Когда он вышел из зарослей, неприятный запах внезапно ударил ему в нос, и он понял, что где-то поблизости находится выгребная яма. Это было невероятно: в доме, оказывается, отсутствовала система канализации!
Сейчас перед ним открывалось широкое пространство, поросшее травой, а вдали виднелся небольшой холм. Он направился к холму. Поднявшись на вершину, он остановился и огляделся вокруг.
Дом казался ему отсюда огромным доисторическим животным, а трубы и дымоходы, выглядывающие сквозь кроны деревьев, напоминали множество лап или щупалец, которые тянулись к небу. Было трудно поверить, что его дед родился и вырос в этом доме, что он играл в этом теперь заброшенном саду.
Но почему он никогда не возвращался сюда? Было вполне понятно, что у него не возникало желания встречаться с отцом, но неужели он не скучал по матери, по этой миловидной женщине с добрыми печальными глазами, чья комната пахла лавандой и фиалками? И почему он посчитал необходимым скрывать ее существование от своего сына и внуков? Вряд ли эта женщина стала бы раскрывать его семье тайну кровного родства между ним и его женой.
В письмах прабабушки, найденных отцом в архивах деда, не было и намека на это родство или на какие-либо скандальные истории, происшедшие в семье. Это были письма настоящей леди, в них мать осведомлялась о здоровье сына, сообщала ему, что сама чувствует себя превосходно, делилась каждодневными новостями – сообщала, к примеру, что дядюшка Леонард скончался, а тетушка Гертруда навещала ее на прошлой неделе; писала о погоде – сегодня на дворе стоит чудесный день, а вот вчера шел дождь; писала о своих времяпрепровождениях, о том, что сейчас читает Браунинга и что ей очень нравится Браунинг, – но ни в одном письме она не упомянула о своем муже и ни в одном письме не поинтересовалась о жене сына.
Уже перед самым отъездом Дэниел Второй отвел сына в сторону и сказал: «Что бы тебе ни случилось узнать, не пиши об этом в письме. Расскажешь обо всем, когда вернешься. Понял?» И Дэниэл Третий прекрасно понимал опасения отца.
Теперь он понимал и многое другое. Он понимал, к примеру, почему его бабушка всегда держалась обособленно от остальных членов семьи и почему дедушка относился к ней с почти преувеличенной заботой. Дедушка всегда обращался с бабушкой так, словно она – хрупкая и бесценная фарфоровая статуэтка, которую он боялся разбить. Он вспомнил, как во время семейных собраний дедушка с бабушкой всегда сидели в стороне от других, как королевская чета, наблюдающая за придворными, – так однажды выразился его брат. И все эти годы они строго хранили тайну существования дома в Англии и человека, который приходился отцом им обоим.
У дедушки с бабушкой был всего лишь один ребенок – его отец, но у отца было шестеро детей, четверо мальчиков и две девочки. Дэниел был третьим сыном, а после него родилась Виктория. Виктория… Быть может, Виктория была наказанием, посланным детям за грехи родителей?
Врачи сказали его матери, что такой ребенок, как Виктория, может родиться в любой семье. Но если мать узнает о кровном родстве, связывающем родителей мужа, она непременно объяснит рождение слабоумной дочери именно этим. Быть может, его отец уже подозревал что-то в этом роде и думал о Виктории, когда попросил его не сообщать в письмах о том, что он узнает в Англии, боясь, что письма будут прочитаны матерью. Потому что, если мать узнает правду, она возложит всю вину за Викторию на отца, и тому уже никогда не знать покоя.
Его мать происходила из семьи Мэзон-Крауфордов, семьи с незапятнанной репутацией. С отпрысками этого почтенного семейства никогда не случалось скандальных историй, и рождение Виктории было тяжелым ударом для матери. Хотя вряд ли к Виктории можно было применить слово «скандал» – рождение таких детей рассматривается обычно скорее как выражение воли Господней, а не как позорное происшествие. Да, но почему Всевышний наградил таким ребенком хорошую, добропорядочную семью, которая ничем не согрешила перед Ним? Значит, грехи предков все-таки имели к этому отношение?
Для матери и для ее семьи рождение Виктории было загадкой, и таковым оно должно остаться и впредь. У Мэзон-Крауфордов было, по крайней мере, одно утешение – если это наследственность, то она передалась не по их линии, потому что в их роду, насколько это было известно, никогда не было слабоумных. Что же касалось Дэниела Второго, о его предках не было известно ничего. В семье привыкли считать, что родители Дэниела Первого и Сары погибли в железнодорожной катастрофе, путешествуя вместе, еще до того, как Дэниел и Сара поженились. Разумеется, Мэзон-Крауфорды, хоть и придавали большое значение родословной, но, опасаясь напоминанием о трагедии растревожить уже пережитую боль, не стали расспрашивать Сару и Дэниела-старшего.
Дэниел спустился с холма и вернулся к дому со стороны парадного входа. Пройдя по подъездной аллее, он обошел дом и вошел на кухню, где его уже ждал обед.
