Он предложил людей и золото, чтобы укрепить Тарнскую Долину, но не стал настаивать, получив отказ. Он прямо-таки пресмыкался перед Булрионом. Что было совсем уж непонятно.
Про эту Лабранцу он спросил так, будто она в чем-то столкнулась с Булрионом. Нападение было результатом местного соперничества, и Тарнов за него не винили, что хорошо. Но правитель намекал на крутые ответные меры и предостерегал, советуя побыстрее уехать из города. Дорога домой изобиловала отличными местами для устройства засады. Раксал Раддаит участвует в этом заговоре, или он послан с ними для защиты, так сказать, пропуск в человеческом облике?
Тут было из-за чего тревожиться. Но Гвин Солит задала задачу куда хуже, и решать ее надо было сейчас же. Она скрыла настоящее положение дел с гостиницей. Ну, это-то понятно. Касается это только ее, а не Булриона. Или нет? Может, ее интерес к нему был всего лишь страхом, что она вот-вот лишится всего своего имущества?
Он понимал, что сам себе противоречит. Он же как раз думал, что всего лучше ему будет жениться на молодой вдове, может быть, с детьми. В его возрасте он не мог предложить пылкой любви, а только безопасность и нежность, ну, и немного страсти, хотя, конечно, много меньше, чем мужчина помоложе. То есть он помышлял совсем о такой женщине, как Гвин Солит. Они оба шутили, что брак будет заключен между недвижимостями, и в его случае это заметно ближе к истине, чем в ее... то есть БЫЛО в ее.
Хуже того: Судьбы взвалили на него тягостную обязанность сообщить ей об этом. Ему придется сказать ей, что никаких прав на гостиницу у нее нет, что она – нищая.
А потому выходи за меня – у тебя нет другого выбора.
Вот тут-то и возникало противоречие: на таких условиях Гвин Солит была ему не нужна. Старый мягкотелый дурень, он хотел, чтобы ей был нужен он, он сам. Он хотел верить тому, что она сказала ночью.
Как много она сообразила? Как много лгала ему?
А это важно? Здравый смысл советовал жениться на ней и быть благодарным своему жребию, не беспокоясь, выходит ли она за него или за долину. Она была куда лучше того, на что он мог надеяться, а теперь почти не было сомнений, что она станет его. Но он ведь должен сообщить ей скверную весть, так сможет ли она его простить? А может быть, она знает правду и просто ждала, чтобы удар наконец обрушился. Она дала согласие Коло Гуршиту, и тут вдруг появился выбор. Так ли уж Булрион Тарн самодоволен, ставя себя выше Коло Гуршита?
Он так и не нашел ответа, когда свернул на улицу Феникса вместе с Раксалом. Колокольчик на двери забренчал, и они вошли. Все Тарны столпились вокруг него, точно курицы – вокруг петуха. Даже женщины кинулись к нему бегом. Он пошарил взглядом, но еще одного лица не увидел. Да и прислуга словно бы куда-то исчезла. Тут он обнаружил, что она стоит в тени под галереей и смотрит на него. Словно с тем же облегчением и радостью, как все они.
– Мы уезжаем, – сказал он им и заметил одобрение в их глазах. – Возион, проверь лошадей. Вдвойне проверь – подпруги затянуть потуже, стремена укоротить. В пути может всякое случиться. Это Раксал Раддаит. Он едет с нами. Будьте с ним учтивы. Какие бы вопросы он ни задавал, отвечайте.
Никто не возразил ни слова. Все разбежались укладывать вещи. Полный дурных предчувствий, он подошел к ней. Она улыбнулась счастливой улыбкой, не подозревая, какой удар он на нее обрушит.
– Гвин-садж, могу я поговорить с тобой?
– Конечно. А кто этот человек? Лицо знакомое.
– Раксал Раддаит.
