И ему вовсе не показалось смешным, что она поспешила привести себя в порядок при его появлении.
– Тебе две ложечки сахара, как и раньше? – спросила она, протягивая ему чашку.
– Нет, одну, – ответил он, смеясь. – Война приучила меня к ограничениям.
Она присела на краешек стула и долго размешивала в чашке сахар, прежде чем заговорить.
– Расскажи мне, что ты делал все это время, – попросила она.
– Что я делал? – Он откинулся на спинку стула и на секунду задумался, потом скосил глаза на погоны своей формы. – Я поступил на службу в военно-воздушные силы, – сказал он.
– Это я уже и так вижу, – кивнула она.
Он наклонил голову и отпил из своей чашки.
– А еще я женился, – спокойно сказал он.
Она вздрогнула и попыталась заглянуть ему в лицо, но он смотрел в свою чашку.
– Ты… ты женился давно? – Ее вопрос прозвучал чисто формально.
– В самом начале тридцать седьмого года.
– В самом начале тридцать седьмого, – повторила она абсолютно бесцветным тоном.
Они внимательно посмотрели друг на друга.
– У тебя есть дети? – спросила она.
– А у тебя?
– Нет.
– Что ж, в этом смысле наши судьбы похожи. – Уголки его рта едва заметно дрогнули.
– Твоя… твоя жена… Она работает на каком-нибудь военном производстве?
Он приподнял брови и снова посмотрел в свою чашку.
– Я не могу знать, что она сейчас делает, Бриджит. Я развелся с ней в тридцать девятом году.
– Развелся! – вырвалось у нее.
Он улыбнулся.
– Тебя это шокирует?
– Нет, нет, меня это ничуть не шокирует, Дэниел. Я… просто мне очень жаль.
– О, здесь не о чем жалеть. Мы расстались по обоюдному согласию, и оба были очень рады этому.
Она не знала, что на это сказать, и ей опять стало неловко. Отчаянно ища тему для разговора, она вспомнила о Гринволл-Мэноре.
– А как поместье? – спросила она. – Ты там бываешь?
– Гринволл? Я был там как раз сегодня.
– Я думала, там разместили военных.
– Там действительно размещали военных, но сейчас одна партия солдат уехала, а другая еще не приехала, и я не знаю, когда они приедут. Но, даже когда они там, в моем распоряжении все равно остаются две комнаты. Я храню в этих комнатах мебель и могу пользоваться ими в любое время. Кстати, ты знала, что месяц назад возле самого дома разорвалась бомба?
– Нет! Нет, я не знала об этом.
– Почти все стекло в доме побилось, и все постройки во дворе разрушены. Насколько мне известно, двое или трое солдат погибли во время взрыва. Когда мне рассказали об этом, я был рад, что не организовал на территории усадьбы школу, а то во время взрыва могли бы погибнуть и дети. Правда, большинство детей сейчас эвакуировано из этих мест, но усадьба отдалена от населенных пунктов и поэтому считается достаточно безопасным местом, – там могли бы расселить детей, если бы я превратил ее в школу.
– Ты хотел превратить Гринволл в школу? – она склонила голову набок, вопрошающе глядя на него.
Он посмотрел на нее, слегка сощурив глаза.
– Ты, наверное, забыла, – сказал он после долгой паузы. – Я уже упоминал об этом.
– О том, что ты хочешь организовать в Гринволл-Мэноре школу? Нет, Дэниел, я никогда об этом не слышала. Если бы ты упомянул об этом, я бы запомнила, потому что я всегда думала, как было бы чудесно иметь свою собственную частную школу.
Он смотрел на нее ничего не выражающим взглядом. Возможно ли, что она не получала его писем? В последнее время он часто задавался этим вопросом. Восемь лет назад, когда она оставила без ответа все его письма и вышла замуж, даже не удосужившись известить его об этом, он был слишком зол и обижен, чтобы задуматься над тем, что эти письма могли вообще не дойти до нее. Но в течение последних лет он часто думал: могла ли она быть такой бессердечной? Могла ли не прийти на встречу, прочитав все то, что он ей написал? А что, если его письма были перехвачены ее семьей и вообще не попали ей в руки? Ведь в таком случае она была в обиде на него за то, что он не давал о себе знать, – вполне естественно, что она посчитала их историю завершенной и поспешила со свадьбой. И вот теперь выяснилось, что она ничего не знает о его планах насчет школы, о которых он писал ей в одном из писем… Неужели ее семья оказалась способна на такую низость?
Он вспомнил их последнюю встречу, боль, написанную на ее лице, и слезы в ее глазах, вспомнил, как она трепетала в его объятиях. Нет, она не смогла бы отказаться от него просто потому, что так хотела ее семья, на то должна быть какая-то другая причина. Теперь он, кажется, докопался до этой причины.
– Ты же знала о моих планах насчет школы, Бриджит, – сказал он. – Я точно помню, что написал тебе об этом в одном из писем.
При этих словах она вздрогнула и быстро поставила чашку на самый край стола, так, что та чуть не упала. Ее губы задрожали, и она посмотрела на него ошеломленным взглядом. Она ничего не сказала, но ее реакция подтвердила его подозрения.
