Губы Скотта медленно растянулись в улыбке.
— Между прочим, это был Будда, — сказал он словно мимоходом, хотя довольно громко, чтобы Хаккетт его услышал.
На физиономии Хаккетта отразилось страдание.
— Где был Будда?
Он задержал дыхание.
— Притчу о мудрецах и слоне рассказал Будда. Мудрецов, кстати, было четверо.
— М-м… спасибо, — отстраненно произнес Хаккетт, входя в кабину.
Скотт принялся рассматривать его блокнот, изучая записи, но вскоре пожалел об этом. Напротив каждого расчета красовался рисунок. Взрывающееся Солнце. Глобальная катастрофа на земле. В самом низу страницы чернела надпись: Началось.
Скотт отложил блокнот.
— Нет, черт возьми! — пробормотал он.

ЦЕРН
Ацтеки — горная цепь Анды — Центральная Америка
В конце Четвертого Солнца (Эпохи), дабы спасти мужчину по имени Кошкош и женщину, Шочикецаль, от потока воды, обрушившегося с неба, бог Тескатлипока велел им построить лодку. Они вышли на сушу на вершине горы, где обосновались и обзавелись многочисленным потомством. Дети оставались немыми до тех пор, пока голубь на дереве не наделил их даром речи. Но заговорили они на разных языках, поэтому не могли друг друга понимать.
«Сказания о Всемирном потопе. Обзор мифологического наследия о самовоспроизводящемся начале», доктор Ричард Скотт, 2008 г.
Проверка благонадежности.
Уровень 3
Март в Швейцарии теплом не баловал. Это было первое, на что Новэмбер Драйден обратила внимание. Потом на то, что разговаривают тут на нескольких языках — французском, итальянском, немецком и английском. Швейцария — малюсенькая страна, ютящаяся меж Францией, Италией, Лихтенштейном, Германией и Австрией. Совсем не похожа на Миссисипи.
ЦЕРН располагался под Женевой, на берегах озера Леман, у самой французской границы, недалеко от Монблана. Это был город научных достижений без стен и ворот — с обилием дорог и магистралей. До ЦЕРНа Новэмбер, Скотт и Хаккетт доехали за каких-нибудь десять минут.
Войдя в просторное фойе, Новэмбер прочла устрашающие синие, надписи:
ПОДГРУППЫ:
Физический анализ
Поверхностный монтаж
Электрон-позитронный коллайдер
Сцинтилляторы
Мюонные камеры
— Добро пожаловать в царство Большого адронного ускорителя, — гордо провозгласил Хаккетт, проводя Новэмбер и Скотта мимо охраны. — Диаметр его кольцевого туннеля двадцать семь километров, расположен под землей, на стометровой глубине. Пучки протонов бегут по нему почти со скоростью света. Величайшее в современном мире чудо!
— Не вижу никакого смысла, — пробормотал Скотт.
— Не видите смысла? Субатомные частицы, квантовая механика, строительные блоки Вселенной. Опасно, безумно интересно. Это вам не ботанику изучать: элементарные частицы — нечто необыкновенное.
— Что-то вроде вас, — заметила Новэмбер.
Хаккетт ненатурально улыбнулся.
— Умно, — сказал он. И вдруг до странного посерьезнел. — Когда заставляешь элементарные частицы сталкиваться, то не разрушаешь их, а лишь создаешь новые. О таком вы наверняка и не слыхивали. Представьте, что у вас две клубничины, вы ударяете их друг о друга. И получаете не повидло, а целый салат, составляющие которого даже крупнее, чем две первые ягоды. Безразмерные электроны, которые можно почувствовать. Пучки частиц. Глюоны, мезоны, анти-и-кварки , анти— d-кварки , «красивые» кварки . Реальность значительно более странная, нежели вымысел.
Новэмбер смерила его взглядом.
— А что вы ищете? Нечто особенное? Типа яблока?
— Гравитон, — ответил Хаккетт. — Найдешь гравитон, покоришь силу тяжести. Покоришь силу тяжести, завладеешь Вселенной. Завладеешь Вселенной…
— Станешь Богом, — договорил за него Скотт.
Хаккетт пожал плечами.
— Неизученным остался лишь этот гигантский пласт знаний. На мой взгляд, в нем заключается громадный смысл.
— Я сказал, не вижу смысла не в нем, а в нашем сюда приезде. — Скотт взглянул на часы. — Встреча назначена на семь, так ведь?
— Доктор Скотт и доктор Хаккетт, если не ошибаюсь?
Скотт, Хаккетт и Новэмбер одновременно повернули головы и увидели приближающихся трех человек. Двое были определенно гражданскими, третий — военный. Армию таки привлекли, как и предупредил Хаккетт. Он не удержался, наклонился к Скотту и прошептал:
— Ну, что я говорил?
