– А, характер… – Дэниел прикусил губу, и некоторое время размышлял, прежде чем ответить. – Ну, в семье все ее считают необщительной, даже неприступной. Они с дедом всегда держались обособленно. Мой дед души в ней не чаял и всячески оберегал ее. Помню, если у бабушки болела голова, в доме Должна была стоять абсолютная тишина, и никто из нас не смел повысить голос. Он заботился о ней, как о ребенке, а она обожала его, буквально боготворила. Они не могли прожить друг без друга и дня, отец рассказывал, что, когда деду надо было ехать на совет директоров или посетить другой судостроительный завод – он был компаньоном в судостроительном деле, – бабушка всегда ездила вместе с ним.
– Ваша семья занимается судостроением? – Том подался вперед в кресле.
– Да. Это, правда, не очень большая верфь. Мой дед вошел в долю с Симоном Кварри, потом к нему присоединился отец, а сейчас все трое моих братьев тоже участвуют в деле. Я единственный, кто не последовал семейной традиции. Судостроительное дело нисколько меня не привлекает, поэтому я предпочел науку. Я закончил Йель, а потом поступил в Кембридж.
– Что вы изучаете?
– Математику.
– О! Математика – это беда нашей Бриджит, ее единственное слабое место. Все остальные предметы всегда давались ей легко – английский, латынь, французский. Но только не математика.
– Так оно обычно и бывает. Если человек преуспевает в гуманитарных науках, математика дается ему с трудом. Я вообще считаю, что математиком надо родиться. Способность к математике – это что-то вроде врожденной болезни, своеобразная деформация в мозгу, – Дэниел улыбнулся.
– Если вы называете это деформацией, я думаю, некоторые люди многое бы отдали, чтобы родиться с этим дефектом, – отозвался Том. – Бриджит всегда повторяет: «О, если бы я хоть что-то смыслила в математике!» Бриджит преподает в школе.
– В самом деле?
– Да. И, должен вам сказать, она очень хорошая учительница, хоть мне, как отцу, и не следовало бы хвалить собственную дочь. Жаль, что ей придется оставить работу, когда она выйдет замуж.
– Папа! Папа! Ты где? – донесся до них голос Бриджит. Через секунду дверь кабинета распахнулась. – А, вот вы где! Ленч готов.
– Минутку, Бриджит. – Том встал и, подойдя к девушке, обнял ее за плечи. – Я как раз говорил нашему другу, что ты великолепно успеваешь в математике.
– Не издевайся, папа. Есть люди, которые соображают в математике еще меньше, чем я.
– Меньше, чем ты? Разве это возможно?
Том насмешливо улыбнулся дочери, а она шутливо стукнула его кулаком в грудь.
– Я ведь уже объясняла тебе, папа, что это зависит от психики человека, – нетерпеливо сказала Бриджит. – Математики – особый народ, будь то мужчины или женщины. У них вывернутая наизнанку психика…
– Тихо, тихо! Не спеши, – одернул ее Том, смеясь. – Ты ведь еще не знаешь, что наш гость…
Бриджит обернулась и посмотрела через плечо отца на смуглое лицо гостя. В его черных бархатистых глазах притаились искорки смеха. Она прикусила губу и медленно покачала головой.
– Ну вот, опять. Простите, я не хотела…
– Охотно верю, что вы не хотели, – отозвался Дэниел.
Том посмотрел на Дэниела, потом на дочь, и все трое дружно расхохотались. Все еще смеясь, они направились в столовую. «А ведь она очень мила, – думал Дэниел, поглядывая на Бриджит. – Она, конечно, захвалена отцом, избалована вне всякой меры матерью и тетей Кэти… И все же она на редкость мила!»
Глава 3
Была пятница. Дэниел приехал в Ньюкасл в понедельник, а во вторник вечером, уезжая из Лорето, он решил про себя, что назавтра обязательно заглянет к Малхолландам, чтобы попрощаться перед отъездом в Кембридж. Но в среду он вместо этого отправился в Ньюкасл в офис поверенного, ведущего дела прадеда, где ему был оказан очень радушный прием.
Поверенный даже не стал его расспрашивать о степени его родства с Бернардом Розье. Он был рад любому, кто вызвался бы оплатить долги усадьбы, а Дэниел Розье Третий, судя по тому, что он рассказал о своей семье, был человеком состоятельным и располагал достаточными денежными средствами, чтобы выкупить Гринволл-Мэнор.
