– Босс, которого вы ищете, человек, пославший этих четверых, – Дон Пьетро Равенелли. Он живет в большом доме в десяти километрах на запад от Палермо, в стороне от прибрежной дороги на Пунта-Раизи. Я желаю счастья вам и вашему мальчику. Я рад, что мне семьдесят девять, а не восемь. Кому хотелось бы пройти сквозь все это еще раз?

Они снова были в машине и уезжали прочь от Неаполя.
– Я теперь уже не тот, что был раньше, – без выражения произнес Батталья. – Надеюсь, нам не придется расплачиваться за это.
– О чем это ты? – удивленно посмотрел на него Джьянни.
– Если бы я был умнее, то прострелил бы ему голову перед тем, как уйти.
– Зачем? Он сообщил тебе то, что ты хотел.
– Да-а. Но имеется более чем вероятная возможность, что он позвонит Равенелли, чтобы прикрыть свою задницу.

Глава 45

Генри Дарнинг пробудился при мягком свете утренней зари, посмотрел на лицо спящей Мэри Янг и улыбнулся. Значит, это не было еще одним несбыточным, невероятно эротическим сном.
Она спит, подумал он, с тем невинным выражением на лице, какое бывает только у юных, чистых и мертвых.
Здесь, в моей постели.
Рядом с ним на столике зазвонил телефон, ударив по нервам, и без того взбудораженным. Никто и никогда не позвонит в шесть утра, чтобы сообщить нечто приятное. Потом он вспомнил, что в Италии сейчас на шесть часов позже, и поднял трубку.
– Хэнк! – Это голос Брайана Уэйна.
– Что случилось?
– Включи телевизор. И побыстрее. Через минуту будет выступать Нил Хинки.
Дарнинг почувствовал, что Мэри Янг, просыпаясь, шевельнулась рядом с ним.
– Что это еще за чертов Нил Хинки?
– Сын Джона Хинки. Он, очевидно, действует по указаниям отца. Мне не нравится, чем все это пахнет, Хэнк. Я позвоню тебе, когда кончится передача.
Директор ФБР повесил трубку.
Дарнинг нажал кнопку дистанционного управления телевизором в спальне. Потом поцеловал Мэри в щеку.
– Доброе утро, – произнес он. – Вы даже спите красиво. А это одно из самых трудных дел.
Ожил экран встроенного в стенку телевизора, и Дарнинг увидел худого, нервического молодого человека рядом с комментатором Си-эн-эн.
– Вы всегда начинаете свой день с “ящика”? – спросила Мэри Янг.
– Нет. Я его терпеть не могу. Но сейчас передадут то, что я должен увидеть.
Министр юстиции включил звук, так как интервью уже началось. Впрочем, скоро выяснилось, что это не обычное интервью по форме “вопрос-ответ”, а сообщение важной новости по заранее подготовленному тексту.
Комментатор только и сделал, что представил гостя передачи Нила Хинки, сына и коллегу известного всей стране адвоката Джона Хинки. Он должен сделать весьма важное заявление с далеко идущими последствиями.
Еще ничего не услышав, кроме этих слов комментатора, Дарнинг уже понял, как скверно все оборачивается. А поняв, принял как данность. Собственно говоря, что он еще мог в данный момент?
Хинки заговорил юношеским голосом, высоким от накала чувств. Он присутствует сегодня утром в студии и обращается к миллионам телезрителей, потому что его отец и женщина, которая была не только его клиенткой, но и близким другом, исчезли примерно три дня назад и, как можно предположить, уже мертвы.
Голос молодого человека сорвался на слове “мертвы”; ему понадобилось несколько секунд, чтобы взять себя в руки.
Заговорив снова, он объяснил, что отец оставил ему инструкции, как поступать в том случае, если с ним самим что-то произойдет. Теперь он просто следует этим инструкциям. Выступая сегодня утром по национальному телевидению, он надеется сделать общеизвестными факты по делу, прежде чем эти факты будут похоронены теми порочными силовыми структурами, которые погубили отца и его клиентку.
После этого Хинки обратился к деталям.
Загадочное исчезновение пяти агентов ФБР, обнаружение трех трупов, безуспешные попытки миссис Бикман узнать, что произошло с ее мужем, стена, которой отгородилось ФБР, – все это укладывалось камень за камнем, пока в конце концов не была возведена стена их собственного обвинительного акта. А когда выяснилось, что все пропавшие агенты получили предписание выполнить личное задание директора ФБР, стало невозможно отрицать, что все это крепко пахнет гнилью.
Дарнинг взглянул на Мэри Янг и обнаружил, что она наблюдает за его лицом. Глаза их встретились, задержались, и обоим внезапно показалось, что им мало что неизвестно друг о друге.
Хинки все продолжал свой перечень беззаконий, но они уже не слушали его.