– Я понимаю, сэр, это просто неприлично – предлагать вам обед на кухне, – извинилась перед ним Мэгги, которая заканчивала накрывать на кухонный стол.
– Что вы, что вы, я вам и так очень признателен за то, что вы вообще кормите меня обедом, – поспешил успокоить ее он. – А есть на кухне я привык, мы дома всегда едим на кухне.
Последнее было неправдой. До сегодняшнего утра Дэниел ни разу в жизни не ел на кухне – его мать, аристократка до мозга костей, никогда бы этого не допустила, да и слуги были бы шокированы его присутствием на кухне. Но сейчас его личное обаяние и простота в общении сделали свое дело – Мэгги и Вилли искренне поверили его словам.
После обеда Дэниел пил кофе в маленькой гостиной, которая раньше была комнатой миссис Дэвис, экономки, и слушал Мэгги, передающую ему рассказы Фанни Крафт. Он вздрогнул от неожиданности, когда донеслись крики с верхнего этажа. Старик кричал так громко, что его вопли были слышны даже внизу, несмотря на толстые стены.
– О, не обращайте внимания, сэр, – сказала Мэгги. – Он вовсе не страдает. Он кричит от злости, потому что привязан и не может швырнуть чем-нибудь в моего мужа. А сегодня на него нашла особая ярость, потому что он опять вспомнил об этой женщине, Малхолланд.
– Он что, так сильно ее ненавидит? – Дэниел слегка наморщил лоб.
– О, когда он о ней вспоминает, в него словно вселяется дьявол, – спокойно ответила Мэгги. – Он часами проклинает ее и никак не может остановиться. Я всегда говорю Вилли: удивительно, что она его не слышит. Может, она его и слышит. Такая сильная ненависть, должно быть, чувствуется и на расстоянии.
Дэниел улыбнулся.
– Что ж, вряд ли его ненависть может побеспокоить ее там, где она сейчас, – заметил он.
– О, вы ошибаетесь, сэр, она еще не умерла.
– Не умерла? – Дэниел чуть не выронил чашку. – Вы хотите сказать, эта женщина, Малхолланд, мать моей бабушки, еще жива?
– Да, сэр, она жива. Я, правда, сама узнала об этом не так давно из местной газеты. О ней написали статью – понимаете, в наших краях она известная личность. Но я думаю, она еще не долго протянет – она ведь уже очень стара.
– Она живет поблизости?
– В Шилдсе, сэр. Кажется, в Вестоэ. Да, я думаю, в Вестоэ – это район города, где живут все богатые люди.
Сверху донесся громкий вопль, и Мэгги поспешно встала.
– Если вы позволите, сэр, я пойду помогу мужу. Он, наверное, меняет ему постель.
Дэниел тоже встал. Когда Мэгги вышла из комнаты, он долго стоял в задумчивости, глядя на дверь. Итак, Кэти Малхолланд, мать его бабушки, еще жива. Эта женщина приходится ему прабабушкой. Будет ли возможно повидаться с ней?
Глава 2
На следующее утро Дэниел снова ехал в побитом такси Фрэда, на этот раз, направляясь в Шилдс. В голове у него творилась самая настоящая неразбериха: сплетни, домыслы, легенды – все это переплеталось воедино. Разговорчивый шофер охотно рассказывал о Кэти Малхолланд, припоминая все то, что когда-либо слышал об этой женщине, начинавшей судомойкой на кухне в Гринволл-Мэноре еще в середине прошлого века и сколотившей себе немалое состояние на купле-продаже недвижимости.
Наконец они подъехали к высокой белой ограде, за которой находился большой двухэтажный дом. Дэниел вышел из машины, пересек тротуар и, войдя через железную калитку в воротах, направился по широкой посыпанной гравием дорожке к парадному крыльцу. Нажимая на кнопку звонка, он слышал смех, доносящийся из глубины дома, потом звонкий женский голос прокричал: «Я открою, мама!»
За этим последовали торопливые шаги. Когда дверь распахнулась, перед его взглядом предстала молоденькая девушка. Девушка была среднего роста, с большими темно-синими глазами, глядящими из-под густых пушистых ресниц. У нее был довольно крупный рот с полными чувственными губами, а маленький курносый носик казался совсем крошечным на ее лице по сравнению с глазами и ртом. Но более всего во внешности девушки Дэниела поразили ее волосы. Они были совсем светлыми и отливали серебром. Он знал, что этот оттенок сейчас в моде, в Америке многие девушки обесцвечивали волосы, например его кузина Ренэ недавно выкрасилась в такой цвет, – но он мог поспорить, что цвет волос этой девушки натуральный. Еще и потому, что ее прическа вовсе не соответствовала моде, – сейчас, когда мода предписывала женщинам короткую стрижку, волосы этой девушки были заплетены в косы и скручены на затылке замысловатым узлом. Не дав ему времени заговорить, девушка обрушила на него поток слов. Она говорила очень быстро, и в ее звонком голосе слышался едва сдерживаемый смех.
