Я не могу ошибиться, Кэтрин, я вижу это по лицу Бриджит. Она в последнее время очень счастливая.
– Я думала, тебе всегда хотелось, чтобы Бриджит была счастлива, – прошептала Кэтрин, отворачиваясь от кровати.
– Да, да, конечно, я хочу счастья для нее.
– Что ж, тогда ты должна за нее радоваться. С этими словами Кэтрин, взяв со стола вазу с увядшими цветами, вышла из комнаты. Когда она шла через зал на кухню, по лестнице сбежала Бриджит – Бриджит, которая за последнее вредя превратилась в совсем юную девушку. И вела она себя как беззаботная девчонка. «О Боже, Боже, – подумала Кэтрин. – К чему же все это приведет?» Впрочем, то, что происходило сейчас, она уже предвидела заранее – еще в июне, когда Дэниел снова появился в их доме и в жизни ее дочери; Кэтрин знала, во что это выльется.
У подножия лестницы Бриджит остановилась и посмотрела на мать.
– Могу я с тобой поговорить, мама?
Кэтрин повернулась к ней, продолжая держать в руках вазу.
– С каких это пор ты стала спрашивать у меня разрешения на то, чтобы поговорить со мной? – сказала она, с горечью отмечая про себя, что Бриджит в последнее время обращается к ней с той формальной вежливостью, с какой разговаривают с чужими людьми.
Бриджит медленно подошла к ней, и вместе они вошли на кухню.
– Я не знаю, мама, как ты это воспримешь, – спокойно сказала Бриджит, останавливаясь возле стола. – Но я… у меня будет ребенок.
– Я это уже знала.
Мать и дочь посмотрели друг на друга через стол.
– Как ты могла это знать? Я сама поняла это только вчера.
– Я догадалась по твоему лицу, дитя мое. В последние недели на нем написана радость и надежда.
– О, мама!
– Это его ребенок, не так ли?
– Если ты имеешь в виду Дэниела, то да.
– О Господи! – Кэтрин отвернулась от дочери и посмотрела в сторону.
– Не понимаю, почему это тебя так шокирует, – сухо заметила Бриджит. – Я была честна с тобой с самого начала и ничего не пыталась от тебя скрыть. Я пока осталась с вами только потому, что ты попросила меня об этом, – разумеется, из-за тети Кэти. Но ты должна знать, что, когда вернется Питер, меня больше здесь не будет. Надеюсь, ты понимаешь, что мы с ним не можем теперь жить под одной крышей, а поскольку у него на данный момент нет другого дома, он останется здесь, а мне придется уйти.
Кэтрин обернулась и заставила себя посмотреть дочери в глаза.
– Ты поступаешь с ним нечестно, Бриджит, – с упреком сказала она.
– В самом деле? А поступил ли он честно со мной? Поступили ли вы все честно со мной восемь лет назад?
– Мы уже обсудили то, что было восемь лет назад, Бриджит, и, кажется, решили больше не возвращаться к этой теме.
– Да, мы решили об этом не говорить. Но ты сама первая обвинила меня в том, что я поступаю нечестно. Пожалуйста, уясни для себя, мама, что я вовсе не чувствую себя виноватой. Если кто-то должен чувствовать себя виноватым, так это, конечно, не я. И я вовсе не собираюсь позволять вам испортить мне жизнь во второй раз. А что касается моих отношений с Дэниелом, я сожалею лишь об одном – о том, что мы с ним потеряли восемь лет. То, что случилось сейчас, должно было случиться восемь лет назад.
– А ты… ты думала о том, как ты объяснишь все это Питеру?
– Да, я думала об этом. Я уже три с лишним месяца думаю об этом, и, должна тебе сказать, это не слишком приятная мысль. Но я намерена объясниться с ним в первый же день.
Мать и дочь снова посмотрели друг на друга, и теперь в их взглядах сквозила взаимная неприязнь.
