Она провела Мэри через магазин в небольшой роскошный салон, где привилегированные клиенты совещались с самой престижной в городе поставщицей дорогих туалетов и аксессуаров к ним, мадам Альфанд.
Мадам появилась лишь после того, как горничная принесла серебряный кофейник и серебряную вазочку с миндальным печеньем и поставила их на столик возле кресла, где сидела Мэри. Мэри успела выпить чашечку кофе и съесть печенье, прежде чем с тихим шуршанием дорогих шелковых юбок и не менее дорогих шелковых нижних юбок явилась сама мадам Альфанд.
Мэри встала и улыбнулась:
– Бонжур, мадам.
– Бонжур, мадемуазель, – надменно, но вполне корректно отозвалась мадам. Ее обращение было тщательно рассчитано, чтобы внушить клиентке робость, но не отпугнуть ее. Она жестом пригласила Мэри снова присесть. Кольца с бриллиантами, унизывающие пальцы мадам Альфанд, своим блеском словно предупреждали, что цены здесь высокие.
Мэри не стала садиться. Она была убеждена, что служащие должны быть так же почтительны к своим хозяевам, как школьницы к учителям. Других критериев у нее еще не было.
– Я пришла устроиться к вам на работу, – весело сказала она.
Мэри было невдомек, что только глубочайшее изумление помешало мадам Альфанд крикнуть, чтобы эту нахалку выкинули с черного хода. Француженка просто лишилась дара речи.
Но уши она заткнуть не могла. Между тем Мэри рассказала ей о платье, которое было на ней надето, упомянув, что сшила его менее чем за три дня, а также, во всех подробностях, о том, как перешила парижское платье Жанны Куртенэ, включая и тонкую вышивку.
Мадам имела представление о платье Жанны – она знала почти все о гардеробах светских женщин Нового Орлеана, а о дебюте Жанны говорили во всем французском квартале.
– И сколько же времени у вас ушло на каждый ландыш? – спросила она, когда корыстолюбие вернуло ей дар речи.
– Больше двух часов. Очень сложная работа.
Мадам быстро прикинула в уме. С таким делом лучшая ее вышивальщица не справилась бы, а сезон только начался. У нее уже было столько заказов на вечерние платья, что она сомневалась, сможет ли выполнить их все. Эту дерзкую девчонку сам Бог послал.
– Здесь, мадемуазель, не монастырская школа, а серьезное предприятие. Работа тяжелая, сложная, и я требую идеального ее исполнения.
Мэри радостно кивнула:
– Я понимаю.
– Женщины приходят в ателье ровно к восьми и ни минутой позже, а заканчивают работу в пять. В полдень получасовой перерыв на обед, обед, кстати, за свой счет.
– Да, мадам.
– Рабочая неделя начинается утром в понедельник и заканчивается вечером в субботу. По воскресеньям мастерская закрыта, если нет особо срочной работы.
– Да, мадам.
«Девчонка вроде здоровая, – размышляла мадам Альфанд, – и видит Бог, желания работать ей не занимать. Я смогу платить ей меньше, чем остальным, может, два доллара в день вместо двух с половиной».
– И сколько же, по-вашему, стоит ваш труд, мадемуазель?
Мэри уже давно раздумывала о размерах жалования. Она глубоко вдохнула и назвала сумму, равную, по ее мнению, целому состоянию:
– Я хотела бы получать шесть долларов в неделю, мадам.
– Придешь в понедельник в восемь утра. Зайдешь с Тулуз-стрит, с черного хода. Найдешь мадемуазель Аннет. Я предупрежу ее о твоем приходе. Как твое имя?
– Мэри Макалистер, мадам. Француженка сморщила губу:
– Американка. На удивление неплохо говоришь по-французски. Здесь ты будешь мадемуазель Мари Четвертая. У меня работают еще три Мари. Все, можешь идти. И запомни, ты в последний раз зашла сюда с Шартр-стрит.
– Спасибо, мадам. – Мэри сделала книксен. – Я вам очень благодарна и обещаю, что вы не пожалеете…
– Иди, иди, мне работать надо.
Новые башмаки Мэри, танцуя, вынесли ее из ателье. Успех! Она знала, что все будет хорошо. Теперь она станет настоящей богачкой! Шесть долларов в неделю – а сколько всего она накупила за пять! Да еще и шоколадных пирожных на всех. И у нее еще осталось больше пятнадцати долларов из тех тридцати, с которых она начала. Все идет прекрасно!
«Схожу-ка я на пристань, – решила она. – Может быть, там „Царица Каира“ и Джошуа. Поделюсь с ним приятными новостями».
Конечно, на пристани шум и толчея, погрузка, разгрузка, разные там грузчики. Пэдди Девлин наверняка уронит тюк, увидев ее в новом чепчике. Мэри усмехнулась, перешла улицу и направилась в порт, пританцовывая, словно шла не по тротуару, а по паркету бальной залы.
Она не заглянула в кофейню напротив ателье мадам Альфанд, не то увидела бы Вальмона Сен-Бревэна, стоявшего за стойкой с крошечной чашечкой кофе, называемого маленьким двойным. Однако Вальмон увидел ее.