Она покачала головой, словно имя ей ничего не сказало, и провела его в небольшую, довольно убогую комнату. Булрион захлопнул дверь с излишней силой. Закружились вихри пыли, на конторке и столе зашелестели бумаги.
Она обернулась к нему:
– Пожалуйста, извини за беспорядок! Тут никому не дозволено убирать, кроме меня, так что ты знаешь, кто повинен в этом хаосе.
Она все еще улыбалась. Нет, не великая красавица, о каких слагают сказания, но очень миловидна – красивее и Надим, и Ордим, даже когда они были молодыми. Он хочет ее, да, хочет! И она полностью от него зависит. Ни имущества, ни мужа, ни надежд. Ничего, кроме врагов. Теперь он объяснит, что она нищая и что правитель предостерег, что ей надо поскорее покинуть город. И ей останется только согласиться на то, что предложит Булрион.
Но она не походила на женщину, загнанную в угол. Она походила на женщину, которая только что получила хорошие известия. С чего ему начать? Что сказать сразу?
– А ты посмотрел на дверь с улицы? – спросила она с широкой улыбкой.
– Нет.
– Мы сняли пшеничный снопик! «Гостиница на улице Феникса» закрылась!
Значит, она знала? Так что означает такое ликование?
– Скоро глашатай прокричит эту новость на всех перекрестках, – сообщила она. – Видишь ли, мне, кроме брачных предложений, предлагали просто продать ее. И утром я решила: продаю! С предложениями обращаться к моему стряпчему! Пусть передерутся! Пусть Лиам, если ему так приспичило, забирает ее – за хорошую цену! Чудесно, правда?
Булрион пробормотал что-то невнятное. Ей же нечего продать!
– Так гостиница же – вся твоя жизнь.
– Нет. Она была жизнью Кэрпа. Когда он погиб, я поклялась сохранить ее ради его памяти и ради детей. Когда они умерли, я не поняла, что игра кончилась. Мне она не нужна, Булрион. Правда! В жизни есть что-то получше этого. – Она обернулась и схватила пачку всяких бумаг. – Ты только погляди! Счета от торговцев. Налоги. А еще – городская политика. Трудности с прислугой. Конечно, воспоминания... Но воспоминания я могу взять с собой – хорошие, а остальные оставить тут. – Она подбросила бумаги, и они разлетелись во все стороны. – Пусть все они передерутся из-за нее. А еще лучше – почему бы тебе не поджечь ее, когда мы отправимся в путь, по доброму старому зарданскому обычаю? – Она засмеялась.
Потом взглянула на Булриона. Щеки у нее раскраснелись, глаза блестели. Она выжидательно посмотрела на него.
Булрион смял шляпу, которую держал в руке, ища слова.
– 'Правитель сказал, что ты поступишь мудро, Гвин, если покинешь город.
Улыбка угасла.
– Ну и?.. – Это было сказано шепотом.
Он недоуменно покачал головой.
– Мы сочтем честью, если ты поедешь с нами. Долина будет тебе...
– Надежным убежищем? Вчера ночью ты предложил мне не просто убежище.
Они впились глазами друг в друга.
Его сердце бешено заколотилось. Нет, она не может так притворяться! Она искренне верит, что богата. Он почувствовал, как краснеет его лицо.
– Подумать об этом еще будет много времени. Тебе не обязательно решать сейчас же.
– Я не хочу ехать туда беглянкой, Булрион! Я хочу, чтобы ты довершил то, что я начала вчера ночью.
Но почему она против всякой вероятности бросилась к нему в постель? Он отвернул голову, пряча сомнения.
– Не торопись так. Я старик, толстый старик, уже прадедушка. Вчерашняя ночь была прекрасным сном. А сегодня – явь.
– Мне не нужна явь! Мне нужен сон!
– Есть много мужчин моложе, которые рады будут...
– Мне не нужны мужчины моложе! – закричала она. – Никаких мужчин моложе мне не нужно!
Он растерянно смотрел на ее искаженное обидой лицо.