– Мне кажется, что эта история оборачивается слегка неприятно для вас, верно? – сказала Мэри.
Дарнинг взял ее за руку и почти физически ощутил, как перетекает в него ее безмятежная ясность. Но скольких же из трех агентов, посланных допросить ее, она прикончила собственноручно? Не имеет значения. Если бы не она их убила, то они убили бы ее. Больше всего ему было по сердцу, что она не выказывала никаких явных признаков радости по поводу того, что обстоятельства обернулись против него. Скорее даже она сделалась как-то теплее и мягче. Господи, да уже одно это – великое благо. Несмотря на ее заряженный пистолет.
– Даже очень неприятно.
– Но вы с этим справитесь?
– Во всяком случае, попытаюсь.
– Вам есть что терять.
– Не больше, чем любому другому. – Он пожал плечами. – Все мы оставляем этот мир одинаково. Уходим из него нагими и одинокими.
Дарнинг набросил на себя халат и извинился. Он хотел позвонить по безопасному проводу из своего кабинета внизу Брайану Уэйну прежде, чем тот позвонит ему сам.
Марси подняла трубку после третьего гудка. Она явно плакала.
– Я не могу понять, – всхлипывая, говорила она. – Ведь он твой самый старый и близкий друг. Как ты смел поступить с ним подобным образом?
Итак, она в курсе дела. Это был второй шок, испытанный Дарнингом за утро.
– Каким же это образом я поступил с ним? – спросил он.
– То, что он сделал, он делал для тебя. Ты уничтожил его во имя собственных шкурных интересов. Ты его уничтожил! – Она разразилась рыданиями.
– Никто пока не уничтожен. Есть возможность все уладить. Возьми себя в руки, Марси. Брайан нуждается в поддержке, а не в истерике. Прошу тебя, дай мне поговорить с ним.
Прошло несколько секунд, прежде чем директор ФБР взял трубку.
– Приношу тебе извинения за Марси, – начал он. – Она…
Дарнинг его прервал:
– Когда ты рассказал ей о моей причастности ко всему этому?
– Не припомню, – глухо отозвался Уэйн. – Но она никому ничего не скажет. За нее ты можешь быть спокоен.
– А я и не беспокоюсь. Мы успеем потушить этот пожар, прежде чем он разгорится. Я совершенно точно знаю, как с этим справиться. – Дарнинг помолчал. – Как ты себя чувствуешь?
– Было несколько неприятных минут, но теперь я в порядке.
– Хорошо. Слушай меня внимательно. Мы съедемся в твоем имении на побережье. И Марси тоже. Я хочу, чтобы мы ни с кем не общались до тех пор, пока не обсудим все и не выработаем решение. Позвони только своему секретарю. Скажи ей, что уезжаешь на весь день в Коув-Пойнт и попроси отменить все встречи. Убедись, что она никому не скажет, где ты, запрети ей это. Мы меньше всего нуждаемся в том, чтобы вся пресс-служба Вашингтона ринулась следом за нами. И ради всего святого, не подпускай Марси к телефону. Ты согласен со мной?
– Да.
– Тогда встретимся в имении часа через два. Все уладится, Брайан, все будет хорошо. Правь осторожно.
Министр юстиции повесил трубку, потом сделал два коротких звонка. Один – своей секретарше, чтобы отменить все деловые свидания. Второй – Томми, чтобы сообщить, что лимузин не понадобится.
Наверху Мэри Янг принимала душ. Дарнинг сбросил халат, потихоньку отворил дверь и присоединился к Мэри.
Существовала ли плоть более многообещающая?
Но не только в этом дело. Он пришел в возбуждение еще до того, как вошел в душ и дотронулся до нее. Напряжение, страх, взвинченность, испытанные за последние полчаса, подготовили почву. А завершение было здесь, с ней, в тепле водяных струй, в мягких, легких, скользящих прикосновениях ее губ и рук и в его прикосновении к ее округлым, совершенным по форме ягодицам, и в том, как он вошел в нее, глядя ей прямо в зрачки, обведенные желтой каемкой, и видя в них свое отражение.
Он обнимал ее и двигался вместе с ней в окружении трупов пяти убитых агентов, умерщвленной вдовы одного из них, ее исчезнувшего и, очевидно, тоже мертвого юриста и внезапно появившегося сына этого юриста, который готов смести всех к чертям в ад.
Дарнинг ощущал ритм ее чувственных проявлений. Но этот ритм возникал не в связи с ним, а как результат побуждений, о которых он не мог даже догадываться; его самого она лишь использовала. Как и он использовал ее. Как они оба использовали друг друга.
Широко раскрыв глаза, явно удивленная, она потрогала его щеки.
– Почему ты плачешь?
– А ты почему?
– Потому что люди ужасны. И мы двое – одни из худших.
– Возможно, мы станем лучше, – сказал он.
– Это было бы прекрасно. – Она посмотрела на него. – Почему бы нам не начать со спасения маленького мальчика?

