Горестно, конечно. Вся мечта кончилась. Об земле. Об урожае. Об хорошем достатке. Об уважении... Ну тут как раз эти и заявились, втроем. Прослышали, мол, разбогател ты враз, Горшеня. Делиться надо. Я аж чуть не взвыл. Побойтесь, говорю, Бога, ребята. Нет у меня ничего, один минус на балансе остался, все за долги уходит. - Он положил тяжелые руки на стол, пальцы вздрагивали. - Ладно, говорят, мы сговорчивые. Давай за столом консенсус устроим. Где, мол, хозяйки твои? А я, не видя дурного, обмолвился: в баньке, день субботний... Они все там парились- жена, теща, дочки, младшей - десятый годок. Вот, говорят, и мы с ними попаримся. А ты посиди здесь, подумай об наших делах. Я еще ничего не сообразил, а они меня в наручники, из горки стаканы взяли, водку из холодильника - и в баню... Прижмурился, скрипнул зубами. - Долго назад не шли. Всех моих хозяек... Даже малолетку. Да не по одному разу. Издевались, били. Заставляли всякую им пакость делать. И все мне рассказали. Да еще хвалились: радуйся, дед, что со слов узнал, а не глазами видел. Еще выпили. Ну мы пошли, говорят, устали с твоими бабами да девками. Завтра, мол, снова придем. Повторим урок. Наглядно. Чтоб ты все хорошо видел.
Вот, журналист Путанин, а ты говоришь: рука не поднимается. Не дай тебе судьба на себя такое примерить. Хотя всякое может случиться, на большой-то дороге.
- Ну что делать было? Душа аж горит от боли. Созвал я хлопцев своих, одного мы поймали, который Ленку мучил, свезли в лес. Он там изгаляться начал, про дочку, повторять не хочу. Вскипели мы. Ну и привязали к березам. Веришь, - он поднял голову, взглянул тоскливо, - легче стало, как разметало его по лесу. И ничуть жалость не шевельнулась в душе. Сажай меня, полковник, пока я остальных не отловил...
Вот, господа бандиты, урок истории вам. Было такое, кажется, с князем Игорем. Достал он своим немереным рэкетом мирных древлян, и раскидали его березами по лесу.
- Сегодня их ждете? - спросил Зайцев.
- Ждем вот.
- Ладно, - сказал я, - разбирайте свои ружья, становитесь в строй. Поможете нам. Только больше так не поступайте. Не ваша это забота - наша. А ваша забота - пахать да сеять и нас кормить досыта, чтобы мы силой наливались и бандюков не боялись.
Горшеня улыбнулся.
- А что, ребята, пока ждем, может, по рюмашке?
- Да кто ж откажется? - поймал мой взгляд участковый. - Ты только сходи, хозяек своих успокой. Скажи, мол, друзья в гостях.
- А вот про вас, товарищ Сергеев, хороший слух ходит. Будто вы всех бандитов без суда расстреливаете, так ли?
- Кто заслужил - обязательно.
- А этим... чего ж будет?
- По-старому, - сказал Зайцев, - посадили бы их, кого на сколько. А у нас сейчас другая милиция, своя. Со своими законами.
- Разберемся, - пообещал я. - По-быстрому. По-новому. Кого кастрируем. Кого повесим. Прямо на площади, принародно. У меня такой Закон сейчас.
- Правильный Закон, - Горшеня протянул навстречу моей свою рюмку. Одобрит народ. Озлобился он, устал. Бояться устал. И не столько за себя боишься, как за своих. Бей их, полковник, без разбору и жалости. Они первые начали. А мы вам подмогнем,- улыбнулся хитро, подмигнул. - Подкормим твоих ребят. Чтоб крепче бились.
Это верно, каждый своим делом должен заниматься. Кто - мирно трудиться, а кто - охранять мирный труд...
