Сначала Кэрп, а теперь... Ах, Гвин Солит! – Элим чуть не сокрушила ребра Гвин могучим объятием.
Гвин кое-как высвободилась, бормоча положенные ответы. Она не выносила сочувствия. Ее горе принадлежало только ей, и она не могла делиться им с другими, пусть даже такими искренними и добросердечными, как Элим Пананк.
Следом за Элим шел, припадая на хромую ногу, кривобокий калека. Гвин знала и его, хотя и не так хорошо, как Элим. В отличие от остальных он был безбород, мал ростом для Тарна и обладал носом такой длины, какие она видела только в стойлах. Он вызывал у нее неприязнь, хотя Кэрп утверждал, что под его неприятной внешностью и манерой вести себя скрыты острый ум и хорошее сердце.
– И Возион-садж! Добро пожаловать! Сколько комнат... Какая-то беда?
Да, беда.
Эта охота увенчалась двумя тиграми.
На улице остальные Тарны отвязывали носилки, которые явно сами и соорудили из двух жердей и пары плащей, связав все веревкой. Гвин лишь с трудом узнала больного. Он был без сознания, лицо уродливо распухло, кожа в липком поту и вся багровая от жара. Даже в забытьи он дышал, как гонец. Такой недуг означал верную смерть.
Врачей, требовали Тарны, хирургов, но Гвин понимала, что никакое лечение не поможет. Да и они это знали. Их патриарх не увидит следующего рассвета, и глаза у них были полны ужаса.
«Люди вроде него – это дождь в пустыне», – как-то сказал Кэрп после очередного приезда этого Булриона Тарна.
– У меня нет привратника, – бессвязно пробормотала – Но, конечно, вы бы все равно понесли его сами. Павлинья комната... Вон там. Сюда!
Сильные руки сняли носилки с седел и понесли их следом за ней в дом.
Ниад?
Сила Ниад может убить его вместо того, чтобы исцелить – Ниад ведь не умеет ею пользоваться. И может ли даже ивилграт вернуть старика от врат смерти? А попытаться значило бы рискнуть, что ее выдадут. Ведь гостиница уже кишела Тарнами – их набралось до полутора десятков. Если попытка увенчается успехом, они все расскажут. Если же окажется неудачной, расскажут тем более. А дать приют меченому – очень серьезное преступление. Гвин взвешивала не простую услугу. Она могла навлечь на нее большую опасность – и даже еще более серьезную на Ниад.
Она проводила больного до Павлиньей комнаты, лучшей в гостинице – обширной и светлой. В середине стояла кровать с пуховой периной, и с нее можно было обозревать все великолепные фрески, которым комната была обязана своим названием. Оставив Элим и остальных женщин устраивать больного поудобнее, она вышла, чтобы заняться остальными комнатами, обедом и лошадьми. Шума впала в истерику – приготовить столько еды за такой короткий срок! Но Шума ничего так не любила, как искать выход из трудного положения.
«Посмею ли я упомянуть про Ниад?» Назад во двор... Тибал с удобством расположился на своем любимом сиденье. Он весело помахал ей. Видимо, события разворачивались к вящему его удовлетворению.
– Полион! Конюху понадобится помощь с лошадьми! – прикрикнул Возион.
Обращался он к долговязому подростку – только ноги, руки да выпачканная под носом физиономия... нет-нет, видимо, это считается усами. Он нахмурился и пробормотал что-то невнятное, но, предположительно, не возражение.
– Гвин-садж, – настоятельно сказал Возион. – Нам нужен лучший врач в городе. У нас есть золото. Мы заплатим, заплатим сколько нужно. – Его длинный нос задергался, как у собаки. – Отец очень дорог нам всем. Ты не пошлешь за ним кого-нибудь? Сейчас же?