Он подался вперед на стуле и, приблизив лицо к ее лицу, заглянул ей в глаза.
– Я послал тебе несколько писем восемь лет назад, – сказал он очень тихо. – Ты их получала?
Она была не в силах ответить. Она сидела не шевелясь и смотрела в его темные блестящие глаза, а ее сердце кричало: «О, Дэниел! Дэниел!»
– Сначала я послал открытку тете Кэти, – заговорил он. – Помнишь, я предупреждал тебя, что это будет условным сигналом? Я ждал тебя в субботу на дороге в Гринволл, но ты не пришла. В воскресенье я, как и обещал, пришел к вам. Тебя не было дома, и я прождал целый день. Твоя семья уже и не знала, как от меня избавиться, – он слегка улыбнулся. – Так они не сказали тебе, что я приходил?
Она молчала. Не дождавшись от нее ответа, он продолжал:
– А потом я писал тебе письма. Я послал тебе четыре письма, и ты не ответила ни на одно из них. Тогда я решил прийти и рассказать обо всем твоим родным, чтобы избавить тебя от этой неприятной необходимости. Я пришел одним субботним утром. Дом был пуст, были только служанка и тетя Кэти. Я поднялся к тете Кэти, – я помню этот день так, словно это было вчера, – и она сказала мне, что ты обвенчалась с Питером в одиннадцать утра и что вы скоро должны вернуться из церкви. Я видел тебя в тот день, Бриджит. Я стоял под деревьями на другой стороне дороги и смотрел на тебя…
Бриджит чувствовала, как горечь, досада и ненависть переполняют ее душу. Она сейчас ненавидела свою семью так сильно, что это даже напугало ее. Но еще сильнее ненависти было удивление: как они могли так поступить с ней? Они все, должно быть, были замешаны в этом – ее мать, отец, тетя Кэти, даже Нелли. А Питер? Был ли он тоже заодно с ними, знал ли он о том, что происходило? Наверное, знал – не зря ведь он так торопил со свадьбой и даже добился специальной лицензии на брак. А она согласилась выйти за него замуж лишь потому, что не хотела причинять ему боль! Сейчас она спрашивала себя, вышла ли бы она замуж за Питера, если бы знала, что Дэниел был у них в то воскресенье, и если бы получила письма? Ответ был уже ясен ей – нет. Ведь на самом деле она согласилась на этот брак не из жалости к Питеру, а от отчаяния. Во время их последней встречи она просила Дэниэля больше не появляться, но в душе надеялась, что он не послушается ее, ведь он сказал ей, что не собирается сдаваться. Долгие недели она ждала известий от него, но он так и не дал о себе знать, и тогда она решила, что он все-таки сдался. А раз он отказался от нее с такой легкостью, значит, он вовсе не любил ее так сильно, как она думала. Так сильно, как она любила его. Разочарование и горечь и толкнули ее на этот поспешный брак… А пока она тщетно ждала известий от Дэниела, ее семья перехватывала его письма. Кто из них это делал? Ее мать? Вероятнее всего, именно она. Хотя, быть может, это делала тетя Кэти, попросив Нелли доставлять ей все письма.
Когда он встал и, прихрамывая, приблизился к ней, она сидела, держась рукой за горло, и не сводила с него глаз. Сейчас она видела его лицо в точности таким, каким оно было в спальне Гринволл-Мэнора во время их последней встречи. С тех пор прошло восемь лет, но в его глазах была та же теплота и нежность, что и тогда.
– Бриджит! Значит, ты не получала моих писем?
Она едва заметно покачала головой, потом поднесла руку к губам и зажала ладонью рот.
Он взял ее другую руку, лежащую на коленях, и, осторожно разжав ее нервно стиснутые пальцы, прижал к своей щеке.
Прикоснувшись к его коже, она почувствовала, как в ней просыпается вся нежность и любовь, которую она испытывала к нему с их самой первой встречи. И та боль, которую она держала в себе все эти восемь лет, прорвалась наконец наружу. Когда слезы хлынули из ее глаз, он привлек ее к себе, и она, уткнувшись лицом в его грудь, разрыдалась. Она плакала так, как ей не случалось плакать уже долгие годы, и вместе со слезами изливалась вся горечь, накопившаяся в ней за это время. Боль постепенно смягчалась, и наступало облегчение.
Наконец ее рыдания стихли, и тогда он взял ее лицо в ладони и вытер кончиками пальцев слезы с ее щек.
– Как же это жестоко, как жестоко! – прошептала она.
– Да, Бриджит, это было очень жестоко с их стороны. Меня поражает, как далеко могут зайти люди в своей жестокости, когда они уверены, что их действия направлены на благие цели. Они считали, что делают это ради твоего блага, как будто тот факт, что они тебя любят, давал им право решать за тебя.
Она быстро высвободилась из его объятий, но, когда он пошатнулся, тут же схватила его за локоть.
– Сядь, – сказала она, и чуть не добавила «любимый».
Он оперся одной рукой о стол и потянулся за своей тростью.