Ждать не очень долго пришлось. Я даже разозлился - не дали псы алчные хорошо посидеть. С хорошими людьми за хорошим столом.
- Едут, - сказал один племяш, который все время у окна дежурил. Заворачивают.
- Сколько их? - спросил я, не вставая, догрызая смачный соленый огурчик.
- Четверо. Выходят.
- Вот, блин, как же мы их повезем? - посетовал водитель, подтягивая к себе автомат.
- Я вам телегу дам, у меня лошадь есть, - пообещал Горшеня.
- Ну разве что, - согласился я. - Иди, Никитич, встречай. Повинись жалобно, скажи, обдумал свое неправильное поведение. Осознал. Деньги отдашь, но проси, чтобы и тебе малость оставили. И приглашай в дом. Мол, за столом и решим, по-людски.
Никитич поднялся, пошел к дверям.
- А вы, - сказал я племяшам, вцепившимся в ружья, - до команды не встревайте. В бой не рвитесь. Мы будем их класть, а ваше дело - в наручники брать. Все ясно?
Вроде все.
Я выглянул в окно.
Никитич стоял в центре компании, что-то азартно, жестикулируя, объяснял. Не забыл бы текстовку.
Не знаю - забыл, не забыл, а чуть всю разработку не спутал. Видно, один из парней что-то не то сказал - вдруг размахнулся Горшеня от души и вмазал ему кулачищем прямо в нос. Тот опрокинулся на спину, задрав ноги, а Никитич зайцем помчался к дому.
Но получилось нормально.
Псы алчные не одновременно врубились и бросились вдогон, вытянувшись в цепочку. Так и вбегали в дом, друг за другом. Так по очереди и ложились на пол. Вернее - падали.
Первого свалил участковый, второго - водитель, третьего- племяш прикладом и сразу выскочил во двор за четвертым. Тот, видно, не сразу его послушался, и племяш стал его поднимать, ногами. Ну, теперь он вообще долго не встанет.
Полюбовавшись в окошко на это доброе дело, я распорядился вытащить троих во двор, до комплекта с четвертым. Там мы их сцепили попарно наручниками (племяши не сдержались - отходили попутно по ребрам, впрочем, куда придется) и пошли допивать водку. За победу. Пусть локальную, но убедительную.
Я вынул из вражеской машины - хорошая такая новенькая япономарка, не разбираюсь в них - ключи и документы. Ключи отдал Никитичу.
- Тебе. В качестве частичной компенсации за материальный ущерб. А за моральный - еще впереди. Завтра приезжай в Горотдел, спросишь Галкина - это наша ГАИ. Он оформит машину на тебя, выдаст новые документы и номера.
- Зашевелились козлы, - подал голос тот племяш, что любил в окошко глядеть.
- Запрягай, Никитич, - сказал участковый.
- Сеня, бежи за кобылой, она там, за огородом, на лужке.
Мы вышли во двор. Парни уже сидели на земле и каждый свободной рукой держался за больное место на голове.
- Ну ты мудак, Горшеня! - завыл, видимо, старший по команде, увидев фермера. - Ты что наделал? Ты уже вчера труп. Но мы сперва баб твоих опять пере... и дом твой спалим. А тебя на угольках живьем поджарим...
- Когда? - спросил я заинтересованно.
- Как только - так сразу! - выпалил в праведном гневе.
- Не успеешь, - подосадовал я. - Завтра вас расстреляют. Или повесят.
- За что?
- За мат в строю.
Мы отправили телегу с участковым и задержанными на полянку, а с водителем поехали за Качком. Он, как объяснил мне Зайцев, жил неподалеку, в небольшом поселке, бывшем военном городке.
Жил, однако, неплохо. Отстроился, озаборился капитально- все красиво, добротно и надежно. На политые потом и слезами крестьянские денежки.
Остановились у резных, под крышей с двумя петушками, ворот. Посигналили.
Сперва из окна, а потом из филенчатой калитки выглянула молодая женщина в шортиках и маечке.
