Однажды, когда она была паршивой маленькой судомойкой, он взял ее силой. Удивительно, что тогда он не догадался, в какую женщину превратится с годами эта девчонка. Если б он понял это, он бы сделал ее своей любовницей и все эти годы имел бы ее на стороне. Но вместо этого он переспал с ней лишь однажды, и после того единственного раза она стала проклятием всей его жизни, злым роком, преследующим его и по сей день. Из-за нее его сумасшедшая сестра подняла такой переполох, что его помолвка чуть не полетела ко всем чертям. Из-за нее его жена лишила его доступа к своему капиталу и сама сейчас жила на жалкие гроши, лишь бы только сделать ему назло. И опять-таки из-за нее жена испортила ему репутацию у Палмеров, и двери палмеровской компании навсегда для него закрылись. В дополнение ко всему прочему, из-за этой женщины он стал посмешищем в глазах всего графства, потому что история об ударе подсвечником быстро облетела округу. И вот теперь он жил не лучше, чем какой-то жалкий лавочник, имел в доме всего трех слуг на месте тех двадцати, что были у него раньше, всего двух работников во дворе вместо прежних десяти и всего одну лошадь в конюшне – а все из-за нее. Эта женщина лишила его всего – богатства, престижа, покоя. Потому что он не обретет покоя, пока она жива.
Он подумал о том, какое огромное наслаждение доставило бы ему сомкнуть пальцы вокруг ее шеи и медленно душить ее, глядя, как она умирает. Но он знал, что не может позволить себе этого удовольствия, потому что впоследствии ему бы пришлось за него платить, а ему вовсе не хотелось оказаться на скамье подсудимых по обвинению в убийстве. Впрочем, есть много разных способов убить человека – для этого вовсе не обязательно лишать его жизни. То, о чем он собирался сообщить ей сейчас, будет для нее тяжелым ударом. Конечно, месть, которую он придумал для нее, была слишком малой в сравнении с тем, что он хотел бы с ней сделать. Но даже эта месть приносила ему удовлетворение.
До недавних пор он думал, что ей нет никакого дела до ее дочери. Насколько ему было известно, она отдала дочь на воспитание в чужую семью, когда та была еще младенцем. Но вот вдруг выяснилось, что судьба дочери ей далеко не безразлична. Когда его сын спутался с ее ублюдком, поднялся жуткий переполох. Бернарда очень развеселили письма ее адвоката. И немалое развлечение доставил ему визит двух старых дур, у которых воспитывалась ее дочь. Эти старухи набросились на него, как бешеные кошки. О, он повеселился на славу! Но самое интересное развлечение ожидало его впереди.
– Вы приехали, чтобы встретиться с моим сыном, не так ли? – сказал он, шагнув к окну, где стояла она. – Вы хотели поговорить с ним, потому что, выражаясь на языке вашего класса, он спутался с вашим ублюдком.
– Мистер Розье! – воскликнул Хевитт.
– Успокойтесь, адвокат, женщины ее профессии привыкли к подобным выражениям. Они общаются между собой именно на таком языке. – Бернард обернулся и покосился на Хевитта, потом снова перевел взгляд на Кэти. – Было бы большим грехом, если бы они стали мужем и женой, не так ли? Так, по крайней мере, выразились эти две милые старые девы, мисс Анн и мисс Роз. «Грех перед Господом и перед людьми», – сказали они. Насколько я понял из разговора с этими двумя леди, они не желают, чтобы удочеренная ими девочка узнала правду о своем рождении, потому они и обратились ко мне с просьбой отослать моего сына куда-нибудь подальше отсюда, таким образом, их дорогая девочка не будет осквернена любовной связью с собственным братом. Вас, быть может, удивит, если я скажу, что впервые услышал о связи моего сына с мисс Сарой Чапмэн от этих двух дам. И как вы думаете, что я сделал? – Бернард приблизился еще на шаг к Кэти и наклонился к ней, наблюдая за выражением ее лица. – Как вы думаете, дорогая леди, что я сделал? Запретил моему сыну встречаться с вашей дочерью? Приказал ему уехать? Ничего подобного! Напротив, я поощрял их связь, как только мог. В последние две недели я только тем и занимался, что поощрял их связь. Я стал покровителем двух юных сердец.
– Сэр, вы грязное, низкое животное! Вы…
– Вас никто не спрашивал, адвокат. Я сейчас говорю не с вами. – Бернард повернулся к Хевитту и в упор посмотрел на него. – Если вы еще раз откроете ваш поганый рот, я прикажу вышвырнуть вас из моего дома.
Сказав это, он снова повернулся к Кэти, с удовольствием наблюдая, как ее лицо покрывается мертвенной бледностью.
– Из разговора с дорогими мисс Чапмэн я также узнал и кое-что другое, – продолжал он, переходя почти на шепот. – Я узнал, что вы не виделись с вашей дочерью с тех пор, как она была годовалым младенцем. О Боже! Боже мой! Какой стыд для такой любящей матери, как вы! Но я могу это исправить, мадам, – он сделал широкий жест рукой. – У меня есть для вас сюрприз. Вам, наверное, будет приятно узнать, мисс Малхолланд, что ваша дорогая дочь – точнее, наша дорогая дочь – находится сейчас в этом доме?
