Брат открыл глаза, слабо улыбнулся и поманил к себе пальцем. На его бледном лице не отразилось ничего, и только глаза, затянутые пеленой, усмехались. Вот вцепится мне в шею и свернет ее как куренку.
– Появился, – вместо этого простонал он. – Где ты был? – Стон сменился рыком. – Мы с ног сбились, разыскивая тебя.
– Не нервничай, Молот, тебе нельзя, – поспешил успокоить его Грязнуля и для верности шлепнул на его лоб холодную тряпку.
– Ладно, не буду, – согласился Молот. – Поди сюда, Медный, – откинувшись на кровати, приказал он. – Поди, не бойся! – Видишь, как все получается, – сказал он, когда я подошел и сел на край кровати.
– Погано, – согласился я и взглянул на Грязнулю, тот пожал плечами.
– Точно, – Молот выдавил смешок, – погано. Ну да ладно. По приказу маршала Архарега меня отправляют на лечение к соляным озерам. Есть там лечебница для офицеров. – Никогда я о ней не слышал, но кивнул, будто знал, о чем он. – Отправляют сейчас, – продолжил он, – и я хочу, чтоб на время моего отсутствия ты взял на себя командование отрядом.
– Почему я? – Не скажу, что мне не польстил его выбор, но опыта у меня явно недостаточно. – Может, лучше Метис?
– Может, и лучше, – согласился Молот, – но Метис едет со мной. И больше, нет никого, на кого я мог бы со спокойным сердцем оставить людей.
– Ты же знаешь, – слабо протестовал я, – все, кто связывается со мной, умирают молодыми.
– Вот и я говорю, пора покончить с этой печальной традицией. – Он замолчал и посмотрел на меня как в детстве, когда просил не говорить отцу, что не ночевал дома. – Давай не будем спорить, я слишком слаб для этого. Если ты не согласен, так и скажи. Только учти, что тогда мне придется тебе приказать. А сейчас я просто прошу. Ну так как? – Он рухнул на подушку и, тяжело дыша, закатил глаза.
– Я согласен. – Будто он оставил мне выбор.
– Хорошо, – он снова улыбнулся, открыл и закрыл глаза, – тогда ступай. Архарег уже давно ждет тебя.
– Архарег? – переспросил я. – На кой хрен я ему сдался? – Вопрос повис в воздухе, но Молот открыл глаза и наградил меня таким взглядом, что уж лучше б придушил. – Ладно, ладно, иду! – кивнул я и, наклонившись к его уху, добавил: – Выздоравливай, брат! Ты нужен мне.
Его улыбка стала шире.
Я поднялся и кивнул Грязнуле, отзывая его.
– Что за бред с переездом? – шепотом спросил я.
– А хрен его знает, что взбрело в башку маршалу, – также шепотом ругнулся врач. – Хороший, говорит, солдат Молот. Нельзя, говорит, дать ему умереть тут. Надо бы его лечить, и лечить хорошенько. Придурок в погонах.
Я улыбнулся. Грязнуля тоже погоны носит, не маршальские, конечно, такие же, как мои, но все же погоны.
– Кто его повезет?
– Метис и еще восемь человек.
– А ты?
– А что я? – не понял он. – Меня не выбирали.
– Ладно. Тогда тебя выберу я. Поедешь с ними. Не спорь! Не доверяю я тамошним докторам, да и в дороге кто-то должен за ним следить.
– А как же вы? – потерянным голосом спросил он. – Вас-то кто латать будет?
– Ничего, – я хлопнул его по плечу, – продержимся как-нибудь. Постараемся никуда не влезать. Справимся как-нибудь.
– Вы-то справитесь. Ты особенно, – недовольно заключил Грязнуля и вернулся к своему единственному пациенту.
– Справимся, – сказал я, стараясь уверить в сказанном себя, и потащился на ковер к маршалу.
Маршал не стал на меня даже кричать. Вместо этого он подробно объяснил план предстоящей кампании против засевших в Станрогте паарцев и ждал моей реакции.
