Мистер Хейзел был местным пивоваром и держался невероятно надменно. Он был так богат, что невозможно выразить словами, и его собственность простиралась на мили по всей долине. Он выбился из низов, был напрочь лишен обаяния и обладал весьма скудным числом добродетелей. Он презирал всех людей, занимавших низкое общественное положение, поскольку сам был когда-то одним из них, и отчаянно стремился общаться только с теми, с кем, по его мнению, и нужно общаться. Он охотился верхом с собаками, любил пригласить гостей, носил модные жилетки и каждый день проезжал на огромном черном "роллс-ройсе" мимо заправочной станции к своей пивоварне. Когда он проносился мимо, мы иногда успевали разглядеть за рулем сияющее лицо пивовара, розовое, как ветчина, дряблое и воспаленное от чрезмерного употребления пива.
Ну да ладно. Вчера днем Клод ни с того ни с сего вдруг сказал мне:
– Сегодня вечером я опять пойду в лес Хейзела. Хочешь пойти со мной?
– Кто – я?
– На фазанов. В этом году, может, последний шанс, – сказал он. – В субботу открывается охотничий сезон, и потом все птицы разлетятся. Если будет кому разлетаться.
– А почему ты вдруг меня приглашаешь? – с подозрением спросил я.
– Особой причины у меня нет, Гордон. Просто так.
– А это рискованно?
Он не ответил.
– У тебя, наверное, и ружье припасено?
– Ружье! – с отвращением воскликнул Клод. – В фазанов не стреляют, ты что, не знаешь? В лесах Хейзела достаточно пистону хлопнуть, чтобы тебя сторожа тут же схватили.
– Тогда как же ты охотишься?
– Ага, – произнес он и загадочно прикрыл веком один глаз.
Наступила долгая пауза. Потом Клод сказал:
– Как тебе кажется, ты сможешь держать рот на замке, если я тебе кое-что расскажу?
– Вполне.
– Я этого еще никому в жизни не рассказывал, Гордон.
– Весьма польщен, – сказал я. – Мне ты можешь полностью довериться.
Он повернул голову, устремив на меня свои бледные глаза. Глаза у него были большие и влажные, как у быка, и они были так близко от меня, что я увидел, как отражаюсь в них вверх ногами.
– Сейчас я раскрою тебе три лучших на свете способа охоты на фазана, – сказал Клод. – А поскольку ты в нашем походе будешь моим гостем, я дам тебе возможность выбрать тот способ, который мы используем сегодня ночью. Как тебе все это?
– По-моему, тут какой-то подвох.
– Да нет тут никакого подвоха, Гордон, клянусь тебе.
– Ладно, тогда продолжай.
– Значит, так, – сказал он. – Вот первый большой секрет.
Он умолк и сделал длинную затяжку.
– Фазаны, – мягко прошептал он, – без ума от изюма.
– От изюма?
– От самого обыкновенного изюма. У них это самая большая слабость. Мой папа открыл это сорок лет назад, так же как открыл и все три эти способа, о которых я тебе собираюсь сейчас рассказать.
– Ты, кажется, говорил, что твой папа был пьяницей.
– Может, и был. Но еще он был замечательным браконьером, Гордон. Может, самым замечательным за всю историю Англии. Мой папа изучал браконьерство, как ученый.
– Ты правду говоришь?
– Я не шучу. Правда, не шучу.
– Я тебе верю.
– Чтоб ты знал, – сказал он, – мой папа держал на заднем дворе целый выводок первоклассных петушков исключительно с научными целями.
– Петушков?
– Ну да. И когда он придумывал какой-нибудь новый хитроумный способ ловли фазана, он сначала испытывал его на петушке. Так он узнал насчет изюма. И он изобрел также способ с конским волосом.
Клод умолк и оглянулся, чтобы убедиться, что его никто не подслушивает.
– Вот как это делается, – сказал он. – Для начала нужно взять несколько изюминок, замочить их на ночь в воде, чтобы они стали красивые, круглые и сочные. Затем берешь прочный конский волос и разрезаешь на части длиной по полдюйма. Потом просовываешь каждую из этих частей через каждую изюминку, чтобы примерно восьмая часть дюйма высовывалась с каждого конца. Пока все понятно?
– Да.
– Дальше. Подходит старина фазан и съедает одну из этих изюминок. Так? А ты следишь за ним из-за дерева. И что происходит потом?
– Думаю, она застрянет у него в горле.
– Точно, Гордон. Но вот что удивительно. Вот что открыл мой папа. Птица после этого не может пошевелить лапами. Она просто-напросто пригвождена к земле и двигает своей глупой шеей вверх-вниз, будто поршнем, а тебе лишь остается спокойно выйти из-за дерева и взять ее в руки.
– В это я не верю.
– Клянусь, – сказал Клод. – Как только фазан схватит конский волос, ты можешь стрелять у него над ухом из ружья, он даже не вздрогнет. Это необъяснимо. Но нужно быть гением, чтобы открыть такое.
Он умолк и минуту-другую вспоминал своего отца, великого изобретателя. В глазах Клода светилась гордость.
