ПОЛКОВНИК В. А. ТРУБАЧЕВ И ЕГО ЛЮДИ
Пожалуй, для правильного понимания всего, что совершено 461-м полком, следу
ет чуть-чуть подробнее охарактеризовать его командира, того, чьи крутая
воля и ясный ум пронизывали и направляли поступки каждого из людей полка
как до этих боев, так и в самих боях.
Каков собою полковник Трубачев? Ну, если давать обычные определения, то н
ужно сказать о росте Ц выше среднего, о ладной скроенности; если говорит
ь о цвете глаз, то она серые… Но дело совершенно не в этих ничего не значащ
их определениях.
И вот входит командир, который еще никогда не встречался с ним, и Трубачев
, расхаживающий по комнате, поворачивается к нему. И вошедший, еще не разгл
ядев Трубачева, испытывает странное чувство, что вдруг, словно бы попав п
од насквозь просвечивающий его луч, он уже весь мгновенно изучен взглядо
м Трубачева, от которого не укроется ничто.
Ц Только двух людей с такими глазами, Ц сказал мне один майор, Ц я и вид
ел за всю войну. А вообще он человек крайне сдержанный, говорит негромко, с
покойно, жестами не разбрасывается, но чувствуешь, что так держится он не
от отсутствия горячности, а потому, что умеет управлять собой…Таков он в
начале разговора всегда. А когда разойдется, то и сила выражений, и живост
ь лица, и энергия словно срываются с тормозов, и вы видите перед собой чело
века здорового, сильного, в котором кипучая жизнь перехлестывает через в
се преграды условностей.
Я помню, как перед ним стоял провинившийся лейтенант, которого нужно был
о не просто отчитывать, а проучить так, чтоб другим неповадно было. Трубач
ев говорил спокойно. Сжатый кулак его лежал на столе. Чувствовалось, что в
от сейчас Трубачев крепко ударит кулаком по столу, Ц это было неминуемо,
так шел разговор. Я следил за кулаком, не отрывавшимся от стола, Ц он так и
не поднялся, энергия Трубачева осталась подчиненной его сдерживающей в
оле. Украдкой глядел на этот прижатый к столу, неподвижный кулак и бледны
й, испуганный лейтенант. Ему стало бы, наверное, легче, если б командир пол
ка кричал на него, а такое безупречное беспристрастие было попросту невы
носимым.
Мне кажется, столь же проницательным взором просматривал всегда полков
ник Трубачев весь свой полк, все закоулочки его быта. И людям было давно из
вестно Ц нет возможности что-либо укрыть от своего командира, Ц а потом
у они и не пытались заниматься даже в мелочах обманом. Полковник все виде
л, все знал и всем управлял, как считал нужным и правильным, и не было препя
тствий, с которыми не справилась бы его воля.
Авторитет Трубачева был непререкаем и неколебим. А его подтянутость, выд
ержанность, его манера держаться, вся его внешность являлись в полку обр
азцом для подражания Ц и не потому, что он сам хотел этого, а потому, что у в
сех в полку было стремление к самовоспитанию и каждому в будущем мечтало
сь стать таким же, как Трубачев.
Отсюда и исходили вера людей в своего командира и вера Трубачева в свой п
олк.
А потому в решительный час все были уверены и в себе и в своих соседях, осо
бенной в этот час становилась сама земля, на которой должен быть останов
лен и разбит враг!
Сегодня связисты подробно излагали мне эпизоды, свидетельствующие о ли
чной храбрости Трубачева, который в первых боях, проверяя и организуя св
язь, сам ходил с ними с фланга на фланг под огнем автоматов, пулеметов и ми
нометов, Ц при этом он продолжал по проводам командовать всем полком. На
блюдая сам перебежки финнов, он сообщал штабу и подразделениям о возника
ющей то здесь, то там опасности окружения и быстрыми мерами успевал вовр
емя предупредить его…
А вот что сегодня рассказал мне начальник артиллерии полка капитан К. Ф. В
икентьев:
Ц В середине августа назначенный командиром одной из рот третьего бата