– Нет, нет, даже не пытайтесь мне что-то продать, это бесполезно, – щебетала она, слегка склонив голову набок. – У меня уже есть все книги, которые вы можете мне предложить, от энциклопедии до художественной литературы. Полотенца и простыни меня тоже не интересуют, а ваше чудо-одеяло, которому, как вы говорите, нет износа, мы уже приобрели у вашего коллеги, поэтому даже не пытайтесь мне его навязать. Вы уже третий, кто приходит сегодня, а еще только утро. Я понимаю, это ваша работа и вы тоже должны как-то зарабатывать себе на жизнь, но всему есть предел. Мы уже и так слишком много всего накупили, неужели вы не… – последние фразы она говорила уже медленнее и наконец умолкла, покусывая верхнюю губу. – О Боже, но вы ведь, кажется, ничего не продаете, – прошептала она, оглядывая гостя, который стоял перед ней с пустыми руками.
– Нет, я ничего не продаю, – Дэниел покачал головой, делая сверхчеловеческие усилия, чтобы не расхохотаться.
– О, простите ради Бога, я… Вы хотите кого-то видеть? Вы, наверное, пришли к отцу?..
– Нет, я просто хотел узнать, – он все еще с трудом сдерживал смех, – я хотел узнать, проживает ли здесь миссис Фрэнкель.
– О да, да, она живет здесь.
– А… как вы думаете, мог бы я с ней повидаться?
– Да. Да, конечно. Пожалуйста, проходите.
– Если вы мне позволите, я сначала отпущу такси.
– Да, да, пожалуйста.
Когда, отпустив Фрэда, он вновь поднялся на крыльцо, девушки уже не было на пороге. Через дверной проем, он видел, что она стоит в зале, разговаривая с женщиной постарше. Заметив его, обе женщины пошли ему навстречу.
– Вы хотите видеть миссис Фрэнкель? – спросила женщина постарше, внимательно глядя ему в лицо.
– Да, если это возможно.
– Могу я спросить, по какому делу?
– Это… это долгая история, мэм, но если я не ошибаюсь… – Дэниел опустил глаза, машинально загибая края шляпы, которую держал в руках. – Словом, я думаю, что прихожусь ей правнуком.
– Вы… вы приходитесь правнуком миссис Фрэнкель?
Женщина и девушка изумленно переглянулись, потом женщина снова обратилась к нему:
– Простите, как ваше имя?
– Дэниел Розье.
– Розье?
– Да, Розье. Я Дэниел Третий.
Женщина и девушка опять обменялись быстрыми взглядами. Теперь лицо женщины было очень серьезным.
– Пожалуйста, пройдите, – пригласила она и, развернувшись, направилась назад в зал.
Девушка придержала для него дверь и, когда он вошел, закрыла ее за ним.
Зал показался Дэниелу маленьким по сравнению с масштабами Гринволл-Мэнора. Его убранство тоже разительно отличалось от убранства усадьбы. Все здесь было новым, опрятным и современным: белые, сверкающие чистотой стены, розовый ковер на полу, такая же ковровая дорожка на лестнице, ведущей на второй этаж. Контраст усилился, когда вслед за женщиной он вошел в светлую, со вкусом обставленную гостиную. Но после первого беглого взгляда он понял, что среди мебели есть также дорогостоящие предметы антиквариата, и невольно вспомнил о матери, которая была заядлой коллекционеркой «вещей из старого мира».
– Хотите присесть?
– Благодарю вас.
Он сел в предложенное ему кресло, а женщины устроились на кушетке напротив молча глядя на него. Молчание длилось так долго, что Дэниел почувствовал себя неловко. Кроме того, обе слишком пристально его разглядывали, а лицо старшей женщины было к тому же обеспокоенным. Наконец она заговорила.
– Я миссис Малхолланд, внучатая племянница миссис Фрэнкель, – представилась она. – А это моя дочь Бриджит.
Дэниел улыбнулся поочередно обеим. Поймав взгляд девушки, он заметил, что в ее глазах еще сверкают огоньки смеха.
– А я приняла его за бродячего торговца, – сказала она, оборачиваясь к матери. – Я уже хотела его отослать.
– О, моя милая! – миссис Малхолланд покачала головой, и уголки ее рта дернулись, словно она собиралась засмеяться, но тут же ее лицо вновь приняло серьезное, озабоченное выражение. – Почему вы не появлялись раньше, мистер Розье? – обратилась она к гостю. – Вы что, только сейчас узнали о вашем родстве с миссис Фрэнкель?
– Да, я узнал об этом только вчера. А еще пару недель назад и вообще не знал, что у меня есть родственники в Англии. Когда умер мой дед – а это случилось примерно две недели назад, – мой отец обнаружил среди его корреспонденции письма из Гринволл-Мэнора, написанные миссис Розье, матерью моего деда.
– Она еще жива?
– Нет, она умерла около двух лет назад. Но, как я уже говорил, мы не знали о ее существовании, пока отец не нашел эти письма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49