Идиот, у меня же не коленки болят, а голова. Все, надоело, пятый день тут лежу, ко мне не пускают даже Валета с картами, для твоей пользы, говорят. К черту пользу, если я отсюда не выберусь, я со скуки сдохну или задохнусь в этой духоте.
Нет, я все понял, они отравят меня той дрянью, что называют кашей. Мяса давай! Свободу Медному!
Я встал, прошелся по землянке. Вроде все нормально: не тошнит, голова не кружится, разве что самую малость. Ничего, потерплю! Постоял перед выходом, прислушиваясь к звукам. Тишина, все тихо и спокойно. Никто не горланит, не ржет как полоумный. Ночь, похоже, что ж, тем лучше, никто и знать не будет, что я гулял, а как хочется погулять.
Я столкнул камень, закрывающий вход, и высунулся наружу. В лицо ударила прохлада, а нос заполнился запахами леса. Пахло хвоей, прелой травой, влажной землей, дымом костра и жарящимся на нем мясом. Я с наслаждением втянул воздух, стараясь разделить запахи. Черт возьми, в землянке таких запахов не то что учуять, вспомнить о них не получается. Там все воняет моим потом, выделениями и кровью. Ну ладно, выделения Грязнуля выносит, но он ни разу не проветрил а еще борец за чистоту.
Я выбрался наружу и еще раз вдохнул полной грудью, голова слегка закружилась. На секунду я замер, но все прошло, и, сказав себе, что это от наслаждения и переполняющих меня чувств, я двинулся на слабо мерцающий огонек костра.
– Садись, Медный, – приветствовал меня Окорок. Кроме него вокруг костра сидели: мрачный Гробовщик, весело подмигнувший мне Валет и еще один парень, которого я не знал. – Святые ляжки! – Окорок осмотрел мою рожу. – Чем тебя Грязнуля кормил?
– Он меня не кормил, – ответил я, – есть че пожрать? Мяса хочу.
Сидящие переглянулись, новенький покачал головой, Валет скорчил рожу, Окорок с надеждой глянул на Гробовщика.
– Да что вы как маленькие, – прогудел тот, – вам что, для лейтенанта куска мяса жалко? Ты, Медный, не переживай, сами не отдадут, я силой заберу. Да что ж вы за люди, только гляньте на него, он же синий как… как… в общем, плохо ему без мяса, – закончил тираду Гробовщик.
– Хорошо тебе рассуждать, – вставил слово неизвестный мне человек, – он, конечно, твой лейтенант, но свою-то долю ты уже сожрал, а теперь до моей добраться хочешь.
– Да бог с ней, с долей, – Окорок подкинул в костер дров, – если тебя, Нарис, так это волнует, то завтра, ну или когда там следующего подстрелим, я тебе свою долю отдам. Так пойдет?
– Пойдет, – нехотя согласился Нарис и полез под бревно, на котором сидел.
Я охнул. За спиной у него лук размером с доброго коня, не, ну, может, не с коня, но точно выше его самого.
– Вот, держи! – Он протянул мне сочный, истекающий кровью, здоровенный кусок мяса. – Жарить сами будете, а я спать.
– Зажарим, не боись. – Валет очнулся ото сна и, взяв мясо, нанизал его на палку и сунул в костер.
Я исходил слюной, глядя, как медленно бока моего ужина покрываются хрустящей корочкой, как капает с него сок, как Валет переворачивает его, как он же посыпает его солью и травами и как… Не захлебнуться бы! Запахи врываются в нос и бьют по голове, так и снова в лазарет недолго угодить, да и бог с ним, зато поем нормально.
Зубы впились в хрустящую корку, язык обожгло горячим соком, желудок запротестовал, требуя, чтоб и с ним поделились, но я не спешил глотать, медленно и тщательно пережевывая и наслаждаясь этим божественным вкусом.
– Это кто? – спросил я, проглотив очередной кусок. – Че, говорю, за парень?