У одного из гражданских была борода, у второго длинные жидкие каштановые волосы и небольшие очки с круглыми стеклами в золотой оправе. Серый свитшот болтался на нем, точно снятый с плеча вдвое более крепкого парня, — создавалось впечатление, что этот тип только тем сейчас и занимается, что над чем-то размышляет, а о прическе и прочих житейских делах напрочь забыл. Он рванул вперед, во весь рот заулыбался и принялся крепко пожимать и трясти руки вновь прибывшим, уделяя каждому намного больше времени, чем требовалось. Когда очередь дошла до Скотта, длинноволосый в порыве выразить двойную благодарность схватил его пятерню обеими руками, словно намереваясь никогда больше ее не отпускать.
— Боб Пирс. Очень рад с вами познакомиться, доктор Скотт. Слежу за вашей работой долгое время.
— Спасибо, — ответил Скотт, пытаясь высвободить руку. — Позволите?
Он буквально выдернул ее из тисков Пирсовых пальцев.
Тот внезапно смутился.
— О, простите. Простите, пожалуйста. Знаете… гм…
Подошли двое других.
— Майор Лоренс Гэнт, экспедиционные войска ВМФ, — представился офицер в военной форме. — А это Ральф Мейтсон, представитель корпорации «Рола».
Скотт перевел взгляд на бородатого.
— Я получил ваше письмо, — сказал он.
Гэнт жестом предложил компании продолжить путь.
— Сюда, пожалуйста.
Они направились влево. Стены повсюду были белые и обработаны антисептическими средствами, окна — маленькие и на приличном расстоянии друг от друга, свет — яркий и ровный.
На дворе могли стоять день или ночь, тут одно время суток было трудно отличить от другого. Наверное, им по вкусу такая обстановочка, раздумывала Новэмбер, провожая взглядом неспешно проходивших мимо и читавших на ходу какие-то распечатки ученых. Коридоры здесь были широкие и бесконечные — по таким ей никогда прежде не доводилось ходить.
Не привлекая всеобщего внимания, она изучала все, что находила важным, в том числе и марширующего впереди Гэнта, точнее, его потрясающую задницу, обтянутую синей тканью форменных брюк.
Завязать разговор отважился Мейтсон. Повернувшись к Хаккетту, он произнес:
— Насколько мне известно, благодаря вам все пассажиры остались в живых.
— Что вы, какие глупости. Произошло небольшое физическое чудо, вот и все, — ответил Хаккетт скромно.
Новэмбер не поняла, заносится он или нет. Хаккетт… Ей определенно следовало поднапрячь память — она вдруг вспомнила, что где-то уже слышала эту фамилию раньше.
— Вспышки на Солнце сыграли злую шутку с электрооборудованием самолета, — продолжил Хаккетт. — Буря послужила буферной зоной, в которую нам удалось сбежать.
До Новэмбер дошло.
— Хаккетт? Доктор Джон Хаккетт? Из института Санта-Фе?
— Иногда меня приглашают в Санта-Фе читать лекции. Но сейчас, как видите, я не преподаю.
Скотт удивился.
— Ты с ним знакома? — спросил он у Новэмбер.
— Я о нем много слышала. Доктор Хаккетт — гений, один из самых блестящих ученых, занимающихся теорией сложности вычислений.
— Вы очень добры.
Хаккетт пожал плечами, делая вид, что смущен.
— Откуда вы узнали, что нам надо влететь в бурю? — с пылом спросила Новэмбер, видя боковым зрением, как Скотт, когда все внимание Хаккетта сосредоточилось на ней, многозначительно на него уставился.
Скотту, по-видимому, пришло в голову, что он обязан внести в дело некоторую ясность.
— Ей всего девятнадцать.
Хаккетт заулыбался.
— Да, да, — сказал он. Новэмбер улыбнулась в ответ. — На самом деле все это очень непросто. Связано с заряженными частицами, электрическими потенциалами. Ионизацией. Солнечным ветром, трением… и еще раз трением.
Скотт повысил голос:
— Эй!
Хаккетт резко повернул голову.
— Ей всего девятнадцать, — повторил Скотт.
Хаккетт вновь посмотрел на расширившую глаза девочку и произнес:
— По-моему, он считает, что я глух.
Новэмбер присмотрелась к нему повнимательнее. И с невинным видом поинтересовалась:
— Вы, случайно, не под наркотой?
Раздался громкий смех, и ее сердце сжалось от приступа стыда. Но когда ей улыбнулся и подмигнул майор Гэнт, она подумала: все не зря. Как же чертовски привлекательны эти ребята в форме!
Наконец они пришли к двери с надписью: «Молекулярная физика, квантово-механическое туннелирование».
Кабинет служил смотровой площадкой, откуда можно было наблюдать за происходящим в расположенной внизу основной лаборатории. Перед огромными выступающими окнами, наклоненными наружу под углом в сорок пять градусов, стоял ониксовый стол. За стеклами, сотней футов ниже, работали ученые. Их машины были настолько огромными, что лаборантам для установки и проверки отдельных стальных компонентов приходилось забираться наверх при помощи лестниц.
Мейтсон прошел к столу и с поразительной четкостью, будто несколько недель подряд репетировал, разложил бумаги и Развернул карты. На одну из стен он повесил экран, к которому прикрепил цифровые фотографии.
