Эти здравомыслящие практичные люди признали, что меченых надо скорее жалеть, чем бояться. Джасбур и Ордур терпеливо отвечали на их вопросы. Если бы Васлар не была в таком негодовании по поводу смены пола, то над ней наверняка бы подшучивали.
Возион спросил, удается ли в Академии обучить меченых контролировать свое воздействие.
– Авайлгратов ничему научить нельзя, – сказала Джасбур. – Но и им полезно находиться в обществе себе подобных. Других же обучают довольно успешно. Огоулграты выучиваются подавлять свое воздействие – хотя и не до конца. – Джасбур огляделась, чтобы убедиться, что поблизости нет Шарда. – Особенно хорошо обучаются молодые.
– И что, творят одно добро? – спросила Гвин.
– Не всегда. Точно предсказать ничего нельзя. Даже Лабранца никогда не уверена, что ее усилия не причинят больше вреда, чем пользы. – Джасбур только что заметила, что Ордур увлеченно болтает с Васлар Номит и в порыве ревности выдала важный секрет председательницы Академии.
Быстро темнело. Булрион начал прозрачно намекать, что пора на покой. Джукион шутливо спросил, сможет ли он спать на больной спине. Занион начал назначать дозорных на ночь.
– Здесь нам ничто не грозит, – сказала Васлар. – Роща устлана сухими листьями, ветра нет, и никто не сможет подкрасться неуслышанным. Хватит и одного дозорного.
Гвин решила расспросить Тибала про Лабранцу. Ее заинтересовала нечаянная оговорка Джасбур. Она огляделась, но Тибал исчез. В конце концов, она разыскала его в роще. Он сидел на земле, опустив голову на колени.
– Тибал? Что с тобой?
– Ничего, – буркнул он. – Со мной все в порядке.
У Гвин упало сердце.
– Ты предвидишь беду? Нас ждет несчастье?
– Уйди, Гвин. Пожалуйста, уйди! – Он поднял голову. Его лицо едва белело в темноте. – Не спрашивай... не спрашивай! – В его голосе ей послышалось рыдание. – Не задавай вопросов!
– О Судьбы! – Гвин похолодела. Она ни разу не видела Тибала в таком отчаянии. Может быть, им до сих пор чересчур уж везло? Она села рядом с ним и обняла его за плечи. – Можно я утешу тебя сегодня, а ты утешишь меня завтра?
Он взял ее за руку и некоторое время молчал. Рука его была ледяной. Он весь дрожал.
– Если бы я мог... – пробормотал он. – Но я погибну, а проку от этого все равно никакого не будет. Может быть, даже... будет хуже... во много раз хуже. Пожалуйста, оставь меня.
Кто им угрожает? Сколько их? Гвин не удержалась и спросила:
– Могу я хотя бы принять какие-то меры? Например, выставить больше дозорных?
– Это будет означать, что я невольно изменил будущее. Ты тут ни при чем, Гвин. Тут нет твоей вины.
Сейчас Гвин вспомнила, как сказала как-то раз Тибалу, что у него такой вид, будто он увидел покойника. И все тогда расхохотались. Теперь она поняла, кто обречен погибнуть в эту ночь.
38
Муоль стояла в Доме Костей. Это было знаком скорее ненависти, чем желания, хотя Полиона обуревало желание. Сегодня ночью оно осуществится!
Занион – чтоб его Ивиль сгноила заживо! – назначил Полиона в дозор первым. Не иначе как назло. Он все еще не мог простить Полиону россказней Мейлим. Думает небось, что Ниад уснет раньше, чем его сменят. Но Ниад велела Полиону разбудить ее, если она будет спать. И он обещал. Ей не пришлось его долго уговаривать.
Поуль стояла в Доме Созидания. Весной рождались здоровые крепкие дети. А Джооль была в Доме Любящих, хотя двигалась в обратном направлении, что скорей означало безумие, чем разум. Нет, скорее, «хаос в стане врагов». Отличное предзнаменование!
В лесу было темно и совершенно тихо. Такой безветренной ночи Полион даже не мог припомнить. Зато было легко нести дозор: он слышал даже, как шуршали листья, когда кто-нибудь шевелился во сне. И храп слышал. А раньше ему было слышно, как разговаривали дети в лагере джоолгратов. В лесу же стояла тишина. Раза два ухнула сова – и все. Даже мышь не проскочит мимо него неуслышанной.
Полион прислонился спиной к дереву и стал думать о Ниад, стараясь подавить возбуждение. Сегодня ночью это свершится. Наконец-то! Он женат уже неделю, а что толку?
Скоро на небе появится Авайль. Она будет стоять в Доме Путешествий. Это, может быть, имеет значение. Собственно говоря, в их путешествии уже произошли изменения. Перейдя через Флугосс, они оказались в Веснаре, загадочном, покинутом жителями Веснаре. В этом безлюдье было что-то зловещее, хотя вроде бы получалось, что никаких врагов поблизости нет. Но что-то здесь не так. Когда Авайль на три пальца поднимется над горой, настанет время будить Джукиона – его очередь в дозор следующая.