- Хозяин дома? - спросил я, не выходя из машины.
- Дома. Позвать или зайдете?
- Да чего заходить, мы на минутку, проездом.
- Как знаете. - Она повернулась и, равнодушно шлепая задниками домашних туфель, пошла в дом.
- А у нас наручников больше нет, - вспомнил водитель.
- Да хрен с ним, куда он денется.
- И то верно, - он выкинул в окно окурок. - Идет. Из-за стола вытащили, - с удовлетворением.
Качок - по кличке и внешности - вышел из калитки, не торопясь, дожевывая, подошел к нам. Без всякого удивления и беспокойства при виде милицейской машины.
- Здравствуйте, - сказал я с приветливой озабоченностью.- Не знаю, как вас величать...
- Казанцев, - он проглотил дожеванное. Протянул мне руку.
И я что же? Пожал ее в ответ.
- Рязанцев. - Открыл, перегнувшись, заднюю дверцу. - Сядьте на минутку, два слова - на улице неудобно.
Он понятливо кивнул, забрался в машину.
- Вы про полковника Сергеева слышали?
- Слышал, - сморщился, будто проглотил не лакомый кусок, а дохлую муху.
- Он ваших ребят сегодня взял. Надо выручать.
- Ты от Семеныча, что ли? Сам-то он где?
- На даче, блин. Поедем, что ли?
- Надо ехать. Переоденусь только.
- Оружие есть? Возьми на всякий случай. - Это я прямо сейчас придумал, чтобы потом не искать.
Он кивнул и потрусил к дому.
- Машка! - услышали мы, - одеваться!
- Уважают вас бандюки, - усмехнулся водитель, - слушаются.
- А то!
Вернулся Качок Казанцев, сел в машину.
- Едем прямо в Горотдел, - сообщил я планы. - Из моего кабинета звякнем Семенычу на дачу.
- Так, может, от меня позвоним, - он уже взялся за ручку дверцы.
- Тебя второй день слушают.
- Иди ты!
- Вообще Сергеев наворотил. Половину ваших уже пострелял и посажал, злорадно информировал я по дороге.
- Ничего, не долго ему пировать. Большие силы против него собираются. Сметут как муху, собственным дерьмом накормят. Против народа не попрешь.
- Какого народа? - не понял я.
- Нашего.
- А он, Сергеев, тоже ведь выступает, что он за народ. - Я засмеялся.
- Быдло - какой народ?
Белая кость, стало быть, аристократ духа. По фамилии Гамно, как Юлька заметила.
- Сейчас поворот на Лебяжий, - предупредил водитель.
- Добро, - я опять повернулся к Качку. - На секунду завернем, еще одного вашего взять нужно...
Когда добрались до поляны, когда Качок увидел группу ментов, телегу, набитую его побитой братвой, он еще ничего не понял.
По-моему, он даже ничего не понял и тогда, когда эксперт подошел к нашей машине и сказал:
- Товарищ Сергеев, мы закончили, можно ехать.
- Мы тоже, - сказал я. - Это тот самый Качок. Заберите у него оружие и принесите наручники. И покажите ему, что мой народ делает с его народом.
Кооператив "Справедливость"
Волгин был откровенно недоволен моим решением.
- Ты, Алексей Митрич, меня все время в тупик ставишь. Я никак твою логику ухватить не могу. Вроде как ваш рыжий Бакс ящерицу. Хвать, поймал ну радость! - пригляделся: в зубах что-то ненужное, вроде ее хвоста, а самое главное уже под камушек спряталось, хихикает оттуда.
- Красиво говоришь, парень, - позавидовал я. - Образно.
- Нет, серьезно. Парень троих изувечил, а ты его в свой отряд берешь. Объяснил бы.
Придется. Но в последний раз - дальше и впредь пусть сам думает.
