Едва он хотел войти, как оттуда вынырнул Уипки и преградил ему путь.
— Это вы, милорд? — воскликнул старик. — Чему мы обязаны?
— Я хочу побеседовать с вашим предводителем.
— Что ж, это весьма его обрадует, он нашел ваше вино превосходным.
Уипки вошел первым. Лорд последовал за ним. Палатка оказалась оборудованной довольно неплохо, если принять во внимание обстоятельства. На походной кровати лежал человек средних лет с бледным лицом и беспокойными, живыми глазами. Перед ним стояла бутылка вина — одна из присланных лордом. В некотором удалении от больного, за импровизированным столом, занимались шитьем женщины, не блиставшие красотой. Старшей было на вид лет сорок, младшей — лет двадцать пять.
Уипки представил лорда, и Фортери, предводитель общины мормонов, казалось, был приятно удивлен. Если доктор Уипки надеялся, что беседа гостя с хозяином палатки (которой он с нетерпением ожидал) состоится в его присутствии, ему пришлось разочароваться. Фортери недвусмысленно дал ему понять, что намерен остаться с лордом наедине. Женщинам тоже пришлось выйти.
Лорд Хоуп пробыл у предводителя общины около часа. О чем они говорили, никто тогда не знал. Впрочем, одна из женщин проболталась Уипки, что хотя ничего и не поняла' из этого разговора, но видела, как лорд вручил Фортери пачку каких-то бумаг, напоминающих билеты. Это была истинная правда. Лорд передал главе общины сто тысяч долларов банкнотами и получил с него расписку. Правда, никто из членов общины об этом не узнал. Фортери сказал только, что попросил лорда ссудить лично ему тысячу долларов.
Когда лорд покидал палатку, он опять столкнулся с Уипки, который вертелся у входа, пытаясь по выражению лица выходившего гостя догадаться, о чем шла речь. Но тщетно! Этот человек слишком хорошо владел своими чувствами.
Уипки вызвался сопровождать лорда на обратном пути, и они отправились вдвоем.
— Если вам небезразлична судьба предводителя общины — а он, похоже, дельный человек, — не давайте ему во время похода много пить, — сказал лорд попутчику. — Вода только повредит ему. Заставляйте его время от времени принимать хинин.
— Вы, я вижу, еще и врач, — ответил Уипки, внимательно прислушиваясь к рекомендациям лорда. — А я всего лишь доктор теологии.
— Думаю, что знаю не меньше иного врача, — бросил лорд — Так что запомните: немного воды и временами хинин. Что касается ревеня, больному он противопоказан.
— А до сих пор он его принимал, — сказал Уипки, стараясь ничего не упустить из советов лорда.
— С этого дня о ревене нужно забыть, иначе через месяц Фортери не будет в живых!
При этом лорд мельком взглянул на Уипки, который, видимо, с головой ушел в какие-то свои мысли. Читал ли он в душе этого человека? Вероятно. В противном случае не давал бы своих советов. Чтобы спасти больного, ему нужно было давать много воды и большие дозы ревеня. Казалось, лорд предвидел, что Уипки в избытке станет давать заболевшему именно то, от чего он его предостерегал.
Тем временем собеседники приблизились к большому костру, вокруг которого расположились несколько мужчин и женщин.
— Лорд Хоуп, если не ошибаюсь! — воскликнул один из сидевших, поднимаясь навстречу лорду.
— Вы не ошиблись, — ответил тот. Он сразу узнал Вольфрама, но не утратил своего обычного хладнокровия.
— Милорд, — сказал молодой человек, понизив голос, — вы нанесли мне смертельную обиду. Такое оскорбление искупают кровью. Мы будем драться этой ночью или завтра на рассвете.
— Драться мы не будем, — отрезал лорд.
— Как? Выходит, вы просто трус и полагаетесь только на своих слуг?
— Дорогой друг, — сказал лорд, побледнев как смерть, — если вы попытаетесь испробовать мою силу и ловкость, то наверняка не уйдете отсюда живым. Но я не собираюсь убивать вас. Я отклоняю ваш вызов. Вы сами виноваты. Вы оскорбили меня в моем собственном доме, и я велел вышвырнуть вас. Только и всего!
Произнося эту тираду, он обводил глазами лица мормонов, собравшихся вокруг костра, пока его взгляд не задержался на лице женщины, так плотно закутанной в свое одеяние, что видны были одни только ее глаза, — так обычно поступают турчанки. Но глаза эти были прекрасны, и хотя читать по глазам нелегко, лорду почудились затаенная печаль и обида.
Он быстро повернулся и спокойно зашагал дальше, оставив побелевшего от гнева Вольфрама на прежнем месте. Можно было подумать, что лорд видит происходящее у него за спиной, что он способен точно рассчитать время, которое потребуется молодому мормону, чтобы сделать то, что он, по предположению лорда, не мог не сделать; как бы то ни было, пройдя всего несколько шагов, лорд внезапно отскочил в сторону. Он не ошибся — в тот же момент раздался выстрел. Пуля, просвистев между лордом и доктором Уипки, угодила, к счастью, в шест, поддерживающий палатку. Если бы лорд чуть замешкался, этот выстрел мог оказаться для него роковым.
