– Могу я задать вам вопрос?
– Пажалста, – сказал Золотой Зуб. – Пажалста.
– Какие женщины вам нравятся? – спросил Уильям. – Вот такие, – и он показал руками, – тонкие? Или вот такие – толстые?
Золотой зуб ярко сверкнул за широкой улыбкой.
– Я сам, я люблю таких, толстых. – И две пухлые ладошки нарисовали в воздухе большой круг.
– А ваш друг? – спросил Уильям.
– За своего друга, – ответил он, – я не могу говорить.
– Пажалста, – ответил друг. – Вот таких.
Он усмехнулся и нарисовал руками в воздухе толстую женщину.
– А почему вам нравятся толстые? – спросил Юнец.
Золотой Зуб подумал с минуту, а потом спросил:
– А вам нравятся худые, а?
– Пожалуйста, – ответил Юнец. – Мне нравятся худые.
– А почему вам нравятся худые? Скажите мне.
Юнец потер ладонью затылок.
– Уильям, – спросил он. – Тебе нравятся худые женщины?
– Мне – да, – ответил Уильям. – Я к ним привык.
– Мне тоже, – сказал Юнец. – Но почему?
Уильям задумался.
– Не знаю, – сказал он. – Сам не знаю, почему нам нравятся худые.
– Ха, – произнес Золотой Зуб. – И вы не знаете.
И он перегнулся через столик и торжествующе сказал Уильяму:
– Вот и я не знаю.
Но Уильяма такой ответ не устроил.
– Старик говорит, – сказал он, – что раньше в Египте все богатые были толстыми, а все бедные – худыми.
– Нет, – сказал Золотой Зуб. – Нет, нет и нет. Посмотрите вон на тех девушек. Очень толстые. Очень бедные. Посмотрите на королеву Египта Фариду. Очень худая. Очень богатая. Так что ошибаетесь.
– Да, но как было в давние времена? – спросил Уильям.
– Что такое – давние времена?
– Ладно, – сказал Уильям. – Оставим это.
Египтяне пили кофе и при этом производили те же звуки, что и вода, которая уходит из ванны. Выпив кофе, они поднялись, чтобы уйти.
– Уходите? – спросил Старик.
– Пажалста, – ответил Золотой Зуб.
– Спасибо, – сказал Уильям.
– Пажалста, – сказал Юнец.
Другой египтянин сказал:
– Пажалста.
А Старик сказал:
– Спасибо.
Они пожали друг другу руки, и египтяне удалились.
– Лопухи, – сказал Уильям.
– Самые настоящие, – согласился Юнец.
Все трое продолжали с удовольствием выпивать до полуночи, пока к ним не подошел официант и не сказал, что заведение закрывается и наливать больше не будут. Они в общем-то и не были пьяны, потому что выпивали медленно, и чувствовали в себе силы продолжать.
– Говорит, мы должны уйти.
– Хорошо. А куда пойдем? Куда пойдем, Старик?
– Не знаю. А куда вы хотите?
– Пойдемте в какое-нибудь заведение вроде этого, – сказал Уильям. – Мне тут понравилось.
Наступила пауза. Юнец поглаживал ладонью затылок.
– Слушай, Старик, – медленно произнес он. – Я знаю, куда хочу пойти. Я хочу пойти к мадам Розетт и спасти всех ее девушек.
– А кто это – мадам Розетт? – спросил Уильям.
– Великая женщина, – ответил Старик.
– Грязная старая сирийская еврейка, – сказал Юнец.
– Паршивая старая сука, – сказал Старик.
– Отлично, – сказал Уильям. – Пошли. Но кто она все-таки такая?
Они сказали ему, кто она такая, рассказали о телефонных разговорах, о полковнике Хиггинсе, и Уильям сказал:
– Пошли немедленно. Спасем всех девушек.
Они поднялись и вышли. Оказавшись на улице, они вспомнили, что находятся в весьма отдаленной части города.