– А, этот. – Окорок повернул голову и посмотрел, не слушает ли Нарис его. – Охотник, из местных. К нам прибился дней пять назад, может, чуть больше. Его Метис притащил, говорит, отличный парень.
– Да? – Я проглотил еще кусок. – А по-моему, жмот.
– Что есть, то есть, – улыбнулся Окорок, – но стреляет отменно. Оленя, которого ты ешь, с двухсот шагов, точно в глаз, подстрелил.
– Ну ты хватил! – Я аж подавился. С двухсот шагов, нет, это вранье, с двухсот шагов и оленя-то разглядеть сложно, не то что его глаз, а уж попасть туда… Это только если случайно.
– Да нет, точно, – вставил Валет, – прям в глаз.
– Не веришь? – спросил Окорок. – Понимаю, я бы тоже не поверил, кабы сам того не видел. Зрелище, я тебе доложу. – Он мечтательно закатил глаза. – Вот представь, стоит он, лук держит, потом хлоп, и олень готов и шкура цела.
– Ладно, посмотрим, – согласился я и отправил в рот последний кусок. – Ну и че ты сидишь? – Я двинул Валета в плечо. – Сдавай или карты потерял?
Валет засмеялся, сунул руку за пазуху, перетасовал колоду, снова усмехнулся и сдал карты. Игра пошла. Мне жутко везло, и я раздел бы догола и Валета и Окорока, только Гробовщик остался бы в портках, правда, если бы мы играли на деньги. Но мы играли просто так, и играли упоенно, самозабвенно, весело смеясь, не обращая внимания на происходящее вокруг. Так, играя, мы и не заметили приближения грозного и злого Грязнули.
– Так, – произнес он, остановившись у меня за спиной, я вздрогнул от неожиданности, – нарушаем предписанный режим? Гуляем, играем в карты. По бабам еще не ходил?
– Отстань, а? – слабо произнес я. – Мне до черта надоело там валяться.
– А ну дыхни. – Грязнуля наклонился к самому моему рту. – Дыхни, дыхни! – Я дыхнул. – Та-ак, – протянул он, – ты еще и мясо жрал, жирное небось. Куда ж вы смотрите? – накинулся он на играющих со мной. – Ну ладно он, его я могу понять, он не ценит свое здоровье и выздоравливать не спешит, но вы-то. Неужто не цените своего лейтенанта? Уроды, могли бы его мечом проткнуть, все меньше мучений.
– Да брось ты. – Если он и дальше продолжит причитать, я почувствую себя виноватым. – Что со мной случится?
– Сдохнешь! – грубо ответил он. – И Молот тогда мне голову оторвет.
– Не оторвет, – я поспешил его успокоить, – а случится что со мной, так ладно. Моя выходка, мне и отвечать. Понял? Все под мою ответственность. При свидетелях говорю.
– Да? – Он обвел всех взглядом, все уверенно закивали. – Ну ладно, коли так, – он сдался, – тогда сдавай и на меня, – сел он рядом со мной. – Дурак ты все же, Медный, ой дурак.
Игра пошла дальше, но теперь мне почти не везло, чего нельзя сказать о Грязнуле. Он не только продолжил раздевание и без того уже голых парней, но и вознамерился снять портки с меня. Однако ему не дали этого сделать.
– Где лейтенант? – прогудел страшный голос, от которого мурашки табунами побежали по спине, и не только по моей, если взглянуть на Гробовщика.
Мы принялись усиленно озираться, ища источник этого страшного гласа.
– Где лейтенант? – повторил он и вышел из темноты.
Мы дружно вскочили, мне опять стало дурно. Видать, прав Грязнуля, не здоров я еще и не в моем больном состоянии видеть маршальские эполеты и жезлы в жилистых руках перед своими еще слабыми глазами.
– Ну?
– А вам которого? – выдавил из себя писк Окорок. – У нас их четыре.
Маршал недовольно взглянул на нас, покачал головой и проронил:
– Главного.