Так больше не могло продолжаться. Нет, она больше не могла этого терпеть. Кэти подумала, что, если б у нее в руках был сейчас какой-нибудь тяжелый предмет, она бы непременно запустила им в Бернарда… Но что он сказал? Он сказал, что ее дочь находится сейчас в этом доме? Значит, она может увидеться с дочерью?
Она еще не успела полностью осознать смысл его слов, когда Бернард, обернувшись к двери, позвал:
– Кеннард!
В ту же секунду дверь распахнулась, и на пороге появился дворецкий.
– Скажи мистеру Дэниелу, чтобы он сейчас же спустился в библиотеку вместе… вместе со своей женой.
Лицо Кеннарда осталось таким же невозмутимым, каким оно было всегда. Кивнув, он прикрыл за собой дверь и пошел выполнять приказ. Кэти пошатнулась и посмотрела вокруг себя обезумевшим взглядом. Мистер Хевитт тут же подскочил к ней и, пододвинув стул, помог ей сесть.
Бернард Розье, теперь полностью удовлетворенный, отвернулся от Кэти и подошел к столу, на котором стояли графин с виски и стакан. Налив себе полный стакан и залпом осушив его, он повернулся лицом к двери и стал терпеливо ждать, время от времени поглядывая краем глаза на Кэти, сидящую на стуле, и Хевитта, который стоял рядом с ней, положив руку на ее плечо.
Кэти тоже не сводила глаз с двери. Когда дверь открылась и в комнату вошла высокая стройная девушка, ее сердце болезненно сжалось. Не в силах пошевелиться, она смотрела на девушку широко раскрытыми глазами, – и ей казалось, что она видит себя саму в далекие времена своей встречи с Энди. Ее дочь была в точности такой, какой Кэти была в юности, с той лишь разницей, что Кэти в двадцать лет еще не обучилась манерам светской дамы, а эта девушка держалась как настоящая леди.
Вслед за девушкой в комнату вошел молодой человек. Он недоуменно огляделся, и его взгляд остановился сначала на отце, потом на незнакомой женщине, сидящей на стуле возле окна. В течение нескольких секунд он с любопытством разглядывал женщину, так, словно что-то в ее внешности поразило его, потом снова перевел взгляд на отца.
– Ты хотел меня видеть?
Бернард Розье медленным шагом направился к сыну. По пути он взял с маленького стеклянного столика коробку с нюхательным табаком, не спеша открыл ее и взял большим и указательным пальцами левой руки щепотку табака. Так же медленно он поставил коробку на место, переместил табак из левой руки в правую и, сунув его себе в нос, втянул в себя воздух.
– Да, я хотел тебя видеть, – сказал он, наконец. – И не только я. Как видишь, у нас гости.
Дэниел Розье снова посмотрел на Кэти и на мистера Хевитта. От юноши не ускользнуло огорченное выражение их лиц, в особенности лица женщины, и он понял, что здесь происходит что-то неладное.
– Может, ты все-таки объяснишь, зачем ты вызвал меня… нас? – осведомился он, поворачиваясь к отцу, и его тон был резок и нетерпелив.
Бернард, казалось бы, не придал значения тому, что его девятнадцатилетний сын обращается к нему без должного почтения. Широко улыбаясь, он подошел к дивану и остановился в нескольких шагах от того места, где сидела Кэти. Опершись рукой о спинку дивана, он повернулся к девушке, стоящей посреди комнаты.
– Я хочу, чтобы ты посмотрела на эту женщину, одетую как леди, – сказал он, сделав презрительный жест в сторону Кэти. – Она случайно никого тебе не напоминает?
Кэти и ее дочь посмотрели друг на друга. Рука Кэти судорожно сжимала воротник шубы. Она с трудом удерживалась от того, чтобы не броситься к этой девушке, которая была плотью от ее плоти, прижать к себе свою единственную дочь, которую она в течение стольких лет мечтала увидеть.
– Нет.
Ответ Сары был четок, в нем не было и тени колебания.
Бернард Розье громко расхохотался.
– Ты, наверное, редко смотришься в зеркало, моя дорогая, – сказал он. – Вы двое должны встать рядом перед зеркалом, тогда ты, быть может, заметишь, как ты на нее походишь, потому что эта женщина, – он кивнул в сторону Кэти, – твоя родная мать.
Взгляды Кэти и ее дочери снова встретились. В течение долгой минуты они молча смотрели друг на друга, и Кэти казалось, что эта минута длится целую вечность.
– О нет! – вдруг воскликнула Сара так, словно отталкивала от себя что-то постыдное. – Нет!
Это восклицание ранило Кэти в самую глубину души. Никогда в жизни ей не было так горько, как сейчас.