«Должно быть, Розина малышка снова на коне, – решил он. – Раз делает покупки у мадам Альфанд, значит, устроилась совсем неплохо. Ишь, какой довольный вид! Прямо полетит сейчас. Пожалуй, я оказал ей услугу, удалив ее из респектабельного дома Куртенэ. Интересно, не захочет ли она как-нибудь выказать мне свою благодарность? Должно быть, в ней есть что-то необычное, раз кто-то снабдил ее кошельком, достаточно толстым, чтобы покупать товары Альфанд. Хотел бы я знать, что это такое».
– Еще один маленький двойной, – сказал Вэл. До встречи с банкиром оставалось еще десять минут, а банк всего в квартале отсюда. Записка от Жюльена Сазерака ему решительно не понравилась. В ней было сказано только, что Вэлу следует прийти в десять утра в кабинет Сазерака для конфиденциального разговора чрезвычайной важности. Записка была слишком загадочна и даже, черт побери, высокомерна. Пусть только предмет разговора не окажется действительно настолько важным, чтобы вызывать его из Бенисона в разгар сахарного сезона!.. Если выяснится, что это всего лишь очередной прожект Жюльена по части размещения капитала… Что ж, в таком случае Вэл просто сменит банкира… Правда, этими своими прожектами Жюльен заработал для Вэла кучу денег… Да, как бы ему хотелось, чтобы банкир был посимпатичнее. Жюльен, по мнению Вэла, был просто рыбой – холодной, бесстрастной…
Пора. Вэл шагнул к дверям, но поспешно отступил, заметив на другой стороне улицы Жанну Куртенэ с горничной.
Еще одна любительница эпистолярного жанра! На прошлой неделе он получил три маленьких раздушенных записочки, в которых Жанна умоляла его прийти на те три бала, на которых будет она. Никогда раньше Вэла не домогались столь откровенно. Он не мог понять, то ли Жанна по-детски бесхитростна, то ли достаточно умна, чтобы притворяться таковой. Также он не мог определить, хочется ему рискнуть ответить на эти авансы или нет. Он наблюдал за ней из полутемной глубины кофейни. Да, надо признать, она мила. Красива. Очаровательно юна, но при этом вполне созрела и волнует кровь. Сильное сочетание. К тому же властная. Она что-то резко бросила горничной, оставив ее ждать на тротуаре, а сама зашла в ателье мадам Альфанд с таким видом, словно это ее собственность. Весьма неосмотрительно. Юным дамам не полагается оставаться без сопровождения даже на минуту, даже у собственной портнихи. Крайне неосмотрительно. Она может оказаться опасной, эта особа. Вэл почувствовал, что заинтригован.
Выйдя из кофейни, он поспешил к банку. Он опаздывал, хотя всегда гордился своей пунктуальностью. Теперь он был сердит на Жанну, что отвлекла его.
Он бы рассердился еще больше, узнав, что Жанна зашла в ателье мадам Альфанд, лишь чтобы передать ему еще одну записочку через тамошнюю служанку. Эта темнокожая девушка была одной из многих подручных и осведомителей Мари Лаво среди слуг Нового Орлеана. Она передаст записку другой служанке, чье имя останется для Жанны неизвестным, а та еще кому-то, кто сможет доставить ее Вэлу в Бенисон. Почта такого рода стоила недешево, и Жанне приходилось приворовывать из кошелька матери.
Ей это не нравилось – она боялась, что ее поймают. Но иного выбора не было. Ей непременно надо было увидеть Вальмона, воспользоваться приворотным зельем, которое Мари оставила в дупле дерева. Времени оставалось мало. Ее отец всячески поощрял визиты американца, Уилла Грэма. Если тот попросит ее руки, ее судьба будет решена.
Жанна немедленно прошла в салон для привилегированных клиентов.
– Я хотела бы кофе, – сказала она приемщице. – Потом можете показать мне мантильи из белых кружев.
Кофе подавала та самая служанка, которая забирала ее записки. И кому какое дело, что у нее уже есть две мантильи? Кружева так легко рвутся!
За неделю с небольшим Жанна успела хорошо усвоить все преимущества, сопутствующие светскому успеху единственной дочери богатого отца. Она купила еще две мантильи и распорядилась доставить их ей на дом.
– Дом вы знаете. Счет пришлете отцу.
– Да, мадемуазель. Может быть, мадемуазель заинтересуют новые сорочки, только что из Франции? Или вечерний кружевной чепец для дома? У нас есть один такой, очаровательный, его прелесть будет заметна лишь на божественном личике мадемуазель Куртенэ.
– Нет. По вечерам я не бываю дома. Сезон такой насыщенный!
– Для вас – разумеется, мадемуазель. Весь Новый Орлеан знает, что вы наша королева красоты.
Жанна оставила высокомерный тон. Она знала, что приемщица говорит правду, и ей очень нравилось слышать ее снова и снова.
– Пожалуй, я все-таки взгляну на сорочки. А есть ли у вас розовая нижняя юбка, шелковая?..