Миг решения... Ивиль, подательница и здоровья, и болезней... Кто-нибудь из городских жрецов воззовет по ее просьбе к богу, попросит бога прислать Ивиль в ее ипостаси целительницы. Но зарданцы не признавали никаких богов, и Гвин подозревала, что в глубине души согласна с ними. Судьбы поражают или взыскивают милостью, как соблаговолят они, и никакой бог им не воспрепятствует.
Но Гвин не была настолько черствой. Разве можно допустить, чтобы хороший человек умер, и даже не попытаться ему помочь?
– Возион-садж, я должна кое-что сказать тебе. Но прежде должна попросить вас сохранить это в тай...
Его глаза словно метнули молнию в сумрачном полусвете.
– ИВИЛГРАТ?!
– Ну... да...
Он стиснул ее локоть.
– Вчера вечером мы видели Огоуль! Это был знак, знамение. Она сказала, чтобы мы ждали нежданного! Прошу, прошу тебя! Где он?
Она разжала его пальцы, опасаясь за целостность своих костей. Его нельзя было назвать внушительным, и от него разило конским потом.
– Не торопись так! Ты знаешь, что всех пораженных Проклятием изгнали из города, угрожая смертной казнью? Тяжкая кара ждет и тех, кто их укрывает.
– Мы не пророним ни словечка! Я прикажу всем молчать. Если ты пожелаешь, мы уедем на рассвете. Все, что угодно, Гвин-садж! Все, что угодно!
Все, что угодно? Так вот же выход для Ниад! Ну конечно же!
– Ага! Ловлю тебя на слове, – сказала она. – Ивилгратке нужен приют, и ей некуда идти.
Он визгливо засмеялся.
– В Тарнской Долине она будет такой же желанной гостьей, как весна, дражайшая! Вчера мы встретили меченую, джоолгратку, и отец обещал на обратном пути взять ее с нами и позаботиться о ней. А если он готов приютить джоолгратку, так представь себе, как он примет целительницу! Им же цены нет...
– Но...
– Здесь, в Далинге, вы все еще кволцы, Гвин-садж, – с легким раздражением сказал Возион. – Зарданцы не изгоняли меченых, будто прокаженных, как поступали в империи. Мы почитаем меченых Проклятием и называем их взысканными Благословением.
Ей бы следовало вспомнить об этом раньше. Эти мирные земледельцы были совсем другими, чем их кровожадные пращуры-варвары, которые сокрушили империю, но они ревностно сохраняли многие старинные обычаи. Ниад найдет у них приют, а может быть, и почитание.
– Но есть еще одна опасность, – возразила она. – У девочки нет никакого опыта и никакого умения. Немочь унесла в могилу всю ее семью. Выздоровела только она. Мы не замечали никаких тревожных признаков до того дня, когда кухарка порезала руку. Ниад собиралась перевязать рану. Но едва она прикоснулась к руке, как рана затянулась сама собой.
– Ну конечно! – Однако уверенности в нем поубавилось. – Мой отец уже на пороге смерти. Не думаю, что он стал бы колебаться. А что она за женщина, эта ивилгратка? Ожесточена? Полна ненависти? Поносит ли она Судьбы, за то что они наложили на нее Проклятие?
– Нет. Она... Ну, «нежная» звучит ужасно, но другого слова я не подберу. Добрая. Старательная. – Гвин хотела было добавить «благодарная», но не стала.
– Тогда не думаю, что опасность так уж велика. Да, есть ивилграты, не способные направлять свою силу, и они губят, когда хотят исцелить, но обычно это очень озлобленные люди.
– Ты так много знаешь о меченых?
– Я пастырь. Мы все еще бережно храним древнюю мудрость. Прошу тебя, Гвин-садж. Нельзя терять времени.
Она кивнула.
– Ну, так я пойду спрошу ее. Но не могу ничего обещать. Если она не захочет, принуждать ее я не стану.
Он насмешливо хмыкнул.
– Конечно! Не стоит сердить ивилграта. Предложи ей все, что мы способны дать ей.