– Придется немного пройтись, – сказал Старик. – Извозчиков тут нет.
Была темная звездная безлунная ночь. Улица была узкая и неосвещенная. На ней сильно пахло каирским запахом. Они шли в тишине, иногда проходя мимо мужчин, которые стояли в темноте по одному или по двое, прислонившись к стене, и курили.
– Говорил ведь – лопухи, – сказал Уильям.
– Самые что ни на есть, – поддержал его Юнец.
Так они и шагали нога в ногу – коренастый рыжий Старик, высокий темноволосый Юнец и высокий юный Уильям. Последний шел с обнаженной головой, потому что потерял свою фуражку. Они направлялись наугад к центру города и были уверены, что там найдут извозчика, который отвезет их к Розетт.
– А как рады будут девчонки, когда мы их освободим, – сказал Юнец.
– Еще как! – сказал Старик. – Надо будет это отметить.
– Она действительно держит их взаперти? – спросил Уильям.
– Нет, – ответил Старик. – Не совсем так. Но если мы сейчас их освободим, то им, во всяком случае сегодня, не придется работать. Видите ли, в ее заведении простые девчонки, которые днем работают в магазинах. Каждая из них совершила какую-нибудь ошибку, которой Розетт либо воспользовалась, либо узнала о ней, а теперь держит их всех на крючке. Она заставляет их приходить к ней вечером. Но они ненавидят ее и не на ее деньги живут. Будь у них возможность, так они бы зубы ей выбили.
– Мы дадим им такую возможность, – сказал Юнец.
Они перешли на другую сторону улицы.
– Слушай, Старик, а сколько там будет девушек? – спросил Уильям.
– Не знаю. Думаю, около тридцати.
– О Боже, – сказал Уильям. – Вот это будет вечеринка. Она действительно очень плохо с ними обращается?
– Ребята из тридцать третьей говорили мне, что она им ничего не платит, может акеров двадцать за ночь. С каждого клиента она берет сто или двести акеров. Каждая девушка зарабатывает для Розетт от пятисот до тысячи акеров за ночь.
– Вот это да! – воскликнул Уильям. – Тысяча пиастров за ночь, и тридцать девушек. Да она, должно быть, миллионерша.
– Самая настоящая. Кто-то прикинул, что, даже если не учитывать другой ее бизнес, она зарабатывает в пересчете на английские деньги что-то около тысячи пятисот фунтов в неделю. А это... дайте-ка подумать... пять-шесть тысяч фунтов в месяц. Шестьдесят тысяч фунтов в год.
Юнец словно очнулся.
– О Господи, – произнес он. – О Господи Боже мой. Грязная старая сирийская еврейка.
– Паршивая старая сука, – сказал Уильям.
Они оказались в более цивилизованной части города, но извозчиков по-прежнему не было.
– Вы что-нибудь слышали о Доме Марии? – спросил Старик.
– Что еще за Дом Марии? – сказал Уильям.
– Место такое, в Александрии. Мария – это Розетт из Алекса.
– Паршивая старая сука, – сказал Уильям.
– Совсем нет, – возразил Старик. – Говорят, она хорошая женщина. Но, как бы то ни было, в Дом Марии на прошлой неделе попала бомба. В порту в то время стоял военный корабль, и в заведении было полно матросов.
– Все убиты?
– Много погибло. И знаете, что было потом? Их объявили погибшими в бою.
– Адмирал – джентльмен, – сказал Юнец.
– Молодчага! – сказал Уильям.
Тут они увидели извозчика и остановили его криками.
– Но мы не знаем адреса, – сказал Юнец.
– Он знает, – сказал Старик. – К мадам Розетт, – добавил он, обращаясь к извозчику.
Извозчик ухмыльнулся и кивнул.
– Править буду я, – сказал Уильям. – Отдай-ка мне поводья, извозчик, а сам садись рядом и говори, куда ехать.