– А если что-нибудь случится с ним… с Дэниелом? Что ты будешь делать, если останешься одна с ребенком на руках? Ты, кажется, забываешь, что война еще не закончилась. Вы оба потеряли голову и не соображаете, что делаете. Если его убьют, а ты уйдешь от семьи, на что ты будешь жить вместе с ребенком?
Бриджит подняла брови и взглянула на мать широко раскрытыми глазами.
– За кого ты меня принимаешь, мама? Я не какое-нибудь беспомощное существо. Я вполне способна прокормить себя и ребенка. У меня есть профессия, и я всегда могу работать. А теперь послушай меня внимательно. Что бы ни случилось, я никогда не допущу, чтобы ответственность за нашего с Дэниелом ребенка брал на себя кто-то другой. Этот ребенок наш, и Питер не имеет к нему никакого отношения. Я понимаю, в нашей семье принято сваливать ответственность за собственных детей на других. Все началось, еще когда тетя Кэти отдала свою дочь на воспитание чужим людям, а ты продолжила эту традицию, когда забеременела мною и вышла замуж за…
Тут Бриджит осеклась, поняв, что поступает слишком жестоко с матерью, напоминая ей, что она вышла замуж за Тома Малхолланда, чтобы тот взял на себя ответственность за ребенка, которого она ждала от другого мужчины.
– Продолжай, продолжай, – в голосе Кэтрин слышалась горечь. – Скажи мне, что я вышла за Тома, чтобы спасти свою репутацию. Но это не так, Бриджит. Мы с Томом любили друг друга с детства, и я бы в любом случае вышла за него замуж.
– Я не хотела говорить, что ты вышла замуж за папу только из расчета, – извиняющимся тоном сказала Бриджит. – Но сейчас речь идет обо мне, и ты спросила, что я буду делать, если… если что-то случится с Дэниелом. Могу ответить тебе лишь одно: что бы ни случилось и как бы мне ни было трудно, я никогда не позволю, чтобы отцом нашего ребенка считался Питер. Потому что отец ребенка – Дэниел Розье, и наш сын или наша дочь будут носить фамилию Розье и будут воспитаны, как и подобает отпрыскам рода Розье. Да, да, мама, это будет так, нравится тебе это или нет. В нашем доме имя Розье всегда произносилось с ненавистью и со страхом, но теперь этой ненависти наступит конец. Тебе придется смириться, мама, что твой внук или твоя внучка будут принадлежать к роду Розье. Мы могли бы жить и растить нашего ребенка в родовом поместье Дэниела, которое по праву должно перейти к его потомкам. И если мы этого не сделаем, так лишь потому, что Гринволл-Мэнор слишком близко отсюда, а мы не хотим ранить ваши чувства, в особенности чувства Питера. Впрочем, мы можем изменить наше решение и поселиться в Гринволле.
Кэтрин в упор посмотрела на дочь, с трудом сдерживая злобу.
– Ты все время забываешь о самом главном, дитя мое, – процедила она сквозь зубы. – Война продолжается, и никто не знает, что может случиться с любым из нас даже в самое ближайшее время. Я бы на твоем месте не строила пока планов на будущее.
Бриджит стояла перед окном в своей спальне, глядя ни деревья на противоположной стороне дороги. В этот теплый субботний полдень на улицах было больше людей, чем обычно. Она уже в который раз посмотрела на свои наручные часы. Дэниел обещал позвонить примерно в половине третьего. Сейчас уже было намного позже, – по всей видимости, его задержали какие-то дела. На лестнице послышались шаги, потом мать окликнула ее из-за двери:
– Бриджит?
Когда Кэтрин открыла дверь и остановилась на пороге, Бриджит заметила, что мать выглядит очень усталой.
– Мне только что позвонила миссис Пэуп с почты, – сказала Кэтрин. – Она спрашивала, смогу ли я поработать пару часов сегодня вечером. У них заболели две женщины, и они ищут замену. Я нужна им с шести до восьми, максимум до половины девятого. Ты могла бы побыть это время дома?