Гвин повернулась и снова направилась к кухне, с облегчением заметив, что Тибал на время назначил себя привратником – во всяком случае, он расхаживал по двору, зажигая факелы. В комнатах, где устроились зарданцы, замерцали свечи.
Кухню озарили светильники; там было жарко и душно и царил невообразимый гомон. Шума, казалось, была повсюду: вопила, громыхала кастрюлями и все-таки руководила восемью помощницами. Ниад нарезала лук на уголке колоды для рубки мяса. Гвин перехватила ее взгляд и поманила к себе. Она вывела девочку в вечернюю прохладу двора.
– Старик очень болен, – сказала Ниад тоненьким голоском.
– Ты знаешь?
– Садж, мне сказала Мэй.
Мэй знала все – невероятная охотница до чужих дел, но не с помощью волшебства. Она всегда была такой.
– Его зовут Булрион Тарн. Я знакома с ним очень давно, и он хороший человек. Если ты попробуешь ему помочь, Тарны готовы приютить тебя. Их много, но земли у них еще больше, и насколько мне известно, живут они в полном достатке. И с ними ты будешь в большей безопасности, чем где-либо еще.
– И тебе уже не будет угрожать опасность, если я уеду, Гвин-садж.
– Я не это имела в виду!
– Но для меня это важно, – прошептала девочка. – И я попробую.
Ее била дрожь.
Гвин ласково обняла ее за плечи и повела к лестнице в Павлинью комнату. Они прошли мимо Тибала с факелом в руке. Он подмигнул. Можно было подумать, что все подстроил он!
У дверей они столкнулись с выходящими членами семьи, которых пастырь отправил по их комнатам. У постели отца осталась только Элим.
– Возион-садж, это Ниад.
Пастырь неуклюже поклонился служанке.
– Я почитаю тебя, Ниад-садж. Ты несешь тяжкое бремя. – Его усилия быть любезным были, возможно, искренними, но его слова звучали напыщенно и фальшиво.
– Гвин Солит! – взревел голос прямо у нее за спиной. – Где моя прекрасная голубица, мой цветок страсти, моя богатая, владеющая землей невеста?
Она резко обернулась со вздохом отчаяния. Конечно, это был Коло – Коло Гуршит, нетвердой походкой приближающийся из сумрака, точно чудовище в кошмаре. Это был Коло, настолько пьяный, что ноги его не держали. Это был Коло в дорогой тунике кремового цвета с искусно вышитым цветами и бабочками – но засаленной и рваной. Волосы у него были всклокочены, на ногах – только один башмак. Он, шатаясь, надвигался на нее с бессмысленной ухмылкой на тыквообразном лице, протягивая к ней дряблые руки. Он был высоким, он заплыл жиром, он был бесконечно омерзительным.
Тигр.
Исцеление? Ивилгратка? Коло Гуршит! Мысли Гвин словно разлетелись на мелкие осколки. Почему он явился именно сейчас? Как ей удастся сохранить тайну? Как ей справиться с этим олухом?
Но олух справился с ней. Она не успела рта открыть или пошевелиться, как он облапил ее, обдавая душным винным перегаром. И влепил ей в губы слюнявый поцелуй. Она подавилась, отвернула голову, попыталась вырваться. Они зашатались, теряя равновесие. Она вскрикнула от отвращения и ужаса.
Молодой Тарн – необычайно высокий и широкоплечий даже для этой семьи великанов-мужчин – оторвал от нее Коло одной могучей рукой, а другой ударил его в подбородок. Хлопок, вероятно, был слышен и на улице. Коло Гуршит взмыл над мозаичным полом, пролетел короткое расстояние спиной вперед, а затем вновь коснулся пола – тяжело, горизонтально и весьма впечатляюще.
– Случаем, не твой друг, я надеюсь? – осведомился ее спаситель грубым деревенским голосом. – А я Джукион Тарн, Гвин-садж, старший сын Бранкиона.