Извозчик поначалу энергично возражал, но, получив от Уильяма десять пиастров, передал ему поводья. Уильям уселся на высокие козлы, а извозчик занял место возле него. Старик и Юнец забрались в повозку.
– Взлет разрешаю, – сказал Юнец.
Уильям тронулся в путь. Лошади помчались галопом.
– Так нельзя! – завопил извозчик. – Так нельзя! Остановитесь!
– В какую сторону к Розетт? – крикнул ему Уильям.
– Остановитесь! – не унимался извозчик.
Уильям был счастлив.
– Розетт! – кричал он. – В какую к ней сторону?
Извозчик принял решение. Он решил, что единственный способ остановить этого безумца – указать ему направление.
– Сюда! – закричал он. – Налево!
Уильям резко дернул поводья, и лошади свернули налево за угол дома. Коляска повернула на одном колесе.
– Вираж крутоват, – послышался голос Юнца.
– Теперь куда? – крикнул Уильям.
– Налево! – завопил извозчик.
На следующей улице они повернули налево, потом направо, потом еще пару раз свернули налево, потом снова направо, и неожиданно извозчик крикнул:
– Здесь, пажалста, здесь Розетт. Остановитесь.
Уильям с силой натянул поводья, лошади медленно задрали головы и перешли на рысцу.
– Где? – спросил Уильям.
– Здесь, – ответил извозчик. – Пажалста.
Он указал на какой-то дом ярдах в двадцати впереди. Уильям остановил лошадей прямо перед этим домом.
– Отличная работа, Уильям, – сказал Юнец.
– О Господи, – сказал Старик. – Ну ты и гнал.
– Все отлично, – сказал Уильям. – А что, не понравилось?
Он был очень счастлив.
Извозчик весь вспотел. Он был слишком напуган, чтобы выражать недовольство.
– Сколько с нас? – спросил Уильям.
– Двадцать пиастров, пажалста.
Уильям дал ему сорок и сказал:
– Большое спасибо. Отличные лошади.
Извозчик взял деньги, вскочил в коляску и укатил. Он постарался уехать как можно быстрее.
Они снова оказались на узкой темной улице, но дома здесь, насколько можно было их разглядеть, казались большими и богатыми. Тот, на который указал извозчик, был широким, с толстыми стенами, в три этажа. Построен дом был из серого бетона. Большая толстая входная дверь была распахнута настежь. Старик сказал, когда они вошли в нее:
– Теперь предоставьте все мне. У меня есть план.
Они оказались в сером каменном холле, холодном и пыльном, освещенном одной-единственной электрической лампочкой, свешивавшейся с потолка. В холле стоял человек-гора, огромный египтянин с плоским лицом и двумя изуродованными ушными раковинами. В те времена, когда он был борцом, на афишах он, наверное, значился под именем Абдул Убийца или Паша Отравитель. Теперь же на нем был грязный белый хлопчатобумажный костюм.
– Добрый вечер, – сказал Старик. – Мадам Розетт у себя?
Абдул подозрительно посмотрел на трех летчиков и после некоторого колебания ответил:
– Мадам Розетт на верхнем этаже.
– Спасибо, – сказал Старик. – Большое спасибо.
Юнец отметил, что Старик держится вежливо. Если он так себя ведет, значит, кому-то несдобровать. Когда он вел за собой эскадрилью и они, завидев врага, готовились к бою, Старик никогда не отдавал приказ, не сказав "пожалуйста", а получив ответ, неизменно говорил "спасибо". Он только что сказал "спасибо" Абдулу.
Они поднялись по голой каменной лестнице с железными перилами, миновали первую площадку, вторую, – в доме было пусто, как в пещере. Наверху, в конце третьего марша, площадки не оказалось; перед ними была стена, и ступеньки вели прямо к двери. Старик нажал на звонок. Они подождали немного, потом в двери отодвинулась планка и в образовавшейся щели показалась пара небольших черных глаз.
– Чего вам, ребята, надо? – спросил женский голос.