А потом он разбудит Ниад, если она спит.
Взрослый бородатый мужчина, и все еще девственник!
Возмутительно!
Он сам виноват в том, что случилось в первую брачную ночь. Ему некого винить, кроме самого себя, за то, что он перепил и заснул. Но потом эти поганцы уволокли его с собой в Черную Бухту. Занион согласился, чтобы с Полионом сыграли эту злую шутку, потому что держал на него зуб за Мейлим. Он позволил братьям привязать Полиона к седлу, и они ржали всю дорогу. Ну до чего смешно!
А когда он вернулся к жене, она грустно сообщила ему, что у нее начались месячные. Придется подождать несколько дней. Он чуть с ума не сошел.
Похоже, ему суждено умереть девственником.
Небо посветлело на востоке – вставала луна.
Ниад сказала, что сегодня уже можно, но Занион назначил его первым в дозор. Ничего, все будет в порядке. Листья так будут шуршать, хворост так будет трещать, что он перебудит весь лагерь. Трижды в каждую ночь – и не меньше. Этим шутникам не поздоровится: его-то жена при нем, а где их жены? Весь день будет нарочно зевать, а ночью будет шуршать листьями им на зависть. Какое это наслаждение – отомстить обидчикам!
А Ниад тоже ждет наслаждение. Она будет довольна мужем.
В конце концов, он же герой. Дед так и сказал – что он настоящий зарданец. Кроме Раксала и Васлар, он единственный в отряде, кому довелось убить человека. Ему нет нужды сомневаться в том, что он настоящий мужчина.
Сильные пальцы схватили его за запястья и дернули руки назад. Он оказался плотно прижатым спиной к дереву. Полион хотел крикнуть, предупредить остальных, но в открытый рот мгновенно затолкали тряпку. Он почувствовал на горле холодное прикосновение ножа. Перед ним возникло бледное лицо. Пустые глазницы, дыра вместо носа, белые зубы – на него злорадно скалился череп. А ведь он не услышал ни звука.
39
Веснарское войско стояло лагерем недалеко от Вериова. Король Гексцион Гараб развлекался в своей резиденции – огромном роскошном шатре с шелковыми стенами, в котором кроме королевской опочивальни было еще несколько комнат Обстановка была дорогая и выдержана в хорошем вкусе. В золотых подсвечниках горели свечи, освещая хрустальные кубки и пестрые цветастые ковры.
Раскинувшийся на подушках король был похож на колбасу в последней стадии приготовления – свиную кишку уже набили мясом и жиром и завязывают бечевкой. Невидимая бечевка перетягивала его запястья, щиколотки, локти и колени. Во всех остальных местах он раздулся до того предела, на который смогла растянуться кожа, и казалось, вот-вот лопнет.
Он смотрел, как танцует Арбим. Она уже сбросила свои прозрачные одежки, кроме последней, ее судорожно извивавшееся тело блестело от пота, она тяжело дышала. Все это не вызывало у короля ни малейшего интереса.
Он давно уже потерял феноменальную половую силу, которой славился в молодости, но вид почти голой танцовщицы должен был бы его возбудить. И, наверно, возбудил бы, если б все происходило во дворце и за ширмами играли бы музыканты. Но, к сожалению, было бы неприлично, если бы из королевского шатра в разгар военной кампании доносилась сладостная музыка. Глядя на освещенный изнутри шатер, его воины должны были считать, что их любимый монарх занят вопросами тактики и стратегии. А звуки музыки помешают им сохранить эту трогательную веру.
Однако отсутствие музыки умаляло воздействие танца. Телодвижения Арбим, совершаемые в полной тишине, которую нарушало только ее прерывистое дыхание, можно было принять за эпилептический припадок.
Вращая грудью, волнообразно сокращая брюшные мышцы, она скинула последний прозрачный покров. По-прежнему ничего. Ну что ж, все это он уже видел. Гексцион провел тяжелый день, разъезжая в колеснице по расположению своего войска. Хотя от солнца его защищали зонтики, а от перегрева – прохладительные напитки, езда на колеснице всегда утомляла его.
Неслышная музыка загремела в беззвучном крещендо. Арбим, извиваясь, упала перед королем на пол в позе покорности и мольбы. Он одобрительно улыбнулся, глядя, как колышутся ее груди, но почувствовал укол отвращения при виде стекавшей между ними струйки пота.
Бросив в рот кусочек засахаренной тыквы, он сказал:
– Молодец, цыпленочек. Отдохни, а потом станцуешь мне танец огненной кошки. И налей мне немного вина.
По правде говоря, дело было не в пыльных дорогах и не в отсутствии музыки. Ему должны вот-вот привести на допрос пленного. Арбим и ее танец теряли для него всякий интерес, когда ему предстояло такое увлекательное занятие. От одной мысли об этом король одновременно ощущал тошноту и восторг. Гексцион обожал страдания – точнее, обожал наблюдать страдания других.
