Знаю только, что крестьяне голодали, в связи с чем королева предложила им перейти на пирожные.
– Непонятно, откуда пошел этот нелепый слух, ведь на самом деле она ничего подобного не произносила. Спросите, у Джанны.
Ник призывно помахал Джанне, и она подошла к ним. Ему не было никакого дела до подлинности тех или иных высказываний королевы, тем более что заплатила она за них сполна. Ему хотелось одного: побыстрее отвязаться от Шадоу Ханникатт. Этой особе оставался всего один шаг до клинической ненормальности. Она до боли напомнила ему его мать.
Джанна сообщила, приблизившись:
– Через несколько минут будет подан чай. – И уселась в кресло напротив.
– Я втолковывала Нику, что Мария-Антуанетта никогда не говорила: «Пускай едят пирожные». Я права?
– Абсолютно. Спустя многие годы кто-то приписал ей эти слова, но ее современники ничего подобного не слышали. Большинство ученых склоняются к мнению, что это просто легенда, из тех что превращаются со временем в суррогат истины.
Ник улыбнулся ей своей неотразимой улыбкой с ямочкой, испытывая извращенное удовольствие от смятения, всегда охватывавшего Джанну в такие моменты.
– Но крестьяне действительно голодали, а эта самая Мария как сыр в масле каталась, так что...
– Нет никаких доказательств, что крестьянам стало тогда хуже, чем в предыдущие годы. Что действительно случилось, так это погодная аномалия, из-за которой заплесневело зерно прямо на корню. Однако его все равно убрали и смололи в муку. Многие историки сходятся во мнении, что хлеб, испеченный из этой муки, стал причиной несметного числа случаев мозговой горячки, обусловившей иррациональность людских поступков. Что-то вроде массового помешательства.
В этот момент рядом вырос Уоррен.
– Джанна, можешь разливать чай, если не возражаешь.
Ник вскочил.
– Я помогу.
– Благодарю, но...
– Мне не терпится услышать продолжение истории с плесенью. – Он взял Джанну за руку и повел через зал, к серебряной тележке с сандвичами и пирожными.
– Что у вас за подруга? Она, кажется, воображает, что мы с вами встречались в прошлой жизни. В каком-то городишке под названием Варен.
– Шадоу верит в магию, реинкарнацию, гадание на картах, астрологию, – спокойно ответила Джанна, берясь за ручку тележки.
– Вы, надеюсь, ей не подражаете?
Она подняла голову и сказала, не глядя на Ника:
– Не во всем.
– Вы тоже советуетесь с астрологом, прежде чем сделать любой шаг, как Нэнси Рейган?
– Нет, – обиженно ответила она. – Но я каждое утро заглядываю в газетный гороскоп, как миллионы других людей. Иначе зачем все газеты и многие журналы печатают гороскопы?
– Затем, что многим нужен легкий ответ на сложные вопросы.
Она стала разливать чай через серебряное ситечко, добавляя из другого чайника кипяток.
– Наверное, вы тоже верите в реинкарнацию и в прошлую жизнь? – допытывался Ник.
Джанна пожала плечами.
– Не знаю... Может быть.
– Перестаньте. Вы же образованная женщина! Как вы можете клевать на такую пустышку?
Она наконец-то подняла на него свои большие зеленые глаза и серьезно ответила:
– Многие люди совершали под гипнозом путешествие в прошлое. Они начинали говорить на неизвестных им языках и в подробностях описывать места, где никогда не бывали. Думаю, вполне возможно, что некоторые уже прожили по несколько жизней и проживут еще.
– А вы сами, выходит, жили в эпоху Французской революции? – Джанна утвердительно кивнула. – Вас что, гипнотизировали? – счел нужным уточнить Ник.
– Нет, но я всегда испытывала некое – не знаю, как это правильно назвать, – родство с тем временем.
Ник никак не мог поверить, что она не шутит.
– Вы действительно полагаете, что мы с вами встречались во время Французской революции?
– Не исключено. Шадоу считает...
– Кем же был тогда я? – Он решил подыграть ей, чувствуя, что иначе она совсем смутится.
– Одним из соратников графа Ферсена.
– Это кто еще такой?
– Шведский аристократ, пытавшийся помочь Марии-Антуанетте спастись бегством.
– А кем были вы? – Он ни капельки не верил во всю эту белиберду, но испытывал некоторое любопытство.
– Подругой королевы. – Она опустила глаза. – Мы с вами пытались организовать побег... – Оборвав фразу, она замолчала.
– Ну и?.. – Он ждал, но продолжения не последовало. Ник совсем уж собрался посоветовать ей выкинуть эту чушь из головы, когда его вдруг осенило: – А что, собственно, нас с вами связывало?
Вместо ответа она подхватила серебряными щипчиками кусочек сахару и бросила его в чашку с чаем.
– Мы были любовниками! – догадался он.
Она кивнула, все так же не поднимая головы, и опять потянулась к сахарнице.
– Шадоу считает, что вы – де Полиньяк, один из помощников Ферсена. Мы с вами были хорошими друзьями.