Бриджит ответила не сразу. То, о чем просила ее мать, нарушало ее планы. В среду они с Дэниелом условились встретиться сегодня утром в Гринволл-Мэноре, как они обычно делали по выходным. Но вчера вечером он позвонил ей и сказал, что будет занят и не знает точно, когда освободится, и обещал перезвонить сегодня после двух. Сейчас она ждала его звонка с минуты на минуту. Может, он уже был на пути в Гринволл и позвонит ей прямо оттуда. Что, если он будет ждать ее в Гринволл-Мэноре, а она не сможет уйти из дому до половины девятого? Но она не могла отказать матери, а потому сказала:
– Можешь идти, мама, я буду дома. Когда позвонит Дэниел, я попрошу его прийти сюда.
Кэтрин никак не прокомментировала это сообщение и, даже не поблагодарив дочь за то, что та согласилась остаться, повернулась к ней спиной и вышла из комнаты. Бриджит собиралась закрыть дверь за матерью, когда в зале зазвонил телефон. Она поспешно спустилась по лестнице, с трудом удерживаясь от того, чтобы не пуститься бегом и, задыхаясь от волнения, сняла трубку.
– Алло? – сказала она срывающимся голосом.
– Бриджит?
– Да.
Во время их телефонных разговоров Бриджит была вынуждена ограничиваться отрывистыми фразами и избегать нежных выражений, зная, что мать почти всегда ее слышит.
– Послушай, любовь моя, я буду ждать тебя на обычном месте около семи. Я не смогу освободиться раньше. Ты сможешь прийти в семь?
– Дэниел, я должна быть дома до половины девятого или даже до девяти. Маму неожиданно вызвали на работу, а тетю Кэти, как ты знаешь, нельзя оставлять одну. Ты мог бы прийти сюда?
Он немного помолчал, прежде чем ответить.
– Да, да, – сказал он. – Конечно, я приду. Но я хотел… я хотел, Бриджит, чтобы ты осталась сегодня на ночь в Гринволл-Мэноре.
– В Гринволл-Мэноре?
– Да. Я потом объясню тебе все подробнее, но я получил новый приказ, и в ближайшие дни – в понедельник, скорее всего – мне придется уехать. Поэтому я бы хотел провести весь уик-энд с тобой. Я захвачу с собой побольше еды. Так ты согласна?
– Да, конечно, Дэниел, – ответила она, уже думая о том, как прореагирует мать, когда она скажет ей, что собирается остаться на ночь в Гринволл-Мэноре вдвоем с Дэниелом.
– Дэниел?
– Да, любимая?
– Ты еще не знаешь, куда тебя распределят?
– Я скажу тебе обо всем, когда мы встретимся. Мне не очень удобно говорить отсюда. Но ты не волнуйся, это не очень далеко. По эту сторону океана – понимаешь?
Бриджит с облегчением вздохнула.
– Да, да, я поняла. Дэниел?
– Да, любовь моя?
– У меня тоже есть для тебя новости. – Она улыбалась. – Помнишь, о чем мы говорили в среду?
На противоположном конце провода наступило гробовое молчание.
– Ты меня слышишь, Дэниел?
– Да, я тебя слышу, Бриджит. Бриджит, неужели?..
– А сейчас мне надо идти, Дэниел.
– Любимая. Любимая. Я не дождусь, когда увижу тебя. Я постараюсь прийти как можно раньше, сразу же после семи. Ну, а пока… до встречи, любовь моя.
– До встречи, Дэниел.
Повесив трубку, Бриджит долго стояла возле телефона. Сегодня в их распоряжении будет целая ночь, а не какие-то несколько часов, она всю ночь будет лежать в его объятиях, и не надо будет никуда спешить, не надо будет вскакивать и говорить друг другу: «Ну, а теперь нам пора идти».
Сорвавшись с места, она побежала наверх, думая, что ей надо упаковать кое-какие необходимые вещи, чтобы взять с собой в Гринволл-Мэнор.