Он нависал над столом с разложенной картой и буравил меня глазами. Сверху вниз, от макушки до самой задницы. Я сидел, сжавшись и стремясь не попасть под его тяжелую руку, тупо смотрел на карту. Я умею их читать. Умею, научили, но в обсуждении планов так ничего и не смыслю, это лучше без меня. Слишком быстрое продвижение от капрала до лейтенанта. Я слышал, лейтенантов где-то обучают премудростям военного дела, но меня туда не отправляли. Пожалуйста, исправьте это! Отправьте меня на учебу, и немедленно, а то поздно будет. Некого будет отправлять.
– Я одного не понимаю, – сказал я, когда молчание и взгляд маршала стали невыносимы, – на кой ляд надо было их отпускать, если теперь, один хрен, догонять и бить?
– В этом и есть мой блестящий, необычный план, – сказал маршал и довольно погладил усы. – Нам не придется драться дважды. Если бы мы их не отпустили, пришлось бы биться тут, и тогда у нас были бы потери. А так мы их выгнали и скольких людей потеряли? Четверых! И то по глупости.
– Ага, – отозвался я, – и вот еще чего я не могу взять в толк, так это с чего вы, прославленный маршал, вдруг решили советоваться с простым лейтенантом?
– Ты ничего не понял, – грустно сказал маршал.
– Нет, – сознался я.
– А я думал, ты умнее, – так же грустно продолжал маршал. – Ну что ж, и я могу ошибаться. – Точно, можешь, но мне от этого не легче. – Я не советуюсь с тобой, а посвящаю в общую схему плана, в котором ты должен сыграть не последнюю роль. – Он умолк, ожидая вопроса, но я молчал, и ему пришлось продолжить: – О том, что должен сделать ты. – Он тяжело вздохнул. – Так вот, ты должен взять четверых людей и тайно проникнуть в Станрогт. Там, в городе, ты должен узнать, на кого из местных мы можем положиться. И еще, – он выдержал паузу, меня забил озноб, – еще ты должен открыть ворота во время штурма. Ясно?
Как божий день, отправляйся туда и сдохни, пытаясь в одиночку сделать работу, непосильную для всех. Чего тут может быть непонятно? И почему мне так везет на задания, где трупом стать проще, чем выжить. Нет, надо было оставаться у себя в трактире. Проклятье, и зачем я только согласился помогать Молоту?
– Тебе ясно? – повысил голос маршал.
– Да, – ответил я, – вот только…
– Опять? – зарычал он, на лице застыло неудовольствие, брови съехались к переносице, глаза выкатились, губы сжались, желваки вспухли и заходили ходуном. Еще немного и его тяжелая рука раздробит мою черепушку.
– Да, – прошептал я, трясясь от страха, – как мы проникнем в город?
– Вот это законный вопрос, – смилостивился Архарег и даже улыбнулся, – это проще, чем тебе кажется.
Проще, чем кажется? Ну да, проще. Ему-то просто сидеть в теплом доме бургомистра Длалина и, потягивая дорогое винцо, обсуждать со своим штабом, как и что должен сделать один измученный головной болью лейтенант. Ему-то не приходится обдирать в кровь брюхо и локти, пытаясь протиснуться по мышиному лазу.
Видать, в этом городе все полоумные или мелкие, что таких ходов понарыли. Может, они крыс для работы использовали, я уже спугнул парочку. Что ж я, мать вашу, змея что ли? И сверху постоянно что-то сыплется. Ну и вид у нас, должно быть. Да где же этот чертов выход?
Свет масляного фонаря ослепил меня, и я застыл, руками стараясь нащупать оружие. Но чужие руки подхватили меня и вытащили наверх.
Свежий воздух! Как же давно я о тебе мечтал, глотая пыль под землей. Теперь не отплююсь никогда. Я вдыхал полной грудью и пьянел посильнее, чем с вина. Пока я наслаждался, глаза привыкали к свету, и вскоре я смог различать детали помещения, куда вывел лаз.