– Ну это вам тогда туда. – И Окорок принялся объяснять, как быстрее и безопасней дойти до землянки Молота. – Только он ранен, – добавил Окорок.
– Да? – Маршал скривился. – Ничего, увидит меня, поправится, все поправляются. Ну что, разговорчивый, – он протянул огромную лапу к плечу Окорока, – раз ты самый смелый, пойдем, проводишь меня.
Окорок жалобно взглянул на меня, но я помочь ему не могу, разве что подставить свою многострадальную шею. Нет, не сейчас, что-то у меня опять голова заболела.
– Нет, – твердо сказал Грязнуля, – я пойду. Я врач, и он мой пациент, и никому, даже вам, я не дам беспокоить его, пока он спит, как бы срочно это ни было.
Желваки маршала заиграли, глаза выкатились, но он проглотил слова Грязнули и согласно кивнул.
Они удалились. Когда их шаги и шорох плаща маршала стихли, над костром прозвучал вздох облегчения. Пламя затрепыхалось и едва не погасло. Окорок рухнул на землю и схватился за правый бок.
– Я думал, нам конец, – в паузах между частыми тяжелыми вздохами сказал он. – Мы хоть и не на посту, но все же страшный он, как черт. Видал, как щеки раздувает, а глазами сверкает. Жуть берет. Брр. Чего-то и в карты играть уже не хочется. Пойду-ка я спать. Хотя после такого хрен уснешь. Святые ляжки, ну и страх.
Он ушел, качая головой и продолжая разоряться про страх, Гробовщик последовал его примеру, да и Валет демонстративно зевал.
– Вот теперь начнется жизнь веселая, – сказал я, сплюнул в костер и поплелся в лазарет.
Сошлюсь на головную боль, и пусть без меня воюют, а я тихонько полежу, полечусь, покомандую. Я не трус, но с таким маршалом ничего хорошего от солдатской жизни не жди.
Меня разбудил Грязнуля, бегло осмотрел и, постановив, что я в сносном состоянии, велел одеться по форме и, не медля ни секунды, тащиться к Молоту. Мне не хотелось, но приказ есть приказ и, нацепив форму, я поплелся к командиру.
Там собрались все, кто хоть как-то представлял интерес для командования. Набились как селедки в бочку, маршал притащил с собой никак не меньше пары сотен командиров всех мастей, званий и расцветок.
Собравшиеся жались к стенам и нещадно потели, особливо наши, воздуху явно не хватало, того и гляди мне опять станет плохо. Черт, если это только те, кто командует, то сколько ж у него солдат и чем, интересно, он собирается кормить всю эту ораву.
Я протиснулся внутрь и уселся на скамью у дальней стены, лелея слабую надежду, что меня не заметят. Но Молот углядел меня, еще бы, я же ввалился посреди совещания и даже маршал умолк при моем появлении. Взмах могучей длани Молота заставил меня подняться и, отдавливая ноги и своим и чужим, подойти к нему. Молот подвинулся, освобождая край скамьи, и знаком приказал молчать. Я молчал, но и не слушал речь маршала. Не больно интересно слушать рассказ с середины, да еще и не предназначенный для твоих ушей.
Маршал говорил, выслушивал доклады, спрашивал, уточнял и снова говорил и раздавал приказы. Мои мысли носились где-то далеко и старались как можно ближе подобраться к Адели. Жаль, я не знаю, где сейчас она, а Шепот не говорит. Молчит как рыба. Ей бы с Треской сойтись, хорошая бы получилась пара, она вся в секретах, а он открывает свою пасть только затем, чтобы очередную гадость сожрать. Вот тип, жрет все подряд, а потом удивляется, чего это его слушать никто не хочет. А вот я не удивляюсь, че жрешь – то и несешь, в смысле говоришь. Глядишь, в союзе с Шепот он бы и научился чему-нибудь полезному. Хотя это вряд ли, он же Треска. Да и ничему интересному для мужика она его обучить не сможет. Вот если бы ей бабу в подчинение, тогда… Двух таких, как Шепот, мир не перенесет. Нам и одной-то слишком много.