Неудивительно, что она вкладывала средства в верблюжьи попоны! Если Джанна способна поверить в жизнь в прошлом, то любой способен обвести ее вокруг пальца. Он нагнулся к ее уху и прошептал:
– Так знайте, что вы были неподражаемы в постели, но я замучился расшнуровывать ваш корсет.
Она, сдержав улыбку, бросила в чашку третий кусочек сахару.
– Чем же все завершилось?
– Гильотиной, – кратко ответила Джанна.
– Господи, как прискорбно!
– Джерси, Герфорд, Шортхори? – спросила она, по-прежнему избегая его взгляда.
– Лонгхорн. В западном Техасе разводят этот длиннорогий скот.
– Я просто спрашиваю, какого молока добавить вам в чай.
Молоко в чай? Только этого не хватало!
– Не надо. Достаточно сахара.
Она добавила в его чашку еще один кусок. Глядя на ее руки, он представил себе, как ее изящные пальцы ерошат ему волосы на затылке. Ему захотелось сказать: «Да забудь ты про какую-то там прошлую жизнь, вспомни эту, Мдину». Она подала ему чашку на блюдце. Он нарочно замешкался и накрыл ладонью ее руку. Кожа была мягкой, нежной. Именно таким он запомнил ее прикосновение.
Она зарделась, но голос остался бесстрастным:
– Прошу: сандвичи с огурцом, помидором, крессом.
– Что вы такое говорите, Коротышка? Сандвичи? Где же корочка?
Она с насмешливой укоризной покачала головой. Ник подумал, что рассмешить ее по-настоящему – немыслимое дело.
– Попробуйте вот это. – Она положила ему на блюдечко пирожное и добавила комковатых взбитых сливок. – Батская булочка с девонскими топлеными сливками. Гарантирую, что такое лакомство придется вам по вкусу.
Гости обступили тележку, разбирая сандвичи, фрукты и пирожные; Джанна наливала им чай. Ник стоял рядом, боясь уронить чашку с блюдечком и десертную тарелочку, с вилкой и салфеткой. К нему подошли Уоррен и Шадоу.
– Присядьте с нами, – предложил Уоррен. – Мы еще не успели поговорить.
Ник согласился, но дождался, пока Шадоу усядется рядом с Уорреном, и только потом сел напротив. Поставив чашку на столик, он сосредоточился на поедании булочки. Он заранее знал, что Уоррен поведет речь об акциях.
– Я читал о том, как ваша компания утвердилась на рынке во время Второй мировой войны.
– На каждого солдата с оружием приходилось по двое с «Ипериал-Кола» – так гласит легенда. – Ник решил, что Уоррен упомянул его фирму, желая ему польстить.
– Зато после войны «Империал-Кола» закрепила успех, сотрудничая с крупными компаниями в разных странах.
– Да, – согласился Ник, – мы действуем по одинаковой схеме во всем мире. Здесь наш партнер – «Тьюкс». На Мальте мы сотрудничаем с разливочным предприятием Бредфордов.
Ник намеренно зажег перед Уорреном зеленый свет, первым упомянув Бредфордов и предоставив возможность заговорить об акциях, но тот не снял ногу с тормозов. Вместо этого он сказал:
– Сначала вы внедряетесь в национальную экономику, а потом вас уже невозможно вытеснить.
– У нас тоже есть свои проблемы. Возьмите Индию. Мы не согласились раскрыть секрет нашей формулы, и они дали нам от ворот поворот. Французы с большим удовольствием пьют вино и простую воду из бутылок. Сладкие напитки, даже кола, занимают у них лишь третье место с сильным отставанием.
– Разве в целом совместные предприятия не выступают защитниками именно иностранного бизнеса? Меня, знаете ли, беспокоят совместные проекты, предлагаемые Великобритании Японией.
Ник с удовольствием доел булочку с кремом. Чай тем временем безнадежно остыл.
– Какие конкретно компании вас интересуют?
– Я уже зарубил проект автозавода, но теперь «Турабо индастриз» хочет совместно с нами строить текстильное предприятие в Мидленде.
– Наша текстильная промышленность уже много лет проигрывает в конкурентной борьбе, – сказала Шадоу, обращаясь к Нику, но глядя на Уоррена.
– Это, конечно, понизит уровень безработицы, но какова обратная сторона? Есть ли почва у моих опасений, что в нашей экономике могут возобладать чужестранцы? – Уоррен устремил на Ника свой честный взгляд, уже знакомый тому по телеинтервью. – Каково ваше мнение?
Ник взвесил все, что ему было известно об Уоррене Атертоне – то есть ничего, – и прикинул возможные последствия своей откровенности.
– Наш разговор не должен выйти за пределы этого помещения, – предупредил он, все же сочтя возможным высказаться. Никакой конфиденциальной информацией я не владею. И поймите меня правильно, не хочу создавать проблемы для «Империал-Кола». Япония – наш крупнейший рынок.
Уоррен кивнул.
– Насколько я понимаю, «Турабо индастриз» не вызывает у вас восторга.