Это, бесспорно, был храм, прям как обещал маршал. Каменный пол с неясным орнаментом. Зал круглый, по стенам фрески, а у стен колонны. Чертова уйма стоят себе, устремляясь вверх. А потолок теряется в вышине и темноте. Жаль, но даже пара десятков фонарей не дает достаточно света, чтобы его разглядеть.
Следующим из дыры в полу показался Треска. Он оказался несдержанней меня и, едва освободившись из рук монахов, принялся плеваться. На него зашипели, но он послал их ко всем чертям, а когда шепот усилился, то и подальше.
Следопыт последовал его примеру. Гробовщик же, вообще не думая, сразу двинул в морду пытавшемуся ему помочь монаху и вылез сам.
Валет задержался и выбирался из ямы потихоньку, осторожно, посмеиваясь над нами. Сволочь, он-то видел свет и заставил свои глаза привыкнуть к нему. Хренов умник.
– Приветствую вас в Станрогте, в храме… – выступив вперед, прошептал седой старик в длинном белом балахоне.
– А че шепотом? – крикнул я, вытаскивая из ушей комья грязи.
– Храм нельзя осквернять громкими голосами, – также шепотом, тоном, не терпящим возражений, произнес он и слегка поклонился. – Грех это.
– А-а, – понимающе протянул я, – ну и ладно, для таких грешников, как мы, это ерунда. Но ты все равно извини, после этих тараканьих ползаний в ушах грязи больше, чем тины на болоте.
– Я понимаю, – на самом деле понимающе ответил он, – и я думаю, наш бог не будет против вашего поведения. Дело-то у нас общее, а для общего дела можно немного и отступить от канонов.
Он вздрогнул и обернулся. Я вытащил очередной ком и последовал его примеру. Гробовщик распрямлялся, хрустя всеми костями сразу. Да, зря я его взял, надо было Блоху или уж Пони выбрать. Они мелкие, в любую дыру пролезут, правда, силы у них не столько, а сила может и понадобиться.
Гробовщик потянулся и, как собака, затряс всем телом. Я успел закрыться, монах нет, и на его белоснежные одежды упали тяжелые комья грязи, смешанной с кровью здоровяка. Я не хотел, но уж больно смешная рожа стала у монаха, когда он разглядывал след, оставшийся от медленно сползающего кома, и я не выдержал, засмеялся. Нет, я заржал.
– Вас, – монах бросил на меня злобный взгляд, – проводят в ваши кельи, накормят, дадут вымыться и переодеться.
– Спасибо! – поблагодарил я, изо всех сил сдерживая улыбку, получалось с трудом. – Простите моих людей. Они привыкли жить в землянках, и им невдомек, как вести себя в домах божьих.
– Бог простит, – бросил монах и пошел прочь, на ходу пытаясь стереть пятна. – Да, – он становился в дверях, – оружие вам придется сдать!
– Это как? – прогудел Гробовщик, я тоже не совсем понял.
– А так, – отрезал монах. – Мы слуги божьи, люди мирные и не носим оружия. Если вы хотите, чтобы мы вам помогали, сдайте мечи.
– Ладно, – согласился я. Гробовщик недовольно забурчал и попятился, нервно хватая рукоять меча. – Умолкни и остынь, – бросил я ему, – сдай меч!
Он кивнул, мол, ты, Медный, командир, тебе видней, и, всем своим видом показывая недовольство, отстегнул меч. Нас вымыли, накормили и заставили одеться в длинные белоснежные балахоны.
– Не хочу я в это одеваться, – бурчал Гробовщик, натягивая на себя одеяние монаха, – вот черт, чувствую себя бабой.
– Тебе не привыкать, – заметил Треска и, поняв, что ляпнул, со страхом взглянул на здоровяка.
– Ты это о чем? – насупился Гробовщик и потер кулаки.