Наконец маршал соблаговолил всех отпустить, и люди, облегченно вздыхая, потянулись из землянки. Я дернулся последовать их примеру, но Молот схватил меня за локоть и насильно усадил на место.
– Кто из твоих людей может незаметно пробраться в лагерь паарцев и так же вернуться обратно? – спросил он, стреляя в меня хитрыми глазенками.
– Ты меня за этим позвал? – Я вспылил, надо же вытащить больного человека из постели только за тем, чтоб спросить то, что и сам знает. – Ну Следопыт может, Треска, Хорек, если ему волю не давать.
– Отлично! – улыбнулся Молот. – Тащи их сюда!
– Чего? – Я вспылил еще больше. – Ты совсем ополоумел, я тебе что, мальчик на побегушках? У меня, между прочим, ранение серьезное. Не в состоянии я носиться по лагерю, выискивая их. – Я хотел добавить кое-что еще, но увидел стоящего к нам спиной Архарега.
– Ты как с капитаном разговариваешь? – беззлобно рыкнул Молот, и только сейчас я углядел погоны на его плечах.
– Какого беса… – начал я, но маршал прервал мою речь.
– Ну и отношения у вас в отряде, – недовольно произнес он, – если нижестоящий так разговаривает с начальством, то о каком подчинении можно говорить.
– Мы братья, – смущенно пояснил Молот.
– Да? – Маршал внимательно нас оглядел. – Не похожи, – заключил он. Мы с Молотом, не сговариваясь, улыбнулись. – И все же это не дает права лейтенанту так обращаться к капитану. Вы братья только пока это не касается дела. В противном случае один из вас подчиненный, другой начальство.
– А разве наш разговор касается дела? – Куда я лезу со своими вопросами.
– Медный! – рыкнул Молот.
– Медный? – переспросил маршал. – Тот самый, что поймал и убил Грамаля и раскрыл заговор в Лесфаде?
Похоже, я становлюсь знаменитым, того и гляди, моим именем детей пугать начнут.
– Ну да, – скромно ответил я.
– Тогда понятно, – задумчиво сказал маршал и, нахмурившись, отвернулся.
Вблизи он не казался таким уж страшным. Лысый как женское колено, если не считать аккуратно постриженной бороды и кустистых бровей, нависающих над колючими серыми глазами. Спина прямая, ноги чуть кривоваты от долгого сидения верхом, широкие плечи и ничего лишнего в фигуре, ни одной лишней детали в одежде.
– Значит, ты теперь капитан. – Я перевел взгляд на Молота.
– Не одному ж тебе звания получать, – ответил он.
– А что случилось с нашим капитаном?
– Погиб он, – вместо Молота ответил Архарег. – Глупо погиб. Он меня сопровождал, да, видно, уж очень стар стал, вот с лошади и упал. Упал и шею свернул. Ты бы людей собрал.
Приказам маршала я не в силах не подчиниться, но тихонько бурчать непристойности себе под нос мне никто не запретит. Так, бурча и раздавая никчемные указания всем встречным, я пинками загнал своих людей в землянку Молота.
Идти туда им не хотелось, Окорок уже успел рассказать об ужасе, испытанном им от одного вида маршала. Я тоже не больно-то жаждал этого, но все же спустился.
Маршал оглядел согнанных, покачал головой и произнес:
– Нам необходимы сведения о планах паарцев, их точная численность и информация о боеспособности.
Вот-те хрен, а какого, спрашивается, беса мы тут месяц высматривали. Он же должен был все из рук Молота получить.
– Вы уже сделали это, – продолжал он, – но, по моим сведениям, в штаб паарцев вчера ночью был доставлен пакет с распоряжениями их воеводе. Ваша задача пробраться туда и выкрасть его. Ясно?
– А почему не самого воеводу… ой!
Излишне осмелевший Хорек получил затрещину.
– Можешь и воеводу, – улыбаясь сказал маршал, – но главное – пакет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52