– Это одна из старейших и респектабельнейших японских текстильных компаний. Создана еще в конце девятнадцатого века. Недавно почти все ее акции скупила компания «Хеншо энтерпрайсиз». Во главе «Хеншо» стоит якудза, конкретно Ешио Ешума. Он – босс подпольного синдиката, известного в Японии как банда Ямагучи-гуми.
– Не знала, что в Японии так сильна преступность, – вмешалась Шадоу. – Я всегда считала, что в их обществе на первом месте стоит честь и забота о добром имени.
– Видимость обманчива, – сказал Ник.
Следующий час ушел на объяснение Уоррену, что такое якудза и чего следует ожидать, делая бизнес с японцами. Через плечо Уоррена Ник видел Джанну, с которой не сводил глаз, стараясь при этом не выглядеть нахалом. Она то и дело поправляла волосы, еще не привыкнув к новой прическе. Нику нравилось, как она это делает. К тому же прежняя прическа не давала насладиться главным ее достоинством – большими выразительными глазами.
Он усмехнулся про себя, припоминая их последний разговор. Значит, она верит в жизнь в прошлом и полагает, что они с Ником были тогда любовниками. Богатая идея – он имел в виду не жизнь в прошлом, а вторую часть, насчет любви. Это может служить объяснением пылкости, проявленной ею в Мдине. Однако как же быть с его намерением ответить ей взаимностью?
Выпроводив гостей, Джанна присоединилась к беседующим.
– Что это вы тут засели? – спросила она. – Не очень-то вежливо по отношению к остальным.
Ник подвинулся, не оставляя Джанне иного выбора, кроме как сесть с ним рядом.
– Мы разговаривали о Японии.
– Да, я знаю, тебя тревожат их планы относительно активизации деятельности у нас в стране, – сказала Джанна брату.
– Ник очень мне помог. – Уоррен повернулся к Нику. – Через несколько недель мы с Шадоу думаем побывать на Мальте. Давайте вернемся к этому разговору там.
Ник поднялся, чтобы попрощаться. Вопреки его ожиданиям, Уоррен так и не упомянул об акциях.
– Благодарю вас за приглашение. – Он пожал Уоррену руку. – До встречи на Мальте.
– Я еду в Хэмпстед-Хит. Могу подвезти вас до гостиницы, – вежливо предложила Джанна. – Это по пути.
Он проследовал за ней через кухню и заднюю дверь к гаражу, разместившемуся в бывшей конюшне. Там стояли «Рейнджровер» и «Астон-Мартин-Лагонда». Джанна распахнула дверцу шикарного «Астон-Мартина».
– Машина моего брата, – сказала она извиняющимся тоном.
Ник уселся. Все-таки непонятно, почему Уоррен не заговорил об акциях. Видимо, эта проблема оставлена на усмотрение Джанны. Он покосился на нее. В полутьме было трудно разглядеть выражение ее лица. Она поднесла руку к ключу зажигания, но не спешила заводить мотор. Вместо этого она обернулась к нему. Свет фонаря в глубине гаража подчеркивал мягкость ее профиля, полноту губ.
– Ник... Той ночью я...
Он едва не охнул от огорчения.
– Вы опять собираетесь извиняться?
– Да. Я...
Он решительно потянулся к ней, благо что в тесной машине тянуться было недалеко. Ник боялся, что она отпрянет, но этого не случилось. Она смотрела на него со свойственным ей сдержанным выражением, замешательство выдавала только та судорожность, с какой она вцепилась пальцами в кожаный чехол на руле. Он в который раз подумал, что так и не знает, как Джанна к нему относится. До происшествия в Мдине он нисколько не сомневался, что вызывает у нее стойкую антипатию. Его улыбка, заставлявшая всех прочих женщин без особого размышления задирать юбки, не производила на нее должного впечатления. Но так было только до той ночи...
Если бы он не был тогда трезв как стеклышко, то, возможно, счел бы, что ему все померещилось. Ник проигрывал в памяти ту сцену чаще, чем был готов признаться самому себе. Он без устали напоминал себе, что она замужем, а он слишком умудрен в вопросах любви, чтобы его сердце растаяло от объятий, пусть и весьма страстных. И все же Джанна вызывала у него незнакомые прежде чувства. Ему был известен единственный способ противодействия этому наваждению – насмешка.
Впрочем, сейчас он благополучно забыл о своем намерении поиздеваться над ней из-за Марии-Антуанетты. Теперь им владело другое властное желание – поцеловать ее. Он взял Джанну за подбородок и запрокинул ей голову. Потом он прикоснулся губами к ее рту, просто чтобы убедиться, не подводит ли его память и так ли в действительности мягки ее губы. Они оказались еще мягче, чем ему запомнилось, к тому же встретили его весьма охотно. Сжав ее в объятиях, он пустил в ход язык. Немного поколебавшись, она ответила на его поцелуй, обвив руками его шею. От того, как она запустила пальцы в густые волосы у него на затылке, он ощутил прилив вожделения. Кончик ее языка разошелся вовсю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58