Тогда, сидя в ложе, она даже не заметила галерку. Но теперь, сидя на галерке, было просто невозможно не замечать лож.
Как невозможно было и перестать искать взглядом знакомые лица, и противостоять нахлынувшей волне счастья, когда среди кавалеров в ложе Куртенэ, поднимающих бокалы за здравие Жанны, она не увидела Вальмона Сен-Бревэна. Это означало, что помолвка все-таки не состоялась.
Музыка оркестра, возглавляющего парад, сильно отличалась от музыки в опере. И тем не менее она была по-своему столь же волнующей. Она не поглотила Мэри, не унесла прочь от этого мира, но наполнила ритмами и радостью, превратила ее в неотъемлемую часть окружающей толпы. Ее ноги приплясывали сами собой, а ладони хлопали в такт другим ладоням.
– Мне так хорошо! – крикнула она Пэдди Девлину. Когда парад двинулся дальше, Мэри и Пэдди медленно пошли вместе со всеми по Джексон-стрит к береговому валу. Впереди них люди останавливались, собираясь вокруг дерева с облетевшими листьями.
– Что там? – спросила Мэри.
Пэдди вытянул шею и привстал на цыпочки.
– А, – сказал он, вернувшись в исходное положение, – извещение о смерти. Пойдем, Мэри, поглядим. – Он локтями проложил им путь через толпу.
Прибитый к дереву листок с черной каймой извещал, что Майкл Фрэнсис Коркоран отошел в лучший из миров в субботу, двадцать четвертого ноября. Прощание с покойным состоится в доме на Джозефин-стрит, напротив сиротского приюта для мальчиков. Пэдди попросил Мэри прочесть извещение вслух.
– Допился, значит, наш Фрэнк Коркоран, – сказала худощавая пожилая женщина. – Говорила я, что к тому идет. – В голосе ее звучало удовлетворение.
– Хорошие поминки будут, – сказал какой-то мужчина. – Надо бы поторопиться. – И он стал поспешно проталкиваться сквозь толпу мимо Пэдди и Мэри.
– Куда он так спешит? – сказала довольная собой старуха. – Кейт Коркоран еще, поди, окорок не дожарила. Времени полно.
– Знаете, а она права, – понизив голос, сказал Пэдди. – Давайте пройдемся по валу, как и собирались. А потом, мисс Мэри, пойдем на поминки, если желаете.
– Нет, не желаю. Я никогда не была на похоронах и знать не знаю Коркоранов.
Пэдди подождал, пока они не отошли на некоторое расстояние от дерева и окружавших его людей, и лишь потом сказал:
– Так вы, мисс Мэри, не знаете, что такое поминки? Это совсем не похороны, как вы сказали. Похороны будут потом, и участвовать в них будут только члены семьи. Поминки же – это для новопреставленного и всех, кто его знал. Это как большой праздник. Все будут рассказывать о Фрэнке Коркоране, какой он был замечательный человек. По большей части это, конечно, вранье – он был старым негодяем, избивал жену и пропивал деньги, отложенные на квартплату. Но не грех же немножко приукрасить портрет, вдове на память. Будет отменный стол, бочонок виски, а чуть погодя – роскошный кулачный бой во дворе. Ничего нет лучше поминок!
Мэри пришла в ужас:
– Зачем же драться-то?
– Ради удовольствия. Мужчине немного помахать кулаками – одно удовольствие.
– А вы когда-нибудь дрались, мистер Девлин? Пэдди громко рассмеялся:
– Когда еще пешком под стол ходил. О, многие ходят с переломанными носами благодаря Пэдди Девлину. Но не беспокойтесь, мисс Мэри. Пока с вами рядом Пэдди Девлин, никто вас не обидит.
Мэри подумала о мадемуазель Аннет. Было бы просто замечательно, если бы Пэдди переломал ей нос. Она знала, что он имеет в виду совсем другое, но сама мысль показалась ей чрезвычайно забавной. Хвастовству Пэдди она не очень поверила. Да, люди бранятся, кричат друг на друга, но ведь не бьют же.
