» не заинтересовала его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58