Старик и Юнец узнали этот голос – они слышали его по телефону.
– Мы бы хотели повидать мадам Розетт, – сказал Старик.
Слово "мадам" он произнес на французский манер, потому что был вежлив.
– Вы офицеры? Здесь обслуживают только офицеров, – произнес голос.
Она издавала звуки, напоминающие треск ломающейся доски.
– Да, – сказал Старик. – Мы офицеры.
– Что-то вы не похожи на офицеров. В каких войсках служите?
– Вэ-вэ-эс Великобритании.
Наступила пауза. Старик понял, что она раздумывает. Наверное, уже имела неприятности с летчиками. Он надеялся, что она не увидит Уильяма и особенно блеска в его глазах, ибо Уильям еще не пришел в себя, после того как они прокатились в коляске. Неожиданно планка задвинулась и дверь открылась.
– Ладно, заходите, – сказала она.
Эта женщина была очень жадной и потому не слишком разборчивой с клиентами.
Они вошли и теперь увидели ее всю. Низкого роста, толстая, с прядями сальных нечесаных черных волос на лбу, лицо крупное, цвета грязи, большой широкий нос и маленький ротик, как у рыбы, с черными усиками над верхней губой. На ней было черное атласное платье свободного покроя.
– Заходите в контору, мальчики, – сказала она и, переваливаясь с боку на бок, пошла по коридору налево.
Коридор был длинный и широкий, ярдов пятьдесят в длину и четыре-пять ярдов в ширину. Он тянулся по середине дома, параллельно улице, и, поднявшись по лестнице, нужно было повернуть налево, чтобы пройтись по этому коридору. По обеим его сторонам было по восемь-десять дверей. Если, поднявшись по лестнице, поворачивали направо, то оказывались в конце коридора, но и там была одна дверь, и, когда они проходили мимо, за этой дверью слышалось журчание женских голосов. Старик отметил про себя, что в этой комнате девушки переодевались.
– Сюда, мальчики, – сказала Розетт.
Она повернула налево и зашагала по коридору, удаляясь от двери, за которой слышались голоса. Трое летчиков шли за ней следом – первым был Старик, потом Юнец, за ним Уильям. Они шли по коридору, устланному красным ковром. С потолка свисали огромные розовые абажуры. Они прошли примерно половину коридора, когда из той комнаты, где девушки переодевались, раздался крик. Розетт остановилась и оглянулась.
– Вы, мальчики, идите в контору, – сказала она, – это последняя дверь налево. Я мигом вернусь.
Она повернулась и направилась обратно к комнате, откуда был слышен крик. Однако они не пошли в контору, а, оставшись на месте, стали смотреть ей вслед. В тот самый момент, когда она подошла к гардеробной, дверь распахнулась и в коридор выбежала девушка. С того места, где они стояли, им было видно, что ее белокурые волосы растрепаны. На ней было измятое зеленое вечернее платье. Увидев перед собой Розетт, она остановилась. Они услышали, как Розетт сердито и быстро что-то сказала, а девушка громко ей ответила. Потом они увидели, как Розетт подняла свою правую руку и ладонью со всего размаха ударила девушку по лицу. Затем ударила еще раз по той же щеке. Била она сильно. Девушка подняла руки к лицу и расплакалась. Розетт открыла дверь в комнату и втолкнула девушку внутрь.
– О Господи, – произнес Старик. – Тяжелая рука.
– У меня тоже, – сказал Уильям.
Юнец промолчал.
Вернувшись к ним, Розетт сказала:
– Пошли, мальчики. Небольшие неприятности, только и всего.
Дойдя до конца коридора, они вошли вслед за ней в последнюю дверь слева. Это и была контора – комната средних размеров с двумя красными плюшевыми диванами, двумя или тремя красными плюшевыми креслами и толстым красным ковром на полу. В одном углу стоял небольшой письменный стол, за который Розетт и села лицом к двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104