Пэдди улыбнулся, полагая, что Мэри рада его покровительству:
– Так значит, вы позволите мне проводить вас на поминки к Коркоранам?
Мэри покачала головой:
– Пожалуй, лучше не надо. Пэдди улыбнулся еще шире.
– Ничего, – сказал он. – Поминки продлятся два-три дня. Я и завтра могу заглянуть.
В спокойном молчании они прошли вдоль берегового вала по тропке, тянущейся между ив. Легкий ветерок шевелил зеленые ниспадающие ветви деревьев, а река рябила от солнечных бликов. Мэри вспомнила конец ноября в горах Пенсильвании и порадовалась зеленым деревьям, траве и теплому солнышку, ласкающему ее плечи.
– Я согласна не увидеть больше ни одной снежинки, – сказала она.
– Что?
– Так, ничего особенного, мистер Девлин. Просто задумалась о том, до чего же я счастлива.
– Его зовут Снежное Облако, – сказал Вальмон Сен-Бревэн, – разве он не прекрасен?
Микаэла де Понтальба пожала плечами:
– Потрясающе красив, отрицать не стану. Пара белых коней, впряженных в черное ландо, великолепно смотрится на прогулке в Булонском Лесу. Но для скаковой лошади, дорогой Вальмон, в столь броской красоте есть нечто вульгарное.
Вэл усмехнулся:
– На самом деле вам хочется купить его у меня, не так ли?
– И не подумаю. Просто даю вам понять, что не буду в обиде, если вы подарите мне его в знак уважения.
– Дорогая баронесса, я уважаю вас больше, нежели любую другую женщину во всей мировой истории. Стоит вам попросить – и в вашем распоряжении будут безупречные изумруды. Но только не Снежное Облако. Я охотился за ним с тех самых пор, как увидел его на скачках в Кентукки. Мой умница банкир каким-то образом узнал, что владелец поставил его на кон в игре в покер и проиграл одному из профессиональных картежников, орудующих на пароходах. Благослови Господь Жюльена Сазерака. Он послал за мной как раз вовремя, и я успел встретить пароход у причала. Иначе я никогда не заполучил бы Снежное Облако. Это самая быстрая и умная лошадь во всей Америке. В январе я собираюсь взять его в Чарлстон и выиграть целое состояние.
– У вас и так уже десять состояний.
– А у вас сорок. Неужели вы против, чтобы я получил еще одно? Это ведь риск, и вы прекрасно это знаете.
Микаэла улыбнулась:
– В последнее время слово «риск» стало слишком часто звучать в ваших устах, Вэл. Боюсь, что вы изнываете от скуки. Вам бы влюбиться до беспамятства. Без взаимности, разумеется. Тогда вы, естественно, вгоните в тоску всех остальных, зато сами от нее полностью излечитесь.
Вэл рассмеялся:
– Я бы последовал вашему совету незамедлительно, но не могу. Мне неизменно отвечают взаимностью еще до того, как я успеваю влюбиться сам.
Теперь рассмеялась Микаэла. Смеялась она долго.
– Если боги вас услышали, – сказала она, наконец успокоившись, – вы тысячекратно заплатите за свое легкомыслие, мой глупый юный друг. Теперь ведите меня в дом. Признаю, что лошадь ваша превосходна, но у меня было предостаточно времени полюбоваться ею. Теперь я желаю кофе, коньяку и роскошного обеда. От деревенского воздуха у меня разыгрывается волчий аппетит.
– Вы так и не рассказали, почему почтили меня своим визитом, – сказал Вэл, разливая коньяк. – Я должен догадаться сам? Или причина мне известна?