Пирс провел к столу остальных, словно чрезмерно старательный официант, выдвинул стулья, сел на один из них, наклонился к Скотту и пробормотал:
— Простите, что так сильно сжал вам руку. Я… гм…
Он резко замолчал, наверное, вдруг подумал о чем-то другом. Глаза Пирса нервно бегали, взгляд ни на секунду не останавливался на Скотте. Неожиданно он наклонил голову, решив заняться бумагами.
Скотт взглянул в другую сторону и обнаружил, что Новэмбер сидит на соседнем стуле. Она была невообразимо близко, на расстоянии, позволяющем поцеловаться. Скотт, вздрогнув, откинулся на спинку и заставил себя улыбнуться.
— Простите.
Новэмбер тоже улыбнулась ему, но что ее улыбка значит, он так и не понял.
Теперь на столе возвышались бесчисленные кипы бумаг. Возможно, их было гораздо больше, чем требовалось. Пирс окинул Скотта горящим взглядом.
— Ужасно интересно.
Хаккетт пристально посмотрел на Мейтсона. Взглянул на снимок айсбергов на экране. И опять сосредоточил внимание на Мейтсоне.
Тут его осенило.
— Вы были на танкере. — Он произнес это таким тоном, что все вокруг замолкли и напрягли слух.
Скотт и Новэмбер сразу сообразили, что Хаккетт имеет в виду. Об этом событии целую неделю только и говорили в новостях. Между Америкой и Китаем на почве несогласия в отношении прав на природные ресурсы Антарктики грозила вотвот вспыхнуть война. Позиция Штатов заметно ослабла после того, как был замечен их нефтяной танкер, пытавшийся тайком покинуть Антарктику. Правительство заявило, что ни о чем не имеет понятия. С того самого дня, как новость на прошлой неделе стала достоянием общественности, штаб-квартиру корпорации «Рола» в Нью-Йорке атаковали репортеры.
Вот почему его узнали. Ральфу Мейтсону не повезло: он попал в кадр в ту минуту, когда сходил с судна на берег. Этот парень определенно был на танкере.
Мейтсон молча кивнул.
— Чем вы там занимались? — прямо спросил Скотт.
Пирс поспешил коллеге на помощь.
— Я восхищен вашими работами, доктор Скотт, — заметил он. — Сам я провел несколько исследований, касающихся зороастризма. Если я ничего не путаю, Заратустра излагал свое учение самому Пифагору?
— Да, — подтвердил Скотт. — Заратустра оказал значительное влияние на Древнюю Грецию.
— Простите, — волнуясь, вставила Новэмбер, — но какое отношение имеет этот Заратустра… Я правильно его называю? Какое он имеет отношение к работам доктора Скотта?
— Митра, — нетерпеливо пояснил Пирс.
Гэнт и Хаккетт переглянулись. Очевидно, и их разговор начинал сбивать с толку.
— Пояснить? — предложил Скотт.
Пирс улыбнулся и застенчиво пожал плечами.
— О да. Конечно. Будьте так добры.
Он провел по волосам пятерней и, зажав между большим и указательным пальцами ручку, откинулся на спинку стула с видом человека, обожающего науку. Любое произносимое Скоттом слово он сопровождал одобрительными кивками.
— Заратустра жил на земле, которую теперь мы называем Ираном.
— Значит, он мусульманин?
— Нет. Ислам возник по меньшей мере тысячелетие спустя. На территории Ближнего Востока зародилась масса культур: амореев, халдеев. Но первой была шумерская, по сути Шумер — древнейшая из известных миру цивилизаций.
— Их письменность мы называем клинописью, — вставил Пирс, сияя.
— Верно. Древние греки считали, что науки взяли начало в Вавилоне и в Египте. Рассказы о том, что математику изобрели греки, — миф. Греков обучили вавилоняне и египтяне. Не только математике, но еще и философии, астрологии, алхимии. Сам Платон это подтверждает, а ряд ученых из-за элементарной заносчивости предпочитают не принимать во внимание.
— В центре учения Заратустры — бог Ормузд, — добавил Пирс. — Ему принадлежит и идея ангела-хранителя.
Хаккетт полюбопытствовал:
— Кто такой Митра?
— Культ Митры — ответвление зороастризма. Как баптизм — христианства. Митра был богом солнца, покровителем мирных, доброжелательных отношений между людьми. Закат и рассвет его почитатели ассоциировали со смертью и воскрешением. Символом солнца для них служил крест. Точнее, на письме светило изображали в виде ореола. А в архитектуре для простоты — в форме креста.
— Многие мировые культуры обозначают солнце именно крестом, — вставил Пирс.
Хаккетт вскинул бровь.
— Солнце?
Во взгляде Новэмбер блеснуло недоверие.
— В самом деле?
Пирса ее реакция привела в замешательство. Поерзав на стуле, он произнес с оборонительной интонацией:
— Да.
— Настоящее приспособление для распятия, — продолжил Скотт, — не крест, а множество поперечных балок. Креста не существовало. По крайней мере до тех пор, пока художники не придумали рисовать светящийся ореол вокруг головы Христа…
— Позаимствовав эту идею у скульпторов, ваявших статуи Гелиоса — греческого бога солнца.
— То есть мы опять возвращаемся к шумерам, — заключил Скотт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66