«Мама немного поворчит, но не очень. А вещицы тут действительно премиленькие! Определенно, у мадам Альфанд лучший магазин в городе».
– Это несомненно лучший магазин в городе, – сказала Мэри в тот вечер за ужином. – И я начинаю в нем работать послезавтра. – Она прямо светилась от гордости.
Ложка Пэдди Девлина стукнула о тарелку и упала на пол. Мэри закусила губу, чтобы не расхохотаться. Она не осмеливалась взглянуть в глаза Луизе. «Хорошо, что я не встретила Пэдди на пристани, – подумала она. – Бог знает, что бы он тогда опрокинул себе на ноги… или на меня».
Однако ей было жаль, что она не встретила Джошуа. Она сказала Луизе:
– Твой брат служит на том же пароходе. Не попросишь ли его рассказать Джошуа, как у меня идут дела?
– Конечно, попрошу. По крайности, он не станет стараться сосватать меня за черномазого. С каждым белым холостяком на реке он уже это попробовал. Знаешь, Мэри, семья – это сущее наказание.
– Это я уже усвоила. Куда лучше быть независимой.
– Да, Мэри, признаюсь, когда ты впервые здесь появилась, мне показалось, у тебя ничего не получится. Люди твоего класса обычно не могут жить самостоятельно.
– О чем ты говоришь? Это же Америка, и никаких классов у нас нет.
– Если ты говоришь такое, значит, ты не так умна, как мне казалось. Ничего, скоро поймешь.
Мэри стала понимать уже на следующий день. Когда она вышла из дома, собираясь к обедне, на углу ее встретил Пэдди Девлин.
– Можно мне пойти рядом с вами, мисс Мэри? – Он весь залился краской смущения. К тому же он чувствовал себя неуютно в выходном костюме. Костюм жал в плечах, рукава были слишком длинны, а брюки – слишком коротки. Через весь лоб шла вмятина, оставленная шляпой, которую он снял, приветствуя Мэри.
– Я буду рада пройтись с вами, мистер Девлин, – сказала Мэри. Она опасалась, что тоже покраснела, и надеялась, что ее от природы румяные щеки скроют смущение. Она действительно была рада его обществу. Луиза вставала поздно, а миссис О'Нил уже сходила к заутрене.
До собора Святого Патрика, католической церкви в американской части города, идти было далеко. Шесть кварталов от пансиона до Кэмп-стрит, а затем еще пятнадцать. Было много времени для разговора, но Пэдди, казалось, был не в состоянии произнести ни слова. Чтобы нарушить молчание, Мэри оживленно беседовала о домах и садах, мимо которых они проходили, восхищалась скоростью экипажей, пролетавших мимо, их сияющей медной отделкой и удивительным зрелищем – какая-то женщина сама правила кабриолетом с лакеем-карликом на запятках. Пэдди энергично кивал в ответ на все, что она говорила.
Когда они вошли в церковь, Мэри заметила полупустой ряд слева, ближе к выходу.
– Давайте-ка сядем, – сказала она Пэдди.
– Рядом?
– Да, места хватит.
Мэри не видела лица Пэдди в этот момент. Теперь он был не красным, а бледным от переполнявших его чувств.
Когда началась служба, Мэри увидела, что Пэдди вынул из кармана четки и стал молиться. Она легонько толкнула его локтем.
– Т-с-с! У меня с собой молитвенник, – прошептала она. – Могу поделиться.
Она сама однажды оказалась в таком затруднительном положении – забыла взять с собой молитвенник и не могла уследить за ходом службы.
Пэдди покачал головой.
– Не читаю, – сказал он.
Мэри смотрела на молитвенник и ничего не видела. «Не читаю». Что он этим хотел сказать? Неужели он не умеет читать? Мэри не могла этому поверить. Она сосредоточила внимание на службе, отыскала нужное место и всецело отдалась знакомому и любимому ритуалу, которому уделялось столь важное место в те годы, что она провела в монастырской школе.
И все же она ни на минуту не переставала ощущать присутствие Пэдди, слышать постукивание четок в его пальцах.
Когда они вышли из церкви, Пэдди сделался разговорчивым.
– В следующее воскресенье будет замечательный парад, – сказал он. – Я буду горд, если вы посмотрите его вместе со мной, мисс Мэри. Через годик-другой я и сам буду так маршировать. Во всяком случае, надеюсь.
Они шли, и он говорил – весело, приподнято, рассказывая Мэри о своей жизни и о своей мечте. Он живет в Америке уже два с половиной года, и теперь у него есть постоянная работа грузчика, не то что раньше, от случая к случаю. Он зарабатывает приличные деньги и большую часть откладывает в банк. Еще он работает сверхурочно, бесплатно – учится грузить хлопок в трюмы океанских кораблей. Чтобы загрузить как можно больше, нужны и навыки, и сила. Эта работа называется «ввинчивать хлопок», и винтильщики зарабатывают до пяти долларов в день. Они – настоящая элита грузчиков. Это их ассоциация устраивает парад при всех регалиях.
По словам Пэдди, его мать была бы горда, увидев сына в рядах марширующих, в красивом переднике из синего шелка с серебряной каймой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70