– Мне надоело в городе. Однако вы правы – я приехала не просто так. С моей застройкой не все хорошо, Вэл. Второй квартал почти достроен, а съемщиков нет. Даже для первого квартала. В одном доме поселилась я с сыновьями, другой снял молодой портретист с женой. Шестнадцать домов пустуют. Ужас какой-то. – Баронесса залпом выпила коньяк и протянула пустой бокал Вэлу. Вэл налил порции побольше.
– Я предупреждал вас, Микаэла. Старая французская гвардия теряет власть в городе. Новый Орлеан растет в сторону предместий. Старая площадь перенаселена. Легче строить во Втором районе или в пригороде, скажем, в Лафайетте, чем сносить старые дома и возводить постройки на их месте, как поступили вы. Деловой центр сместился на север от Кэнал-стрит, на которой расположены все крупнейшие магазины, а брокерские и торговые конторы – на Кэмп-стрит. Этот процесс длится уже многие годы, а в последнее время он ускорился. Появилось новое поколение креолов, которые изучают в школах не только французский, но и английский. Они не желают оставаться за невидимой стеной, стоящей на нейтральной полосе.
– Какой же вы обыватель! – возмутилась Микаэла. – Неужели вас нисколько не трогает красота, очарование, традиции? Неужели вы не усвоили в Париже, что есть цивилизованный образ жизни? Американцы создают бездушный город, где главенствующую роль будет играть бизнес. Они думают, что красота – это большие масштабы. Мои дома стоят в сердце Нового Орлеана. И я рассчитывала, что они заставят это сердце биться с новой силой. Самые элегантные магазины вдоль улицы, самые элегантные апартаменты над магазинами! Когда закончу это строительство, я перестрою Пляс д'Арм. Разобью сады, поставлю фонтан, чтобы люди, живущие в моих домах, видели нечто прекрасное со своих балконов и могли гулять по чудесному саду. К северу от Кэнал-стрит такой изысканности нет и быть не может. Почему никто этого не понимает? Зачем я опустошаю свои карманы, трачу все силы души – чтобы метать бисер перед свиньями?
Вальмон опустился на колено возле ее кресла.
– Друг мой, – тихо сказал он, – скажите, чем я могу помочь вам?
Микаэла погладила его по щеке.
– Я уже успокоилась, – сказала она. – Просто мне нужно было выговориться. Вы такой славный, Вэл. Я хочу, чтобы вы заказали свой портрет моему съемщику, художнику Ринку. Тогда он станет знаменитостью, а остальное последует само собой.
Вальмон поднялся:
– Ладно. Ради вас, Микаэла, я готов даже на это. Но, честное слово, лучше бы вы попросили у меня коня. Теперь я буду чувствовать себя полным идиотом.
– Ну, только не вы, дорогой мой, только не вы! У вас есть стиль, одухотворенность.
– Я же сказал, что согласен. Нет надобности сластить пилюлю.
Баронесса протянула руку:
– Ну, не дуйтесь. Давайте поцелуйте меня и скажите, что вы меня прощаете.
Вэл поднес ее руку к губам:
– Я никогда не прощу вас, но любить буду до самой смерти.
Пока Вэл и Микаэла вели этот разговор, в дом украдкой проникла невысокая фигурка; она металась от куста к кусту, чтобы остаться незамеченной. Это была Жанна Куртенэ. Она взбежала на галерею в тот самый момент, когда Вальмон поднес руку Микаэлы к губам и произнес свое ироническое признание, которое Жанна услышала через приоткрытую дверь.
– Нет! – закричала она и распахнула дверь с такой силой, что стекло вылетело и вдребезги разбилось. – Ты не можешь любить ее! – Шагая прямо по осколкам, Жанна вбежала в комнату. – Не можешь! Она старая и уродливая! А я молода и прекрасна, и я люблю тебя, Вальмон! И ты тоже должен любить меня, обязательно должен!
Баронессу это позабавило.
– Вэл, милый, еще и представление на закуску! Вы великолепный хозяин.
Жанна выставила коготки и бросилась на баронессу. Вальмон ухватил ее сзади за талию и крепко держал, несмотря на то что та отчаянно вырывалась и лупила его каблуками по ногам.