льона старший лейтенант Головченко в районе Ранкала удерживал со своей
ротой голую каменистую высоту, по которой финны долбили минометами. Кажд
ый час, даже каждая минута владения этой высотой имели исключительное зн
ачение для всей дивизии. Полковник Трубачев был поставлен перед необход
имостью даже пожертвовать людьми ради выигрыша времени.
Головченко держал высоту сутки, пока все люди не были перебиты. Головчен
ко имел телефонную связь с Шутовым и командиром полка. Между Головченко
и полковником шел в моем присутствии такой разговор по проводу:
«У меня осталось пятнадцать человек…»
«Держать высотку!»
«Осталось пять человек…»
«Держать высотку!..»
«Два человека и я…»
«Держать высотку!»
«Я один…»
«Держать высотку!»
Шутов стал доказывать полковнику, что оставлять там дальше Головченко б
ессмысленно, и полковник приказал отходить.
Головченко отошел на сто метров и был убит.
…А я помню другой случай, когда Трубачев, этот человек с железной волей, за
плакал, не стыдясь своих слез.
Это было, когда он получил приказ отойти за рубеж Суванта-Ярви. «Я клянусь
, что могу хоть год держать этот рубеж!.. Ведь это же прекрасный рубеж!.. Разр
ешите мне не отходить!..» Но высшие стратегические соображения требовали
отхода, и приказ был подтвержден: надо было выровнять линию фронта. И Труб
ачев, сказав: «Есть», прижал ладони к лицу, и по его пальцам побежали слезы
… Ну и вы понимаете, к а к потом дрался полк? Прямо скажем: эти слезы финнам с
тоили большой крови!
О том, как дрались другие люди полка, по записям, сделанным мною, можно нап
исать книгу!
461-й стрелковый полк с горсткою пограничников и поддерживающая их артилл
ерия не дали врагу распахнуть дверь в узкий коридор между государственн
ой границей и Ладожским озером.
После первых, продолжавшихся десять суток, боев эта дверь только чуть-чу
ть приоткрылась, но не была сломана. Село Кирконпуоле оказалось той двер
ной петлей, стальной осью которой стал 3-й батальон Шутова.
Бросая новые силы, ломясь в эту дверь все упрямее, финны и через три и чере
з четыре недели боев не сумели ее сломать, только приоткрыли немного: пра
вый фланг полка отошел на пятнадцать километров.
Но батальон Шутова по-прежнему держался в Кирконпуоле, давая возможност
ь и время правофланговым частям дивизии и другим дивизиям отходить медл
енно, с боями, в порядке, обороняясь, от рубежа к рубежу, выводя свою матери
альную часть из-под удара.
И только когда почетная задача батальона была полностью выполнена и он в
ночь на 4 августа получил приказ отступать к Элисенвааре, то, уже окруженн
ый полностью, он, прорвав все боевые порядки финнов, прошел двадцать пять
километров и вместе с артиллерией прибыл на новый рубеж Ц в Элисенваару
.
Здесь полковник Мокульский, командир 142-й дивизии, дал батальону отдых.
Когда батальон 29 июня вступил в бой с 7-й пехотной бригадой и инженерной ро
той финнов, в нем было триста человек. Через пять недель непрерывных боев
, 5 августа, в Элисенваару вышел сто пятьдесят один человек.
Полк Трубачева за все эти пять недель потерял одну треть своего состава. 3
-я и 7-я пехотные бригады финнов, 28-й. 48-й и другие их полки вместе с подходивш
ими позже подкреплениями потеряли в боях на участке Кирконпуоле Ц Рист
алахти от девяти до десяти тысяч человек.
Это значит Ц примерно в десять раз больше!
Вот почему действия полка Трубачева, пограничников Гарькавого и поддер
живавших их артиллеристов нельзя назвать иначе, как прекрасным подвиго
м!
…После боев на рубеже Элисенваары, когда противник прижал наши части при
крытия к берегу Ладоги, 142-я дивизия получила приказ вместе с другими част
ями грузиться на баржи, пароходы и корабли Ладожской военной флотилии и
выходить к новому рубежу Ц в район озера Суванта-Ярви.