– Благодарю тебя, Джукион-садж. Нет, он мне не друг. Нет.
– Поучить его еще раз или просто выкинуть на улицу, садж?
Гвин уставилась на распростертую тушу своего нареченного, который жалобно постанывал, но не делал особых усилий приподняться. Ну как, как ей объяснить? Ее жених? Его прикосновение было невыносимым, она чувствовала, что его вонь прилипла к ней. Жить с этой мерзостью? Да стоит ли тогда жить?
«Вышвырни его вон, и дело с концом».
Она обернулась посмотреть, кто сказал это.
– Как желаешь, – весело объявил великан. – Фарион, подсоби-ка мне убрать навоз.
– Кто? – спросила Гвин. – То есть...
Но Тарны уже волокли Коло за лодыжки.
– Погодите! – Только они ее не услышали. Она снова открыла рот, но тут же крепко сжала губы. Пусть так! Коло Гуршит подождет – у нее есть более неотложное дело. Часок в сточной канаве ему не повредит.
– Великолепно! – донесся из теней голос Тибала. А-а! Гвин метнула в него сердитый взгляд.
– Это ты велел его вышвырнуть? – Но голос был совсем такой, как таинственный бестелесный голос, который она услышала накануне утром, как раз тогда, когда появился Тибал. Он не был похож на настоящий голос Тибала, однако Джукион тоже его услышал, так что уже нельзя было считать, что ей просто померещилось.
– Нет, не я.
Не доверяя невинному недоумению на его лице, она прикинула, что Тибал Фрайнит, возможно, искусный чревовещатель с очень извращенным чувством юмора. Ну а пока... исцеление. Она вбежала в Павлинью комнату и плотно закрыла за собой дверь. Тревожиться из-за Гуршитов она будет завтра.
В мягком свете единственного фонаря Булрион Тарн лежал неподвижно, наполовину утонув в пуховой перине. Ниад сгорбилась на стуле рядом с ним. Элим и Возион внимательно наблюдали из-за ее спины. Гвин приблизилась к ним на цыпочках, стараясь утихомирить свое колотящееся сердце. Она не заметила в лице больного никаких перемен.
Ниад покосилась на нее с ужасом. Гвин попыталась ободряюще улыбнуться ей.
– Ничего? – шепнула она. Элим закусила губу. Возион покачал головой.
– Пока нет, – шепнул он. – Но недуг угнездился очень глубоко. И может...
Он переменился в лице. Гвин посмотрела на больного. Глаза Булриона Тарна открылись. Он испустил глубокий вздох.
11
Конюшни произвели на Полиона сильное впечатление. Ни разу в жизни ему еще не доводилось бывать в таком огромном помещении. Стены и пол были мраморными. Он не мог определить высоту потолка, потому что лучи фонаря туда не достигали. Хотелось думать, что Мотылек и прочие лошади по достоинству оценят окружающую роскошь.
Тоб, конюх, не произвел на него никакого впечатления, и большую часть работы он сделал сам, чтобы не сомневаться, что сделана она как следует.
Если Далинг похож на другие города, то мнение у него о них сложилось самое невысокое. Слишком уж много людей на улицах, хотя все его родичи дружно утверждали, будто обычно их бывает куда больше. Слишком уж много обветшалых зданий, обрамляющих улицу будто гигантские черепа. А травы совсем мало. И запахи какие-то не такие.
В Далинге было только одно, что его интересовало, но с этим вроде бы придется подождать до следующего вечера. От долгого пребывания в седле у него ныло все тело, есть он хотел, как медведь весной, и от него несло конюшней. К тому времени, когда он умоется и поест, греховные заведения, наверное, уже закроются.
Скудоумный Тоб показал ему, как пройти в жилую часть гостиницы через кухню. Выйдя во двор, он был ошеломлен, услышав громовые раскаты смеха Тарнов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64