Обернувшись, он увидел, что какая-то женщина пытается удержать Вольфрама от необдуманных поступков, и узнал ту, которая привлекла его внимание у костра. Несмотря на все ее усилия, Вольфраму удалось вырваться из ее рук. Не помня себя от ярости, он отшвырнул в сторону пистолет и, выхватив из-за пояса нож, одним прыжком, словно тигр, настиг лорда.
Тот хладнокровно ждал. Как только разъяренный мормон оказался рядом, лорд ловко увернулся от занесенного ножа и молниеносно ударил нападавшего в левый висок. Удар был настолько силен, что Вольфрам рухнул наземь как подкошенный, не издав ни звука. Уипки вместе с остальными мормонами бросился к потерявшему сознание собрату. Лишь закутанная до глаз женщина не поспешила последовать их примеру, оставшись на прежнем месте.
Когда мормоны вспомнили наконец о лорде, он уже исчез.
II. ЭДМОН ДАНТЕС, ГРАФ МОНТЕ-КРИСТО
Спустя два часа лорд уже находился в комнате, которую оборудовал своими руками. Кроме него, сюда еще никто не входил. С первого взгляда становилось ясно, что перед вами химическая лаборатория, отвечающая самым взыскательным требованиям. Плавильная печь, тигли, реторты, колбы, склянки, лампы, сотни металлических банок с веществами всех цветов и оттенков — ничего не было упущено предусмотрительным хозяином.
В одном из тиглей, стоящих на сильном огне, бурлило желтоватое вещество, на поверхности которого время от времени образовывался неприятного цвета шлак; лорд удалял его и сливал в отдельный сосуд. На поду лежали куски такого же вещества, частично покрытые землей; там, где земли не было, они блестели, как благородный металл.
Лорд снял наконец тигель с огня и вылил его содержимое в продолговатую форму. Затем положил в тигель новый кусок вещества и поставил на огонь.
Когда масса в форме застыла, он открыл форму и осмотрел слиток.
— Ошибки быть не может, — сказал он вполголоса. — Это золото, настоящее золото!
— И в самом деле чистое золото, Эдмон? — услышал он мягкий, мелодичный голос, и чья-то нежная рука опустилась на его плечо.
— Ты, Гайде? — Лорд обернулся, не выказывая, впрочем, ни малейшего удивления.
— Ты не сердишься, что я прошла следом за тобой? Когда мы перебирались в этот дом, ты сказал, что передо мной открыты все двери и я могу говорить с тобой в любое время.
— Да, Гайде, я говорил так, — ответил лорд, сопровождая свои слова такой мягкой улыбкой, на которую, казалось, этот человек просто неспособен. — Говорил и повторяю сейчас.
— Когда ты, Эдмон, за целый день ни разу не заглянул ко мне…
— Ты права, — виновато сознался лорд. — Я действительно не был у тебя.
— …я подумала: «Ты должна знать, чем он занят. И вот я здесь.
— Благодарю тебя, — проникновенно сказал лорд и поцеловал у нее руку. — Я непременно пришел бы к тебе. Больше всего времени отнял у меня сегодня молодой испанец. Теперь послушай, Гайде, что я тебе скажу. Видишь это золото?
— Вижу, мой возлюбленный, мой повелитель, — ответила она с улыбкой. — Ты занялся алхимией?
— Это золото я не приготовил, даже не отыскал — я просто извлек его из-под земли. И это только начало…
— Выходит, скважина, которую ты велел пробурить, привела тебя к золотоносной жиле?
— Скважина — всего лишь для отвода глаз. Позволь, я расскажу тебе. Помнишь тот день, когда мы, добираясь сюда из Нового Орлеана, наткнулись среди скалистой пустыни на человека, скорее похожего на живой скелет? Солнце немилосердно жгло, раскаляя известковые скалы, нигде ни травинки, ни капли воды, ни кустика, чтобы укрыться от нестерпимого зноя. Я опасался за тебя — даже моя холодная кровь готова была закипеть в этом пекле. И вдруг из-за одного камня до нас донесся стон. Я соскочил с повозки, подошел ближе и увидел несчастного, которого можно было принять за мертвеца. Глубоко запавшие глаза лихорадочно блестели, кожа высохла, как у мумии, и через нее отчетливо проступали кости.
«Ах, сударь, — пробормотал он, силясь приподняться, — вас послало само небо. Дайте хоть глоток воды!»
«Воды? — переспросил я. — В этой пустыне? Да известно ли вам, что вода здесь дороже золота?»
«Я знаю, — ответил он, глядя на меня такими глазами, что невозможно описать. — За каждый глоток воды я расплачусь ведром золотого песка!»
Я дал ему кружку воды с вином. Он ухватился за нее как утопающий за соломинку и с жадностью выпил. Затем я велел отнести его на повозку и дал одно из моих снадобий, надеясь спасти несчастного. Но спустя полчаса он позвал меня.