– Я не могу сейчас сидеть спокойно, Бриджит. Я лучше пройдусь по дому. – Он протянул ей руку, и она после минутного колебания вложила свою руку в его. – Мне было бы очень неприятно встретиться с ними сейчас, – сказал он.
– Мне тоже будет это неприятно. Я никак не могу поверить, что, они способны на такое. Но ведь они… они это сделали, не так ли?
Он наклонил голову и посмотрел ей в глаза.
– Да, они это сделали, Бриджит. Но знаешь что? Для меня было в некотором смысле облегчением узнать, что ты не получала моих писем. Это по крайней мере лучше, чем думать, что ты получила их и предпочла не отвечать… Скажи, они ведь не говорили тебе о том, что я приходил сюда в то воскресенье?
– Нет, Дэниел, они мне этого не говорили.
– И ты не знала, что я был здесь в то утро, когда ты вышла замуж?
– Нет. Но я помню, что когда мы вернулись, тетя Кэти была сильно расстроена.
– Меня это не удивляет.
В эту минуту из глубины дома донесся звонок.
– Это она, – сказала Бриджит. – Она, должно быть, проснулась и хочет меня видеть. Я пойду к ней, Дэниел. Я быстро. Тебе, я думаю, лучше не встречаться с ней сейчас.
– У меня нет желания встречаться с ней ни сейчас, ни когда бы то ни было, Бриджит.
– Да, я понимаю, но… Знаешь, она ведь очень стара. Ей в этом году исполнится сто, и она быстро угасает.
– Она была очень стара и восемь лет назад, Бриджит, однако это не помешало ей спланировать всю эту историю.
– Да, ты прав, – Бриджит опустила глаза. – Ты пока присядь, а я скоро вернусь.
– Я лучше пройдусь по комнате, если ты не против.
– Послушай, Дэниел, – Бриджит остановилась в дверях. – Если у нее сейчас ясная голова… а у нее еще бывает ясная голова, когда она не бредит о прошлом… Так ты, может, все-таки заглянешь к ней, если она сейчас в себе?
– Мне все равно, Бриджит. Если ты посчитаешь, что мне стоит увидеться с ней, то можешь меня позвать. У меня нет к ней вообще никаких чувств – ни положительных, ни отрицательных.
Она с минуту молча смотрела на него, потом, не сказав ни слова, вышла из комнаты.
– Я хотела рассказать тебе свой сон, моя дорогая, – сказала Кэти, когда она вошла в гостиную. – Мне приснился очень странный сон. Мне снилось, что Бетти снова работает у нас, – а ведь Бетти уже давным-давно умерла, не так ли?
– Да, тетя Кэти, Бетти давно умерла.
Бриджит остановилась возле кровати и посмотрела в большие запавшие глаза Кэти. В первую минуту, узнав о письмах Дэниела, Бриджит почувствовала, что ненавидит ее, но сейчас уже не могла испытывать ненависть к этой дряхлой старухе. Она испытывала только грусть, а еще какое-то странное чувство брезгливости. Она вспомнила слова Дэниела насчет жестокости, на которую способны люди, когда они уверены в своей правоте.
– Что с тобой, дорогая? Ты выглядишь неважно.
– Я очень устала, тетя Кэти.
– Ты, наверное, не высыпаешься по ночам. Из-за этих воздушных тревог невозможно спать спокойно. Лучше бы бомбили днем, а ночью давали людям поспать.
– Да, тетя Кэти, – Бриджит наклонилась и поправила одеяло. – Было бы просто замечательно, если бы мы могли перенести воздушную тревогу на дневное время.
– Ты говоришь в точности так же, как твой отец.
– Тетя Кэти… ты помнишь Дэниела?
– Дэниела?
– Да, Дэниела. Дэниела, который приезжал из Америки, твоего правнука. Так ты его помнишь?
Прошло уже много лет с тех пор, как Кэти в последний раз слышала имя Дэниела, но это имя не выходило у нее из головы, и нередко она со страхом думала о том, что он еще может вернуться. И вот сейчас Бриджит произнесла это имя вслух.
– Да, да, конечно, я помню Дэниела, – сказала старуха, пожевав бескровными губами.
– Он сейчас в военно-воздушных силах, тетя Кэти. Он был ранен и попал в госпиталь недалеко от Ньюкасла. И он… – Она с секунду помедлила. – Он зашел сегодня вечером к нам, чтобы повидаться с тобой.
В комнате наступила мертвая тишина. Кэти внимательно смотрела в лицо Бриджит, словно надеялась прочесть там ответы на мучившие ее вопросы. – Так ты хочешь повидаться с ним? – спросила Бриджит. – Если не хочешь, можешь с ним не встречаться, он поймет.
– Его ранили?
– Да, он был ранен в ногу. Ну так что ты решила? Провести его к тебе?
– Он… он очень изменился с тех пор?
– Он выглядит старше, чем тогда. Но прошло уже восемь лет, и все мы постарели за это время.
– Он в самом деле пришел сюда, чтобы повидаться со мной?
– Да, – ответила Бриджит после продолжительной паузы. – Он пришел повидаться с тобой.
– Я очень устала, Бриджит.
– Ну что ж, тогда он зайдет в другой раз.
– Да.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49