– Да, – сказал Бернард Розье. Его тон был невероятно довольным. – Да, моя милая, да. Посмотри, у нее в точности такие же глаза, как у тебя. Разве это недостаточное доказательство? Эта женщина отдала тебя Чапмэнам, когда тебе был год. Насколько мне известно, они внушили тебе, что ты – дочь их умершей сестры. Но это ложь. Твоя настоящая мать – вот эта женщина. – Он снова махнул рукой в сторону Кэти, прежде чем заключить: – И эта женщина – потаскуха и сводня.
– Неправда! Как вы смеете! – Ярость пересилила в Кэти страх. Она вскочила на ноги и шагнула было к Бернарду, но, почувствовав слабость в коленях, остановилась и ухватилась за спинку стула. Обращаясь к дочери, она выговорила дрожащими губами: – Я… я, в самом деле, твоя мать. Но этот человек лжет, я не шлюха. Я порядочная женщина…
– Ха-ха, порядочная женщина! – воскликнул Бернард Розье, и все присутствующие обернулись к нему. – Порядочная женщина, которая владеет доброй половиной публичных домов в Шилдсе! Порядочная женщина, которая живет со шведом, – и он лишь один из многих…
– Отец!
Возглас Дэниела прозвучал как приказ. Бернард замолчал и медленно повернулся к сыну.
– Да? – сказал он очень спокойным тоном, который, однако, звучал еще более устрашающе, чем его крики.
– Прекрати ее оскорблять! Я не знаю, что ты имеешь против нее, и это меня не интересует. Ты сказал, что эта леди – мать Сары. Может, это в самом деле так. Ну и что? Какое это имеет значение? Ты говоришь так, словно разоблачаешь, Бог знает какое, преступление.
– Преступление? – голос Бернарда был все так же спокоен. – Нет, это не преступление – пока это всего лишь воссоединение матери с дочерью. Ты употребил слово «преступление» слишком рано, мой милый. Но когда я расскажу тебе обо всем остальном, ты действительно сможешь назвать это преступлением.
Бернард медленно прошел мимо сына и приблизился к Саре, которая держалась обеими руками за спинку дивана. Когда он протянул к ней руку, девушка резко отпрянула.
– Не прикасайтесь ко мне, – прошептала она.
Рука Бернарда замерла в воздухе, и он окинул девушку пристальным взглядом.
– Не прикасаться к тебе? – спокойно повторил он. – Но, моя дорогая, я имею полное право к тебе прикасаться. Видишь ли, я прихожусь тебе родным отцом. Я зачал тебя, когда твоя мать была судомойкой у нас на кухне, грязной девчонкой, выпачканной в помоях.
За этим последовало гробовое молчание. Никто из присутствующих не пошевелился. Они стояли, как каменные изваяния, затаив дыхание до тех пор, пока не послышался глубокий вдох, и в ту же секунду Дэниел Розье прыгнул на отца и повалил его на пол.
Раздался пронзительный крик. Но кричала не Кэти, а ее дочь. Сара стояла, прижав обе руки к щекам, и испускала один дикий вопль за другим.
Дверь библиотеки распахнулась, и в комнату вбежал Кеннард. При виде хозяина, катающегося по полу в обнимку с сыном, он резко остановился и так и остался стоять возле порога, пока его не оттолкнул Эндри, прибежавший на шум. Окинув быстрым взглядом комнату, Эндри сразу же понял, что здесь произошло. Он бросился к дерущимся мужчинам и, схватив за шиворот того из них, кто был сверху, заставил его разжать пальцы, сомкнувшиеся вокруг шеи противника, и одним резким рывком поднял на ноги. Не отпуская молодого человека, он посмотрел на старшего мужчину, лежащего на полу. Интуиция подсказала ему, что это и есть тот самый человек, встречи с которым он желал уже долгие, долгие годы.
– Ты свинья! Ты грязная, мерзкая свинья! – кричал Дэниел срывающимся голосом, с ненавистью глядя на отца и пытаясь тем временем стряхнуть с себя руку Эндри, держащую его за воротник. – Я убью тебя! Я убью тебя за то, что ты сделал. Я… я должен был догадаться, что ты не случайно торопил нас со свадьбой, что за всем этим стояли твои дьявольские козни. Но я убью тебя. Убью, слышишь?
Он всхлипывал, но его глаза были сухими. Бернард Розье с усилием поднялся с пола. Пошатнувшись, он дотронулся до шеи, на которой пальцы сына оставили малиновый след.
– Ты можешь убить меня, когда тебе будет угодно, – сказал он, с трудом переводя дыхание. – Но имей в виду: тебя за это повесят. Подумай, что станется с твоей вдовой, если ты закончишь свою жизнь на виселице.
Дэниел продолжал вырываться, дрожа и извиваясь всем телом, но пальцы Эндри крепко сжимали его воротник. Удерживая молодого человека, Эндри посмотрел на Бернарда. Он сказал всего лишь одно слово, и сказал его по-норвежски. Но по его тону было понятно, что это самое ужасное ругательство, какое только можно себе представить. Оно исходило из самых глубин его существа и несло в себе всю ненависть и презрение, на какое способен человек.
От Бернарда Розье это не ускользнуло. Им овладела бешеная ярость, и он, шагнув к Эндри, закричал:
– Убирайся отсюда, мерзкое отродье!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49