– Итак, это способ номер один, – сказал он. – Способ номер два еще проще. Нужно взять удочку. На крючок насаживаешь изюминку и ловишь фазана, как если бы ты ловил рыбу. Забрасываешь удочку ярдов на пятьдесят, лежишь себе на животе в кустах и ждешь, когда клюнет. Потом вытаскиваешь его.
– Не думаю, что это твой отец изобрел.
– Этот способ очень популярен у рыболовов, – сказал Клод, предпочтя не расслышать меня. – У страстных рыболовов, которым не так часто, как хотелось бы, удается выбраться к морю. Беда только в том, что этот способ довольно шумный. Когда фазана вытаскивают, он кричит как ненормальный, и сбегаются все сторожа, какие только есть в лесу.
– А в чем заключается способ номер три? – спросил я.
– Ага, – произнес он, – номер три просто красавчик. Последнее изобретение моего папы перед кончиной.
– Его последнее великое дело?
– Именно, Гордон. И я даже помню тот самый день. Было воскресное утро, и вдруг мой папа входит на кухню с крупным белым петушком в руках и говорит: "Кажется, у меня получилось!" На лице улыбочка, а в глазах светится гордость. Он преспокойно кладет птицу прямо посреди стола и говорит: "Честное слово, думаю, на этот раз мне попался хороший петушок!" – "Кто хороший? – спрашивает моя мама, отрываясь от раковины. – Гораций, убери эту грязную птицу со стола". На петушке смешная бумажная шапочка, как перевернутый стаканчик из-под мороженого, и мой папа с гордостью на петушка показывает. "Погладь-ка его, – говорит он. – Он и с места не сдвинется". Петушок начинает скрести лапой по бумажной шапочке, но та, похоже, приклеена и не сползает. "Никакая птица не убежит, если закрыть ей глаза", – говорит мой папа и тычет в петушка пальцем, и толкает его по столу, но петушок не обращает на это никакого внимания. "Можешь его взять, – говорит он маме. – Можешь убить его и приготовить на обед, чтобы отпраздновать то, что я только что изобрел". И тут он берет меня за руку, быстро выводит за дверь, и мы идем в поле, а потом в тот лес по другую сторону Хедденхэма, который когда-то принадлежал герцогу Букингемскому, и часа за два мы отлавливаем пять отличных жирных фазанов с меньшими усилиями, чем если бы купили их в лавке.
Клод остановился, чтобы перевести дыхание. Вспоминая замечательные дни своей молодости, он преобразился – его глаза еще больше увеличились, повлажнели и стали мечтательными.
– Я не совсем понимаю, – сказал я. – Как ему удавалось надеть бумажные колпачки на головы фазанам в лесу?
– Ни за что не догадаешься.
– Конечно нет.
– Тогда слушай. Прежде всего в земле выкапываешь маленькую лунку. Потом скручиваешь кусок бумаги, чтобы получился конус, который помещался бы в эту лунку широким концом кверху. Потом всю внутренность этой бумажной чашки смазываешь птичьим клеем и бросаешь туда несколько изюминок. Одновременно нужно набросать изюминок вокруг лунки. Дальше. Идет старина фазан и клюет и, когда подходит к лунке, засовывает туда свою голову, чтобы съесть изюминки, и – на голове у него оказывается колпак, и он ничего не видит. Ну разве не замечательно, до чего некоторые додумываются, а, Гордон? Ты не согласен?
– Твой папа был гением, – сказал я.
– Тогда делай свой выбор. Какой из трех способов тебе нравится, тот мы и используем сегодня ночью.
– Тебе не кажется, что все они немного жестокие?
– Жестокие! – с возмущением вскричал Клод. – О господи! А кто это последние полгода почти каждый день ел жареного фазана и не заплатил за это ни гроша?
Он повернулся и направился к двери мастерской. Видно было, что мое замечание глубоко его огорчило.
– Погоди минуту, – сказал я. – Не уходи.
– Так ты хочешь пойти со мной или нет?
– Да, но сперва разреши мне кое-что у тебя спросить. У меня тут возникла одна мысль.
– Держи ее при себе, – сказал Клод. – Ты говоришь о предмете, в котором ничего не смыслишь.
– Помнишь тот пузырек со снотворными таблетками, которые врач выписал мне в прошлом месяце, когда у меня болела спина?
– Ну и что?
– А на фазанов они не могут подействовать?
Клод прикрыл глаза и сочувственно покачал головой.
– Погоди, – сказал я.
– Тут и обсуждать нечего, – сказал он. – Да ни один фазан на свете не станет глотать эти паршивые красные капсулы. Ничего лучше не мог придумать?
– Ты забываешь об изюме, – сказал я. – Послушай, что я тебе скажу. Берем изюм. Вымачиваем его, пока он не разбухнет. Потом делаем лезвием надрез. Потом немного его опустошаем. Потом открываем одну из моих красных капсул и высыпаем весь порошок в изюминку. Потом берем иглу и очень тщательно зашиваем надрез. Дальше...
Краешком глаза я увидел, как рот Клода медленно приоткрывается.