Микаэла неожиданно энергично поднялась. В два шага она оказалась лицом к лицу с Жанной и ухватила девушку за запястье.
– Так не пойдет, – сказала она спокойно. Затем ослабила хватку и, прежде чем Жанна успела опомниться, влепила ей крепкую пощечину, от которой голова Жанны откинулась Вэлу на грудь. – Отпустите ее, – сказала баронесса. – С этим я и сама справлюсь. – В голосе Микаэлы звучала такая уверенность, что Вэл ни на секунду не усомнился в истинности ее слов.
И Жанна тоже. Перестав метаться и извиваться, она разревелась. Вальмон отпустил ее.
– Выйдите, Вэл, – сказала Микаэла. – Прикажите подать мой экипаж. Я отвезу эту юную особу домой. Вы – Жанна Куртенэ, не так ли? Идите, Вэл. – Она посмотрела на Жанну так, словно перед ней был нашкодивший котенок или щенок. – Садитесь, мадемуазель. Мы с вами выпьем кофе, пока готовят экипаж. Вэл, я же просила оставить нас! Горько быть побежденной, не добавляйте же к ее горю еще и унижение.
Жанна сидела, закрыв лицо руками. Она отвела руки лишь тогда, когда Микаэла сказала:
– Он ушел. Теперь подумаем, что еще можно спасти. Вы выставили себя крайне глупо, а это почти безнадежно. Но при этом вы проявили некоторое чувство стиля и бездну страсти, а Вальмон падок и на то и на другое.
На столе рядом с кофейным подносом Микаэла оставила записку.
«Дело улажено. Возвращаю Ж. и ее лошадь деду, с подходящей историей, чтобы защитить доброе имя всех присутствующих. До чего глупа! Какая жалость. Страстная юная К. явилась с зельем вуду, перед которым вы были бы беззащитны, так что вы обязаны мне больше, чем думаете. Разумеется, вы будете счастливы оказать мне в ответ пустяковую услугу. См. на обороте».
Вэл перевернул квадратную карточку. На обратной стороне было напечатано объявление:
Альберт Д.Ринк
портреты маслом и акварелью
сходство гарантируется
Сент-Питер-стрит, 5
Новый Орлеан, Луизиана
Карточка была окаймлена узором, воспроизводящим грациозные изгибы чугунных решеток на домах Микаэлы. В центре сверху помещался элегантный картуш с ее инициалами. Вэл ухмыльнулся – личность баронессы оказала явное воздействие на профессиональную деятельность ее жильца.
Он громко рассмеялся, прочитав то, что было нацарапано в уголке: «Знаете ли вы очаровательную английскую пьесу „Школа злословия“? Там есть вирши, очень подходящие для нашего случая: „За скромную деву пятнадцати лет; За вдовушку лет в пятьдесят“. Как уместно!»
Он положил карточку в нагрудный карман. В понедельник утром, после того как проследит за ходом заготовки сахара, он съездит в город и посетит этого художника. Вероятно, придется заглянуть еще кое к кому. Если баронесса оказалась в его доме не случайно, может возникнуть скандал, в чем он не находил решительно ничего смешного.
Глава 31
«Неужели всего неделю назад я была так счастлива получить работу, что примчалась туда задолго до открытия?» Закрыв за собой дверь дома О'Нил, Мэри даже вздрогнула. Солнце еще только вставало над горизонтом. Вокруг все было серо, и на душе у Мэри было пасмурно. Когда она впервые увидела невысокие домики на Эдел-стрит, они показались ей уютными. Теперь они выглядели непрочными и холодными. И убогими. От грязной, испещренной рытвинами улицы несло гнилью. Коза, вольно разгуливающая в канаве, была покрыта полосами грязи.
Мэри расправила плечи, приподняла юбку повыше лодыжек и решительно двинулась через грязь, направляясь пешком на работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70