Ага! Он услышал вдали окрик часового и сполз с дивана. Арбим бросилась за его мантией. Гексцион сунул ноги в сандалии, которые она тоже принесла, и позволил ей накинуть на него эту омерзительную шкуру. Зарданский воин надевал на себя шкуру зверя, которого сам убил. Королю пристало носить только шкуру льва, и Гексцион велел сочинить подходящую случаю легенду. Шкура была отвратительно тяжелой, колючей и зловонной. Но зато скрывала его распухшее тело и придавала его облику несомненное величие.
Гексцион остановился перед огромным зеркалом. За осколок, отбитый в его углу, двух людей забили палками почти до смерти. Да, величия у него не отнять. В нем есть широта и глубина. Он затянул на одну дырку пояс, на котором носил меч, и поднял повыше львиную гриву, чтобы скрыть отвислые груди. Вглядевшись в свое отражение, он с раздражением заметил, что в корнях волос на бороде опять проглядывает седина. Надо будет велеть закрасить ее до утреннего выхода.
Гексцион взял из рук Арбим корону – скромный золотой обод – и надел ее так, чтобы скрывала плешь. Потом пошел было к пологу, отделявшему его личные покои от приемной, но остановился и задумчиво поглядел на Арбим, которая собирала с ковра свои прозрачные одежды.
– Поспи немного, – сказал он ей с ласковой улыбкой. – Возможно, я тебя еще позову.
Что было вполне вероятно, если допрос пройдет хорошо.
Раздвинув полог, Гексцион вышел в приемную. Здесь стояли прочные дубовые кресла, а на полу лежали ковры попроще. На одной стене висела карта.
Его ждал Френцкион. Он приветствовал короля ударом копья о шит и опять замер.
Гексцион одобрительно поглядел на него. Френцкион Зорг был Воителем, командиром Череполиких – отборной королевской гвардии, последней секты традиционных зарданских воинов, уцелевшей в Куолии. На нем была шкура леопарда, причитавшаяся ему в соответствии с рангом, но леопард этот, видимо, был небольшим – или Френцкион предпочитал как можно меньше закрывать тело. Да и действительно, жалко закрывать это великолепное сплетение бронзовых мышц, которым Френцкион гордился по праву.
– Как успехи, Воитель?
– Приказ выполнен, ваше величество. Мы привезли мо лодого пленника.
Гексцион потер руки.
– Крепкий? Выносливый?
– Жилистый юноша. На вид совершенно здоров.
Как всегда, выражение лица Френцкиона было невозможно понять. Череполикие выдергивали с корнями растущие на лице волосы: бороды, усы и брови – и наносили на кожу черно-белую татуировку, которая делала лицо похожим на череп. Еще они отрубали себе носы – для устрашения врагов. Однако сам Гексцион не стал следовать традиции. Он больше любил причинять боль другим.
– А как его спутники?
Челюсть черепа дернулась. Возможно, это означало удовлетворенную улыбку.
– Сладко спят, не подозревая, что лишились дозорного.
– Очень хорошо. Награди тех, кто брал пленного, сверхурочным свиданием с женщиной. Ну, ведите же его! И вели принести жаровни. Надо узнать, кто вторгся на нашу территорию.
Самое приятное во всей этой истории было то, что «вторглись» наверняка никому не опасные купцы и никаких секретов этот юноша поведать им не сможет. Гексцион всегда ощущал разочарование, если пленники сразу выбалтывали важные сведения. А тех, кто отпирался, можно было допрашивать бесконечно долго.
Он направился к своему любимому креслу и вдруг заметил, что Воитель стоит на месте.
– В чем дело?
– Эти люди расположились двумя стоянками. Ты, наверно, помнишь, что то же самое сообщали разведчики. Они движутся двумя обособленными группами: четверо едут в повозке, а остальные шестнадцать следуют за ними верхом. Ночуют две группы тоже на расстоянии друг от друга.
Король нахмурился. Френцкион, видимо, придает этому какое-то значение, но его лицо-череп ничего не выражает.
– Почему?
– Пленный подтвердил, что четверо, которые едут в повозке, – джоолграты, ваше величество.
– О Судьбы! Необученные джоолграты?
– Видимо, так. Пленник также говорит, что в их отряде есть и другие меченые.
– Проклятие! – взревел Гексцион. Он постучал пальцами по ручке кресла, раздумывая над услышанным. – Здесь, возможно, замешан Рарагаш.
– Возможно.
– Может, они туда и едут?
– Да, они едут в том направлении, ваше величество.
Академии не понравится, если один из ее агентов умрет под пытками. Вот не повезло! У Гексциона было чувство, будто его обокрали. За что Судьбы к нему так несправедливы?
– Вы его били? – грозно спросил он Френцкиона.
– Совсем немного, ваше величество. Он сам все рассказал.
– Лжет? – с надеждой спросил Гексцион.
– Не думаю. У него зарданское имя, но он не настоящий зарданец.
– Ну чего стоишь? Пошли за Хан А-Литом. Надо докопаться до истины.
Перед допросом пленника раздели догола, связали и заткнули ему рот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64