– Дальше, – продолжил я, – у нас получается красивая, чистая на вид изюминка с двумя с половиной гранами снотворного внутри, и позволь сказать тебе еще кое-что. Этого хватит, чтобы свалить с ног среднего мужчину, не то что птицу!
Я выждал десяток секунд, чтобы сказанное мной попало по адресу.
– Кроме того, используя такой способ, мы могли бы действовать масштабно. Захотим – и приготовим двадцать изюминок, а потом, на закате, нам останется только разбросать их на поляне, где их подкармливают, и уйти. Через полчаса таблетки начнут действовать. Когда мы возвращаемся, фазаны уже расселись по деревьям и покачиваются, ощущая некоторую слабость, притом стараются сохранить равновесие. Но скоро каждый фазан, который съел хотя бы одну изюминку, обязательно свалится без сознания на землю. Дорогой ты мой, да они будут падать с деревьев, как яблоки, и мы будем ходить и собирать их!
Клод в восхищении смотрел на меня.
– О господи, – неслышно произнес он.
– И нас ни за что не поймают. Мы просто пройдем по лесу, разбрасывая по дороге изюминки, и даже если бы за нами наблюдали, все равно ничего бы не заметили.
– Гордон, – сказал он, кладя руку мне на колено и глядя на меня большими и сверкающими, точно звезды, глазами. – Если эта штука сработает, она произведет настоящую революцию в браконьерстве.
– Рад слышать.
– Сколько у тебя осталось таблеток? – спросил он.
– Сорок девять. В пузырьке было пятьдесят, я съел только одну.
– Сорока девяти мало. Нам нужно не меньше двухсот.
– Ты с ума сошел! – вскричал я.
Он медленно отошел и встал у двери спиной ко мне, уставившись в небо.
– Двести – крайний минимум, – тихо произнес он. – Особого смысла нет все это затевать, пока у нас не будет двухсот штук.
"Что же он, черт побери, замыслил?" – подумал я.
– До открытия сезона для нас это последняя возможность, – сказал Клод.
– Больше никак не могу достать.
– Ты ведь не хочешь, чтобы мы вернулись с пустыми руками?
– Но зачем так много?
Клод повернул голову и посмотрел на меня невинными глазами.
– А почему бы и нет? – мягко произнес он. – У тебя что, есть какие-то возражения?
О боже, неожиданно подумал я, да этот сумасшедший вздумал испортить мистеру Виктору Хейзелу церемонию открытия охотничьего сезона.
– Достаешь две сотни таблеток, – сказал он, – и тогда мы этим займемся.
– Не могу.
– Но попробовать-то ты можешь?
По случаю открытия охотничьего сезона мистер Хейзел принимал гостей каждый год первого октября, что было великим событием. Немощные джентльмены в твидовых костюмах – некоторые с титулами, а некоторые просто богатые – съезжались отовсюду на автомобилях со своими носильщиками ружей, собаками и женами, и целый день в долине звучали раскаты ружейных залпов. Фазанов там всегда было предостаточно, поскольку каждое лето леса методично заселялись сотнями дюжин молодых птиц, что влетало в копеечку. Я слышал, будто разведение и содержание каждого фазана, до того как его застрелят, обходится дороже пяти фунтов (приблизительно цена двухсот буханок хлеба). Но мистер Хейзел с затратами не считался. Пусть и на несколько часов, но он становился большим человеком в маленьком мире, и даже глава судебной власти графства, прощаясь с ним, похлопывал его по спине и пытался вспомнить, как его зовут.
– А что, если мы уменьшим дозу? – спросил Клод. – Почему бы нам не разделить содержимое одной капсулы на четыре изюминки?
– Думаю, можно, если ты этого хочешь.
– Но достаточно ли птице четверти капсулы?
Можно только восхищаться его хладнокровием. Даже на одного фазана опасно охотиться в этом лесу в такое время года, а он собрался наловить целую кучу.
– Четверти вполне достаточно, – сказал я.
– Ты уверен?
– Сам подумай. Рассчитывать нужно по отношению к массе тела. Это все равно в двадцать раз больше, чем необходимо.
– Тогда уменьшим дозу на четверть, – сказал он, потирая руки, и помолчал, подсчитывая в уме. – Нам нужно сто девяносто шесть изюмин!
– Ты понимаешь, о чем говоришь? – сказал я. – Да у нас на одну подготовку уйдет несколько часов.
– Ну и что! – вскричал Клод. – Тогда пойдем завтра. Изюминки оставим на ночь, чтобы они вымокали, и у нас будет все утро и весь день, чтобы приготовить их.
Именно так мы и поступили.
И вот, сутки спустя, мы были в пути. Мы шли не останавливаясь минут сорок и уже приближались к тому месту, где тропинка сворачивает вправо и тянется по гребню холма к лесу, где живут фазаны. Оставалось пройти что-то около мили.
– Надеюсь, у сторожей случайно нет ружей? – спросил я.
– Ружья есть у всех сторожей, – сказал Клод.
Этого-то я и боялся.
– В основном против хищников.
– Ну вот!
– Конечно, нет никакой гарантии, что они не пальнут и в браконьера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104