– Женщина, ты с ума сошла!
– Ты сказал, что хочешь меня!
– Хочу? Конечно, я тебя хочу, но...
– Я должна предупредить тебя об одном: я не одна из ваших покорных тарнских женщин, которые делают то, что им говорят. В Далинге женщины ждут, что мужья будут считаться с ними и...
– Покорных! – взревел Булрион. – Ты не знаешь, что болтаешь! Зарданская женщина на людях с мужем не спорит, это так. И мужчины на людях женщинам не возражают, таковы приличия. Но поверь мне, наедине они только что в горло друг другу не вцепляются! Если ты воображаешь, что мои жены подчинялись моим прихотям и рта раскрыть не смели, так ты просто дура!
– Извини! – Она мило улыбнулась. – Прости меня, я немножко не в себе. Поцелуй меня, а?
Как он может ее поцеловать до того, как сообщит ей все?
Как он может вынести это выражение обиды и растерянности на ее лице – как он может стократ их усугубить? Судьбы! Какая важность, что ей известно, а что нет? Она же кое-что от него скрыла, так почему ему нельзя?
– Пойдешь за меня, Ниен? – хрипло пробормотал он.
Она бросилась ему на шею.

Книга третья
Книга Муоль,

а она есть Страсть, Багряная, подательница любви и ненависти, созидательница и погубительница

19
– Уходить надо! – бурчал Ордур, бесцельно царапая ногтями по мраморному столу.
– Куда идти, орясина?
– Не знаю. Когда она придет?
– Говорят же тебе, говорят, говорят, – зарычал Джасбур, – я не знаю! И знать не хочу. Монеты у тебя есть?
– Не-а.
– Так сиди голодный, тупица. Еды здесь – на недели хватит.
Они сидели во дворе гостиницы час за часом. Кроме них, в здании никого не было. Теперь солнце выползло из-за дерева и поджаривало их. Будь у них хоть капля здравого смысла, они бы пересели в тень, подумал Джасбур. Но на это требовалась энергия. А энергии-то у него и не было. Зато была жуткая пульсирующая боль в спине под горбом. Может, он его повредил, сам того не зная, или же начинается новое изменение? Обычно-то изменения приходились на новолуния, но могли случиться когда угодно. Кожа у него зудела. Да, похоже, начинается изменение.
Наверное, из-за Лабранцы. Она на барже расточала столько воздействия Огоуль, что вполне могла нарушить его равновесие. Ну, здесь ему хотя бы есть, где сидеть, еды вдоволь, а делать ничего не надо. Могло быть хуже.
Колокольчик звякнул, грохнула дверь.
И стало куда хуже. Вернулась Лабранца. Прошла широким шагом через двор к ним: даже в солнечном свете были видны огненные язычки гнева, плясавшие вокруг нее. Ну, почти видны.
– Ты вернулась, садж, – сказал Ордур. Чуть ли не самое умное за весь день. Она пропустила его слова мимо ушей.
– Где все?
– Уехали, – сказал Джасбур. – Все уехали.
А вот теперь глаза Лабранцы и впрямь метнули пламя.
– Булрион Тарн?
– Старик? Уехал. И Гвин-садж тоже. Дала нам ключи и сказала, чтобы сами за собой ухаживали.
Лабранца пробормотала себе под нос что-то не слишком благопристойное. Она явно была из-за чего-то в бешенстве, что слегка подбодрило Джасбура.
– А правитель как?
– Дряхлый, аморальный, коварный, отчаявшийся и до изнурения многоречивый. У него какие-то нелепые понятия о Рарагаше.
– Говорил тебе, – заныл Ордур. – Никому из меченых не говорили...
– Я помню! – Она посмотрела вокруг в бессильной ярости. – Ты уверен, что старик уехал из города?
– Угу, – ответил Джасбур. – А что в нем такого особенного? – Он встрепенулся и на миг даже забыл о коликах в животе. – Да неужели Об...