Глава 3. ВРАГ ПРИБЛИЖАЕТСЯ

Ленинград. 14 Ц 25 августа 1941 г.

14 августа. Ленинград
Огромный, шестиэтажный дом на улице Щорса, года три назад выстроенный уп
равлением Свирьстроя. В этом доме, в первом этаже, Ц квартира моего отца.
Я охотно согласился на просьбу отца «базироваться» пока у него, тем боле
е что моя квартира пустует и заниматься хозяйством в ней некому, как и в ты
сячах других квартир, где женщины, отправив мужей на фронт, эвакуировав д
етей, сами пошли на окопные работы или живут на казарменном положении в г
оспиталях, на оборонных предприятиях, на разных краткосрочных курсах ил
и на объектах ПВХО.
Ленинград обычен и многолюден и ничем внешне не отличается от того, каки
м я видел его, уезжая на третий день войны. Только у вокзала очередь эвакуи
руемых да почти нет автобусов. В продуктовых магазинах все выдается тепе
рь по карточкам.
20 августа
Все вспоминаются мне последние полтора месяца, проведенные в 7-й армии.
Забор на Подгорной улице Петрозаводска, что накануне бомбежек красили в
веселый голубой цвет. И наивные бумажные полоски на стеклах окон, какие н
аклеены были там, какие вижу теперь и на окнах всех домов Ленинграда. Брос
ившаяся в контратаку с наганом в руке и упавшая с простреленной грудью, у
битая наповал девушка Зина Богданова (а я помню и счастливый смех этой ве
селой девушки, работавшей в типографии нашей газеты «Во славу Родины»)…
Езда верхом под огнем «кукушек». Бои в круговой обороне, когда трескотня
ружейных выстрелов и пулеметной стрельбы облагала меня со всех сторон и
когда разрывы гранат концентрическими кругами надвигались вплотную и
вновь отдалялись, а от разрывных пуль врага крошились в лесу мелкие вето
чки и кустарничек… Бомбы, падающие в лес с низко пролетавших самолетов. Г
орячий ствол винтовки, выхваченной мною из рук убитого пулей моего сосед
а по окопчику, который мы вдвоем рыли так торопливо. И кровь Ц кровь минут
у назад живого человека Ц на моей руке, на моей щеке… И многое, многое дру
гое, что кажется сейчас почти фантастическим в этой странно пахнущей мир
ным временем, хорошо обставленной городской квартире!..
Уже десять раз наши летчики бомбили Берлин, и потерь у нас почти нет, а поп
ытки немцев бомбить Москву терпят неудачу Ц только малая часть их самол
етов прорывается к столице. О. Гитлер даже в своем логове уж чувствует наш
у силу! То ли будет еще!..
«Первый налет на Москву был совершен в ночь на 22 июля 1941 года. Ш
ло более 200 немецких бомбардировщиков, группами по 15 Ц 20 самолетов. После п
ервого же донесения, поступившего от поста ВНОС из Вязьмы, наши истребит
ели поднялись в воздух, а зенитчики изготовились к бою. Вражеские самоле
ты на подступах к Москве были рассеяны, зенитчики сбили 10, а летчики-истре
бители Ц 12 самолетов врага. Только одиночным вражеским бомбардировщика
м удалось прорваться к столице… В следующем налете на Москву, в ночь на 23 и
юля, из 200 вражеских самолетов было сбито 15, а во время третьего налета, в ноч
ь на 24 июля, из 140 самолетов к Москве прорвались лишь два, но и они были сбиты
огнем зенитной артиллерии» ( Кекало Я. Советские зенитчики, с. 31).


Посол США Штейнгард и англичанин Крипс на днях совещались в Москве с наш
им главным командованием… Это тоже очень многозначительно…
Война только еще разворачивается!
24 августа
Как быстро изменилась обстановка в Ленинграде за последние десять дней
. 14 августа, когда я приехал в Ленинград из Петрозаводска, казалось, что Луг
а и Кингисепп окажутся последним рубежом Ц их не возьмет и дальше не сун
ется враг.
С тех пор как 9 июля наши войска оставили Псков и немецкие танковые части у
стремились к Луге и Новгороду, главным барьером перед фашистами, рвущими
ся к Ленинграду, стала Лужская оборонительная линия, которую ленинградц
ы и жители области создали в считанные дни круглосуточным напряженным т
рудом, под непрерывными бомбежками с воздуха, под артиллерийским и мином
етным обстрелом, под огнем пулеметов, направленных с летящих на бреющем
полете вражеских самолетов.
Лужская оборонительная линия протянулась почти на три сотни километро
в по фронту, и как бы ни было мало наших частей, они удерживали ее полтора м
есяца. За эти полтора месяца Ленинград успел сделать многое…
Незадолго до моего приезда в Ленинград немцы огромными силами начали но
вое наступление
8 августа 1941 года.
. Упорные бои на Лужском рубеже длились неделю. Наши войска дрались
за каждый клочок земли, но силы были слишком неравны. 12 августа немцы прор
вали Лужскую оборонительную линию, хлынули к Кингисеппу и к ленинградск
им пригородам. 14-го взяли Кингисепп. Три дня назад мы оставили Чудово, а суд
ьба Луги, оказавшейся в глубоком мешке, мне неизвестна…
…Я ненадолго прерываю изложение, чтобы ныне, публикую дневник, вста
вить сюда одну мою более позднюю, но весьма необходимую именно здесь зап
ись. Это запись рассказа И. Д. Дмитриева, сделанная мною в Луге в 1944 году.

С командиром партизанских отрядов, руководителем штаба Лужского
районного партизанского движения Иваном Дмитриевичем Дмитриевым я вст
ретился под Лугой в февральские дни 1944 года и пробыл несколько дней у него
в 9-й партизанской бригаде Ц он был в это время ее комиссаром. Бригада вых
одила из лесов в только что освобожденную Лугу, в которой гремели взрывы
от заложенных фашистами мин замедленного действия.
До войны И. Д. Дмитриев был первым секретарем Лужского райкома и гор
кома партии.
Худощавый, высокий, немного сутулый человек с умным, усталым, споко
йным лицом, И. Д. Дмитриев принял меня тепло и радушно. В его партизанском ш
табе я чувствовал атмосферу какой-то особенной искренности и простоты о
тношений между людьми, чистыми душой и сердцем, гордыми своей непреклонн
остью и своими делами, сдружившимися за два с половиной года тяжелейшей
жизни в лесных походах. Этим людям будет посвящена отдельная глава моего
дневника, а пока приведу здесь только краткий рассказ И. Д. Дмитриева об а
вгустовских днях 1941 года в Луге.

«…Началась война. Мы не предполагали, что немцы придут в Лугу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38