Обговорив все с поверенным, Дэниел решил задержаться в этих краях еще на пару дней и сел в поезд, направляющийся в Шилдс. Он приехал к Малхолландам во второй половине дня и провел около часа за разговором со своей прабабушкой, к которой он уже начинал искренне привязываться. У этой старой женщины была еще очень ясная голова. Дэниел узнал, что прабабушка – интересная собеседница и, несмотря на грусть, затаившуюся в глубине ее больших непроницаемых глаз, любит от души посмеяться. Он с удовольствием смешил ее, рассказывая о странных вкусах и привычках своих братьев и сестер. Он подробно описал ей их всех, но, когда пришла очередь Виктории, он запнулся. Он не знал, как сказать прабабушке о том, что одна из ее правнучек – слабоумная. В конце концов, он описал ей Викторию просто как девушку, которая к двадцати четырем годам так и не повзрослела, оставшись на уровне семилетнего ребенка. Лицо Кэти погрустнело, и она рассказала ему о подобном случае в своей семье, что заставило его задуматься; по приезде домой он обязательно должен будет сообщить об этом отцу, но только тайком от матери.
– У меня была такая же сестра, – сказала Кэти. – Ее звали Лиззи, и она родилась слабоумной.
Когда Кэтрин и Том узнали, что он должен вернуться в Кембридж только к субботе, они пригласили его погостить у них. Как ни странно, его прабабушка не присоединилась к их приглашению, что несколько обидело Дэниела и заставило его отказаться от их предложения.
– Мы никак не можем уговорить Дэниела остаться у нас, тетя Кэти, – пожаловалась Кэтрин.
Старуха, вместо того чтобы сказать правнуку: «Ну что ты, Дэниел, ты обязательно должен пожить у нас» – лишь молча посмотрела на молодого человека, после чего заявила, обращаясь к Кэтрин:
– Что ж, он уже достаточно взрослый и сам может решать, что ему делать.
И все же Дэниел чувствовал, что прабабушка очень рада его визитам и с удовольствием проводит время за разговорами с ним.
В среду после чая Кэтрин подала идею, что Бриджит в один из этих дней могла бы показать Дэниелу достопримечательности города – например Мэрсден-Рок, волнорез длиной в целую милю, городскую ратушу и тому подобное. Когда она упомянула о ратуше, Том сделал загадочное замечание насчет того, что только возле ратуши Дэниел сможет увидеть настоящих женщин Шилдса. Впоследствии Дэниел понял, что Том имел в виду скульптуры обнаженных женщин, стоящие у входа.
Вечер у Малхолландов прошел очень приятно, и все они много смеялись. Дэниел заметил, что Бриджит, так же, как и ее отец, наделена незаурядным чувством юмора. Когда он прощался с прабабушкой, та попросила его непременно зайти к ним завтра на ленч.
В четверг он пришел к ленчу и большую часть дня провел с Кэти, которая рассказала ему о Питере Конвэе, женихе Бриджит. Мистер Конвэй был на десять лет старше Бриджит, но, как сказала Кэти, это не имело никакого значения. Он был очень целеустремленным и серьезным человеком. До того как Палмеры потерпели крах, он занимал один из руководящих постов в их компании. Он был в числе тех, кто встречал герцогиню Йоркскую, когда она приехала по случаю спуска на воду крейсера «Йорк». Администрация компании высоко ценила его профессиональные качества, а он, в свою очередь, был всей душой предан делу и вместе с другими служащими боролся до последнего, чтобы спасти фирму от краха, что, к сожалению, оказалось невозможным. Вместе с работой Питер потерял все деньги, которые у него были и которые он вложил в компанию Палмеров, и сейчас переживал серьезные материальные затруднения. Кроме всего прочего, он еще должен был заботиться о пожилой матери, которая жила с ним. Но несмотря ни на что, он не хотел принимать, чью бы то ни было помощь, и был намерен выбраться из затруднительного положения своими силами.
Этот мистер Конвэй, подумал Дэниел, был, по всей видимости, ужасным занудой – слишком уж у него много добродетелей, чтобы он мог блистать умом или сообразительностью. Неудивительно, что Палмеры потерпели крах, если фирмой управляли такие люди, как он. Только уважение к прабабушке помешало Дэниелу высказать вслух свое мнение на счет жениха Бриджит. Он обрадовался, когда после чая Бриджит предложила ему посмотреть Джарроу.
– Вряд ли вам понравится Джарроу, – сказала она. – Но, я думаю, вам все-таки стоит на него взглянуть.
Джарроу действительно не понравился Дэниелу. Своим мертвым видом город напоминал ему кладбище; здесь даже пахло, как на кладбище. До этого он видел только железнодорожную станцию, и уже она показалась ему достаточно мрачной, но эти серые улицы с рядами грязных облупившихся домов и с группами неряшливо одетых людей, стоящих по углам, наводили на него невыносимое уныние. Он знал, что Англия сейчас переживает экономический кризис, и у себя дома он уже имел возможность наблюдать подобную ситуацию: в Америке сейчас тоже было много безработных. Но бедность, царящая в этом городе, была такой безнадежной, что Джарроу выглядел как огромное тело, с которого была сорвана одежда и содрана кожа.
– Тетя Кэти говорила вам, что Питер поехал организовывать поход с петицией в Лондон? – спросила Бриджит, когда они поднялись по дороге, ведущей к заброшенному судостроительному заводу, который некогда был процветающей верфью Палмеров.
– Да, кажется, она что-то говорила об этом.