Генри Дарнинг выбрал самую короткую дорогу. Он ехал быстро, но не настолько, чтобы его остановили за превышение дозволенной скорости. В этой поездке он не хотел ни малейшего соприкосновения с полицией.
Но большую часть пути вместо того, чтобы размышлять о предстоящем деле, он думал о Мэри Янг.
Перед отъездом он отдал ей ключ от дома.
– Он твой, – сказал он при этом. – Так же, как самый дом и все, что в нем находится.
– И надолго?
– Так надолго, как ты пожелаешь.
– Ты очень щедрый человек.
– Нет. Я очень эгоистичен. И о тебе я думаю только в связи с моими собственными желаниями, с тем, чего я больше всего хочу.
– Как и большинство из нас.
Дарнинг прибыл в дом Уэйнов на берегу Чесапикского залива через час семнадцать минут. Он так часто приезжал сюда много лет, что чувствовал себя как в собственных владениях.
Марси и Брайана еще не было, да он этого и не ждал. Марси вообще славилась своей способностью опаздывать, а сегодня у нее были основательные причины для опоздания.
Дарнинг поставил машину на гравиевой подъездной дорожке и осмотрелся. Дом сам по себе выглядел скромно, однако семья Брайана владела им уже в течение четырех поколений, и сотня акров, на которых он был выстроен, стоила теперь миллионы. К тому же подобную частную собственность было невозможно найти на побережье: никаких жилых домов в ближних пределах и вид на залив, за который застройщики душу бы прозакладывали.
Министр юстиции нашел ключ на обычном месте под камнем у фонарного столба. Отпер дверь и вошел.
Шкаф с оружием стоял в маленьком кабинете. Ключ висел на гвозде за шкафом. Дарнинг достал охотничью двустволку двенадцатого калибра. Ружье было отлично вычищено и хорошо смазано. Брайан всегда проявлял дотошную заботу о своем оружии. В армии он называл свой карабин “лучшим другом”. Дарнинг переломил двустволку, потом закрыл, а потом переломил снова.
Боеприпасы хранились в шкафчике рядом со стенным шкафом для щеток, и Дарнинг достал коробку патронов двенадцатого калибра. Вложил два патрона в стволы ружья и закрыл казенную часть. Убрал коробку, отнес ружье в нижнюю спальню возле кухни и спрятал за одеждой в одном из стенных шкафов.
Он постоял там немного, прислушиваясь к гудению холодильника, гулу самолетов, пролетающих над домом, и крикам ворон на ближних деревьях.
Ладно, подумал он и подивился тому, до чего дошел. Впрочем, дивиться нечему. Он прекрасно знал, как оно было. Одно вело к другому, затягивая тебя все глубже и глубже, и чем отчаяннее ты сопротивлялся, тем ниже опускался.
Взять хотя бы историю с Джоном Хинки. Кто мог ожидать, что придется иметь дело с его сыном? Кто вообще знал, что у него есть сын?
Одно это – достаточное основание для того, что он собирается сделать. Иначе весьма просто определить дальнейшее развитие событий… вызов к специальному обвинителю, пресс-конференции, которые воспоследуют, Брайан, который расколется и выдаст полное признание, швырнув его, Дарнинга, на съедение волкам.
Так какие же еще возможности есть у меня?
Вышибить себе мозги? Покорно отправиться в тюрьму?
В чисто практическом смысле такое возможностями не назовешь. Для других – вероятно, но не для него. Только не для него. Он утвердил себя в подобном качестве десять лет назад, когда квалифицировал предумышленное убийство как результат несчастного случая. Спасал большую шишку. И сам оказался запрограммированным на все последующее. Потом надо было только нажимать правильные кнопки.
И трупы громоздились один на другой.
При этой мысли его охватила слабость. Внезапная и неожиданная. Он постоял минуту, прислушиваясь к себе. Потом его вывернуло наизнанку в кухонную раковину. Он еще никогда не испытывал подобной дурноты. Выходит, что-то доброе сохранилось в нем после всех этих лет. И проявилось в некоем последнем бунте клеток, в распаде, от которого может удержать лишь инстинкт.
Наконец все прошло, он подставил лицо под кран и умылся.

Дарнинг сидел в гостиной, потягивая скотч и слушая этюд Шопена, когда увидел в окно, что на дорожку въехал “бьюик” и остановился перед домом.
Он смотрел, как Уэйны выходят из машины. Марси непрерывно что-то говорила, то и дело прикладывая к глазам носовой платок. Брайан глядел куда-то в пустоту.
Когда они вошли, Дарнинг встал с места и поздоровался. Поцеловал Марси в щеку, обнял своего друга и вручил каждому из них охлажденный “Мартини”.
Это был их дом, но он вел себя, как хозяин. Не теряя больше времени на любезности, перешел к делу.
– Самое неприятное первоначальный шок, – сказал он, – но этот шок уже миновал. Ты знал, – обратился он к Уэйну, – что у Хинки есть сын, который работал на него?
Директор ФБР покачал головой:
– Я видел старшего Хинки всего один раз у себя в офисе, и о сыне он не упоминал.
Марси снова заплакала.
– А что бы ты сделал, если бы Брайан это знал? – спросила она у Дарнинга. – Убил бы и сына? А как насчет других возможных помощников или партнеров?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62