– Не знаю! – рявкнула она. Лабранца – и признается, что чего-то не знает? Да это эпохальное событие. – Но его красноречие признал, что среди их меченых было несколько шуулгратов. Он знает что-то – или думает, будто знает – и о-о-чень интересуется Булрионом Тарном. Это увязывается с Тибалом Фрайнитом – он был здесь перед самым приездом Тарна.
– Булрион Тарн – Обновитель? Но он же СТАРИК! Чтобы восстановить империю, нужны годы и годы. И он же простой земледелец! Может, кто-то из его сыновей или...
Под ее свирепым взглядом Джасбур выдохся.
– Одно я все-таки узнала, – сказала Лабранца. – По словам правителя, некоторые из меченых укрылись в рыбачьей деревушке Черная Бухта к востоку отсюда. Вы отправитесь туда и проверите.
Джасбур застонал.
– Только не верхом! – Даже пешая прогулка будет очень болезненной в его состоянии. Даже и сидя тут, он изнывал от жары. Он сунул руку за ворот и почесал грудь.
– Могу я доверить вам лошадей? – спросила она грозно. – Когда я вас отправляла, то дала вам денег столько, что хватило бы навербовать целое войско. И где они теперь?
– Ну, у нас обоих одновременно выпало плохое время. Ты ведь знаешь, так бывает.
Лабранца закатила глаза.
– Хоть бы раз одному из вас выпало хорошее время! Вот было бы мило!
– Да, очень.
Она тяжело опустилась на скамью и уставилась в никуда, барабаня пальцами по столу.
– Я возвращаюсь на север. Попытаюсь нагнать Тибала Фрайнита, но он сказал, что мы встретимся в Рарагаше, а потому, полагаю, так и будет. И еще мне надо приглядывать за тем, что делают карпанцы.
Джасбур почесал подбородок.
– Насилуют, убивают, грабят.
– Разумеется. Вопрос в том – где. И куда они движутся. Как только обнаружите меченых в Черной Бухте, если кто-нибудь из них еще жив, отошлите их в Рарагаш, а сами отправляйтесь в Тарнскую Долину.
– Где это?
– Одним Судьбам известно! Узнайте. Займитесь Булрионом Тарном. Все указывает на него.
Ордур даже не пытался слушать их разговор. Внезапно он сказал «эге», перегнулся через стол, провел ногтями по щеке Джасбура и принялся их разглядывать. Потом ухмыльнулся.
Джасбур только тут осознал, что особенно сильно у него зудит лицо. Он почесал щеку – к кончикам пальцев прилипла щетина.
Так вот что происходит! Наконец их удача переменилась. Он испуганно улыбнулся в ответ на хищную улыбку Ордура.
20
К востоку от Далинга старая имперская дорога еще позволяла ехать по ней верхом, хотя была в самом жалком состоянии – вся в рытвинах и ухабах. Сначала она пролегала между плодородными полями, но вскоре они начали уступать место лугам. А затем на склонах холмов появились леса, хищно устремляясь все ниже в долины; все чаще и чаще на их пути попадались почернелые развалины. Далинг избежал разрушения, когда империя пала, но окружающая область обезлюдела, и требовались еще столетия, чтобы она возродилась.
Гвин много лет не осмеливалась выходить за городскую стену, но не только новизна окружающего порождала в ней веселое возбуждение. Она все еще словно легкой пробкой покачивалась на волнах, взбудораженная необъяснимым чувством освобождения, ощущением, что начинает что-то великое, непредсказуемое. Она была бы рада приписать все это любви, но ее чувство к Булриону еще не достигло небес. Быть может, скоро так и будет, но пока она знала, что пьянит ее больше свобода, чем влюбленность.
Ей хотелось ехать рядом с ним, чтобы они могли вести свой разговор – сравнивать, что им нравится и что не нравится, знакомиться с чувством юмора друг друга и вообще узнавать друг друга поближе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64