Молча они прошли вдоль полуразрушенных стен и остановились там, где раньше находились ворота. Отсюда им была видна беспорядочная масса покореженного железа и стальных балок и груды обломков и погнутых труб, оставшиеся от кислородно-ацетиленовых и доменных печей.
– Я часто прихожу взглянуть на это, – сказала Бриджит. – Я думаю, меня тянет сюда, потому что крах Палмеров затронул меня лично. Из-за закрытия завода нам с Питером пришлось отложить свадьбу. Питер потерял на этом деле все свои сбережения – двенадцать сотен фунтов. Его отец уже умер, и у него на руках старая больная мать. А если мы поженимся, я буду вынуждена оставить работу в школе.
– Почему вынуждены?
– Таковы правила – замужним женщинам не позволяют преподавать. Считается, что, если женщина вышла замуж, она уже обеспечена. Дело в том, что безработных учителей и так слишком много, даже мужчине очень трудно получить место преподавателя. Один наш друг, преподаватель математики, пытался получить работу в одной школе на Юге. И знаете, какой там был конкурс? Двести пятьдесят человек на место!
– Да что вы! – Дэниел в изумления поднял брови. – А ваш жених… он не смог добиться, чтобы фирма компенсировала ему хотя бы часть денег?
– Нет. Но он далеко не единственный, кто потерял деньги на крахе Палмеров. Сотни других людей вкладывали свои сбережения в дело Палмеров, и все остались ни с чем. А многим эти деньги достались тяжким трудом. Вы подумайте, человек мог трудиться долгие годы, чтобы заработать какие-то жалкие двести фунтов, которые он спешил вложить в этот прибыльный бизнес. Теперь эти люди потеряли все до последнего пенни. Крах фирмы стал тяжелейшим ударом для многих простых людей.
Дэниел посмотрел на Бриджит, задумчиво созерцающую развалины завода, и вдруг у него возникло непреодолимое желание схватить ее за руку и бежать с ней подальше отсюда – подальше от этих развалин и от безнадежно унылых улиц, на которых жили несчастные голодные люди. Атмосфера всеобщей бедности и упадка подействовала на него угнетающе, и сейчас ему не терпелось поскорее выбраться из Джарроу.
– Пойдемте, – сказал он и удивился, услышав, как резко прозвучал его голос. – Пойдемте скорее отсюда.
– Что? – его слова вывели ее из глубокой задумчивости. – Ах, вы хотите уйти? Простите… – Она повернулась к нему и, встряхнув головой, рассмеялась. – Ну вот, опять я говорю вам «простите». Я только и делаю, что прошу у вас извинения. Но я не должна была приводить вас сюда – я знаю, это место выглядит так печально… Я просто подумала, что…
– Я знаю, что вы подумали, – улыбнулся он. – Вы привели меня сюда в образовательных целях: вы вполне справедливо посчитали, что я, будучи иностранцем, должен узнать и увидеть все стороны вашей жизни. Что ж, отрицательную сторону вы мне показали – теперь давайте перейдем к положительной. Какой ваш самый лучший театр?
– О, но ведь уже поздно! Все спектакли уже начались.
– Ладно, тогда отложим до завтра. Завтра вечером, надеюсь, вы свободны?
Она некоторое время колебалась, не сводя с него внимательного взгляда.
– Да, – ответила она наконец с коротким нервным смешком.
– Чудесно. А теперь пойдемте.
Он взял ее за руку, и быстрым шагом направился в сторону дороги, по которой они пришли.
Несколько минут они шли молча, потом она начала говорить – говорить быстро и без умолку, словно поставила себе целью заполнить тишину, рассказывая ему все, что она знала об истории Джарроу. Он шел рядом с ней молча, следя за выражением ее лица и пропуская мимо ушей большую часть ее слов. Когда они дошли до Дистрит, он прервал поток ее красноречия.
– На нем написано «Шилдс», – сказал он, глядя вслед обогнавшему их автобусу. – Мы пропустили наш автобус, мисс Малхолланд.
– О, в самом деле! – Она посмотрела на него и нервно моргнула. – Я понимаю, вам все это неинтересно, – добавила она, опустив глаза.
– И вы не ошибаетесь. – Он смеялся. – По крайней мере, на сегодняшний вечер с меня достаточно бесед на социальные темы. Я уже знаю все об Эллен Уилкинсон, о мистере Вальтере Рансмане, о советнике Дэвиде Рили, этом замечательном ирландце, о епископе Гордоне, о дядюшке Томе Коблее и о многих других.
– О, прос…
– Да, да, я это уже слышал.
Теперь оба смеялись.
– А знаете, мне нравится Джарроу, хоть он и выглядит ужасно, – сказала она через некоторое время. – Точнее, мне нравится не сам город, а люди – по крайней мере многие из них. Я сама родилась и выросла в Вестоэ. Я думаю, вам известно, сэр, – она серьезно повела головой, – что Вестоэ – самый престижный район Шилдса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49