Кэтрин ушла в шесть. Уходя, она лишь сказала:
– Я пошла.
И Бриджит ответила:
– Хорошо, мама.
Она еще не говорила матери, что собирается ночевать в Гринволл-Мэноре, решив, что лучше сказать ей об этом в самую последнюю минуту, когда уже не останется времени для споров, обвинений и тому подобного.
Войдя в гостиную, она села на стул возле окна. Кэти лежала с закрытыми глазами, и Бриджит не могла понять, спит она или нет. Через некоторое время старуха позвала:
– Кэтрин!
– Это я, тетя Кэти.
– А, это ты, Бриджит? – Кэти открыла глаза. – А где Кэтрин? Мне нужно поговорить с Кэтрин.
– Ей пришлось пойти на почту кого-то подменить. Она ведь тебе говорила.
– Разве она мне говорила? А может, она мне и сказала, но я забыла. Мне сегодня целый день хочется спать, не знаю, что это на меня нашло. Мне только что снился очень хороший сон, Бриджит.
– Что же это за сон, тетя Кэти?
– Мне снился корабль – корабль с большими парусами. Я плыла на нем, но видела его как бы со стороны. Я видела его очень ясно и даже смогла прочесть название на борту. Он назывался «Меркур». Ты помнишь «Меркур», Бриджит?
– Нет, тетя Кэти, я не помню такого корабля.
– Но ты должна его помнить! Я показывала тебе фотографию в газете. Я вырезала из газеты статью. Там было написано, что «Меркур» отплыл в Норвегию с углем. Это было совсем недавно, Бриджит, неужели ты не помнишь? Энди много рассказывал мне о «Меркуре», потому я и знаю так хорошо этот корабль. Это датский корабль, Бриджит.
– В самом деле, тетя Кэти?
– Я люблю, когда мне снятся корабли. Энди всегда снились корабли.
Кэти продолжала говорить, теперь уже обращаясь скорее к себе самой, чем к Бриджит, и ее голос постепенно угасал, становясь все более и более сонным, слова были едва различимы. Бриджит тем временем нетерпеливо поглядывала на часы на каминной полке, считая минуты, которые оставались до прихода Дэниела.
Когда часы показывали почти семь, она встала и прошла на кухню. Там она подогрела молоко для Кэти и достала из шкафа печенье. Поставив чашку с молоком и вазочку с печеньем на поднос, она вернулась в гостиную.
– Ты не спишь, тетя Кэти? Будешь пить молоко?
– Да, да, спасибо, моя дорогая. Спасибо, мне как раз хотелось выпить чего-нибудь тепленького… Как ты думаешь, сегодня вечером будут бомбить?
– Вряд ли, тетя Кэти. Уже давно не было бомбежек. Не думаю, что они снова начнут бомбить сегодня.
– Несколько минут назад мне показалось, что я услышала сигнал тревоги. Но это мне, наверное, приснилось. Ведь тревоги не было, не так ли, Бриджит?
– Не было никакой тревоги, тетя Кэти, это тебе наверняка приснилось. Сегодня такой чудесный, спокойный вечер, – я уверена, не будет никакой бомбежки.
– Будем надеяться, будем надеяться. Знаешь, мне становится немного страшно, когда включаются сирены. Смешно для такой старухи, как я, правда? Ведь все равно уже скоро умирать, – так какая разница, погибну я в бомбежку или умру своей смертью?
– Прекрати говорить глупости, тетя Кэти. Лучше пей молоко.
– Да, да, моя милая, пью.
Кэти поднесла к губам стакан с молоком и сделала несколько глотков, потом снова поставила его на блюдце, которое держала в руках. Несмотря на ее возраст, руки у Кэти совсем не дрожали. Бриджит опустилась на свой стул возле окна, стараясь унять нетерпение, все сильнее и сильнее овладевающее ею. Через некоторое время Кэти, отставив блюдце и стакан на тумбочку, сказала:
– Питер должен скоро вернуться, не так ли, Бриджит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49