– Это он ни о чем, – встал я между ними, – утихли. Оба! А тебе, Гробовщик, я потом все объясню.
– Ой как погано, – промычал Гробовщик, придирчиво оглядывая себя.
– Простите, – раздался голос от дверей.
– Чего тебе? – Я перевел взгляд на мнущегося в дверях молодого послушника с бритвой в руках.
– Настоятель приказал обрить вас, чтоб вы больше походили на нас.
– Это еще зачем? – взорвался Гробовщик. – Нет уж, вот этого не надо. В бабское одели, – со всех сторон послышались сдавленные смешки, – а теперь еще и на-лысо обреют. Нет, это без меня. Слышь, ты, если подойдешь ко мне, я тебя в бараний рог скручу и бритву в задницу засуну.
Я, конечно, не очень горжусь своей шевелюрой и не строю из нее культа, но сейчас я был полностью согласен с Гробовщиком и бриться не хотел. Это Следопыту все равно, он и так бреется, а мне чего-то не охота раньше времени лысеть.
Но настоятель остался непреклонным, сильно он обиделся за испорченный балахон и пригрозил, что не выпустит в город. Пришлось нам сбрить растительность. И не только с головы.
– Ну, – Гробовщик потирал непривычно лысую грудь, – и как теперича меня бабы любить будут? Я же похож на улитку.
– Очень большую улитку, – сказал Треска и провел рукой по голове, – черт, словно помидор какой-то. Скажи, Медный, мы все так выглядим? – Он кивнул на Гробовщика.
Я обвел людей глазами. Да, жалкое зрелище. А если посмотреть на пол под нашими ногами, то шерсти там масса. Храм и его настоятель смогут не один год варежки вязать да продавать их.
– Да, – ответил я Треске, – мы все как клоуны.
– Не люблю клоунов, – подал голос Валет. Он сидел в углу, и казалось сейчас разревется. – Они с балаганами ездют, а тамошних картежников не обыграешь.
– Забудь ты о картах, – улыбнулся я. – Хоть на минуту забудь. Не до них щас. Слушайте сюда.
Архарег, будь он неладен, обещал подойти к городу через восемь, ну максимум через девять дней. Эти дни и были отведены нам на поиски союзников и лазеек в обороне города. Ну а как искать, он нам, конечно, не сказал. И я ломал голову над тем, как же лучше это сотворить и не навести на себя паарцев.
Вот они действительно сумасшедшие ребята. Под Длалином вели себя беспечно до безобразия, а здесь они собирались укрепиться надолго. Город закрыли, перевели на осадное положение, ввели комендантский час. По улицам шныряли патрули, и, с каждым часом их количество и численность только увеличивались.
– Они что тут, размножаются? – спросил Треска, глядя на очередной патруль, проследовавший мимо нас.
– Ага, – ответил я, – яйца откладывают. По двадцать штук за раз. А раз у них каждый день. Черти полосатые, сколько ж их?
Монахи дали только самые общие сведения. Назвали примерное количество солдат без учета длалинских беглецов, имена командиров и места их ночевок. Связи с подпольем нам придется налаживать самим, настоятель ни в какую не хотел рисковать своими людьми. Конечно, зачем, если есть чужие?
– Проходите, святые отцы. – Человек поклонился и отошел в сторону. Мы прошли внутрь. – Вас проводят, – добавил он нам в спину.
Нас встретила девчушка лет десяти и, цапнув меня за полу, потащила в глубь подвала под местной винокурней. Плутали довольно долго, и я невольно вспоминал Лесфад, особенно когда за спиной раздавался шлепок и крепкое словечко снова ударившегося Трески.
– Назад я первым пойду, – сказал он. – Слушай, я, кажись, бровь себе рассек, – добавил он.
Я промолчал, поганцы и брови нам сбрили.
Девчонка убежала, прихватив с собой факел и оставив нас в полной темноте. Глаза успели привыкнуть, когда появился взрослый. Он встал в дверях и махнул нам рукой, приглашая следовать за ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52