«Я умираю, — в отчаянии произнес он, — я знаю, что это конец. Вы единственный, кто проявил ко мне сострадание, и я вознагражу вас щедрее иного короля. Я сказочно богат, богаче владык Индии».
Легкая дрожь пробежала по моему телу. Мне показалось что в нем говорит безумие. И я снова вспомнил того человека, аббата Фариа, о котором я тебе уже рассказывал, Гайде, вспомнил творца моего счастья.
— Я помню, — ответила Гайде и кивнула в знак того, что внимательно слушает рассказ лорда.
— Его тоже считали сумасшедшим. Бедный Фариа! — со вздохом продолжал лорд. — Короче, я сдержал улыбку, но не верить ему тоже не мог. Только спросил его, как случилось, что он, несмотря на свое богатство, вынужден в одиночестве погибать в пустыне. Он вздохнул.
«Пути Господни неисповедимы, сударь! — сказал он мне на это. — Я родом из Германии, моя фамилия Бюхтинг. Я имел жену и детей, службу и кусок хлеба. Но по дьявольскому наущенью я воспылал безумной страстью к жене своего брата и убил его. Потом бежал в Америку. Несколько лет провел на восточном побережье, но не мог спокойно смотреть на чужое счастье. Меня влекло уединение, одиночество. Я перебрался в Калифорнию и жил там на побережье, зарабатывая на хлеб трудом. Однажды, копая землю, чтобы спрятать немного денег, я обнаружил нечто, что сделало бы меня властелином мира, если бы мне было суждено остаться в живых. Я нашел золото, самородное золото. Я принялся копать дальше и повсюду находил чистое золото. Тогда меня вновь охватило безумное желание жить. Я был богат, как Крез, богаче владык мира. Муки совести померкли перед блеском золота. Я мог вернуться к жене, к детям, я мог всех сделать счастливыми. Но при мысли, что кто-то откроет мою тайну, меня охватил ужас. Я вознамерился добраться до Нового Орлеана, продать там несколько слитков золота, которые захватил с собой, запастись всем необходимым, купить тот участок земли и тихо-мирно извлекать свои сокровища. Я немедля собрался в путь. До этой пустыни я добрался вполне благополучно. Мне и в голову не пришло, что пробираться через нее придется в такое время года, когда там нет ни воды, ни людей. Примкнуть к Другим путникам я не решился, зная за собой привычку разговаривать во сне и опасаясь раскрыть свою тайну. Дней пять назад я почувствовал сильный голод и жажду, которые буквально сводили меня с ума. Но я продолжал тащиться Дальше. Добравшись до камня, где вы нашли меня сегодня утром, я уже не в силах был подняться. Силы мои иссякли. Я знаю, что должен умереть, умереть от жажды, умереть самым богатым человеком на земле. Но это Божья кара, я знаю!
Постойте! — воскликнул он затем. — Моя тайна не должна уйти в могилу вместе со мной. Вы — мой спаситель, по крайней мере пытались им стать. Вас привело ко мне само Провидение. Отправляйтесь в Калифорнию, там есть гора, которую называют горой Желаний, ибо каждый, кто с вершины этой горы окидывает взглядом расстилающуюся у ее подножия долину, испытывает страстное желание владеть этой долиной. Отсчитайте от подножия горы со стороны ее восточного склона сто шагов на север. Там вы обнаружите четыре камня, как бы случайно образующие прямоугольник. Начинайте копать между ними, и вы найдете золота больше, чем в сокровищнице любого из королей. Обещайте мне только одно: навести справки о моей жене и детях. Если они еще живы, велите послать им часть найденного золота. У меня с собой все бумаги, из которых вы узнаете, откуда я и все прочее, что требуется для исполнения моей последней воли».
Слова его стало трудно разобрать, мысли у него путались, и он начал бредить, снова и снова упоминая о своих сокровищах. Спустя четверть часа он умер. Ты помнишь, Гайде, мы велели похоронить его там же, в пустыне. Простой камень лежит на месте его последнего упокоения.
Я добрался до Калифорнии, нашел гору Желаний и отыскал четыре камня. Ночью я принялся копать в указанном месте и действительно обнаружил золото. Я убедился, что покойник был прав: если бы Провидение судило ему владение этими сокровищами, он был бы самым богатым человеком; на земле. Но мне тоже приходилось опасаться проницатель— ности своих людей, и, чтобы не выдать себя, я велел за-ложить известную тебе шахту. Во внутренней деревянной обшивке я ночью тайком проделал отверстие, через которое и добрался до подземных сокровищ. Они находятся близко от поверхности земли — на глубине человеческого роста. Тогда я еще не проверял добытый металл, хотя с первого же взгляда принял его за золото. Лишь сегодня я захватил несколько кусков породы и провел исследование. Теперь вижу, что это золото, чистое золото, и, думаю, я стал вдвое, а возможно, и втрое богаче прежнего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82