Суть дела проста. Возвращается парень домой поздно вечером. Девушку любимую проводил, в подъезде с ней постоял. Настроение - весь мир люблю. Навстречу трое. Давние враги, подонки. Попался? Как бы не так! Парень подхватывает с земли кстати подвернувшийся арматурный прут - и в атаку. Двоих вырубил сразу - одного с правого плеча, другого с левого. В два прыжка догнал побежавшего третьего - центровой удар двумя руками железкой в темя. И этот рухнул. Что же тут не понять?
- Превышение пределов необходимой обороны.
- Вот! Вот тот самый ненужный хвостик, который у тебя в зубах. По-старому мыслишь, коллега. И суд такое же решение принял бы. А как же? Реальной угрозы не было, была только словесная - раз. Их было всего трое и без оружия, а он вооружен стальным прутом - два. Больше того - парень догн ал и обратившегося в бегство, это уж вообще никуда! Словом, действия его носили неадекватный реальной опасности характер. Это уже восемь.
На каждый счет Волгин кивал головой.
- Теперь давай взглянем на эту картинку с изнанки. Поздняя ночь. Пустынная улица. Парня встречают его должники, не случайно, заметь: поджидали. А до этого несколько раз предупредили: мол, денег не вернем. Значит, отловили кредитора с вполне определенной целью. Это раз! Оружия не было, правда, ни у кого из них. Если не считать оружием звание мастера спорта по боксу у одного, службу в спецназе у другого и судимость за убийство у третьего. Они его и без оружия, ногами забили бы очень быстро. Это два! Ну, а то, что парень бросился вдогон за третьим - молодец. Врага надо добивать, пока он не очухался и помощь не привел. Это восемь! Не убедил?
- Ну как сказать, - увильнул Волгин как ящерица от кота.- Начальству оно всегда виднее. Начальство - оно всегда повыше. Оно как-то...
- Вот именно. В моей практике был случай, когда осудили человека за тройное убийство. И я до сих пор считаю, что несправедливо.
- Это как?
- Это так. Поздней осенью на садовом участке задержался одинокий дачник, заночевал. А по участкам той порой бродили какие-то ханыги-алкаши. Взламывали двери, били окна, крали, гадили. Постучали к нему, мол, дай, мужик, выпить и закусить. Нет у меня, отвечает через дверь. Они с соседней дачи принесли топоры, стали рубить дверь. Со словесными угрозами. Потом окно выбили.
Дачник достал ружье. Раз сказал, два сказал...
Вломились. Пьяные до озверения. "Руби, блин, его, братва, жлоба, куркуля такого-то и такого-то!" Первый занес топор. Дачник выстрелил. На него бросился второй. Он и его уложил. Третьему мало показалось - и ему хватило.
Кто прав? Кто виноват? Вот именно. Считаю: переступил без разрешения порог чужого дома - все, ты вне закона. И хозяин вправе расправиться с тобой в соответствии со своими возможностями и вкусами...
- А дачник? - напомнил Волгин.
- Закатали дачника. Главный довод суда: совершил умышленные действия, явно не соответствующие степени угрожающей ему опасности. У них-то топоры, а у него - огнестрельное оружие. Да еще прокурор отмочил: он должен был воздействовать на них психологически.
- Это как? - Волгин глаза выпучил.
- "Стой - стреляю! Стою - стреляю!" Я этому честному дураку на допросе советовал: давай запишем в протоколе, что ты делал предупредительные выстрелы. Не могу, отвечает, это нечестно. Да разве можно с подонками быть честным? Не стоят они того. Сосед мой, старикан-пенсионер, тоже за честность срок оторвал.
- Это как? - других слов опять не нашел.
- Всю жизнь о дачке мечтал. Под старость кое-что скопил, получил участок, домишко бедненький, по средствам, соорудил. Но аккуратный, с любовью. Стал было наслаждаться прелестями дачной жизни. Да повадились к нему зимой какие-то сволочи из местных. Заберутся в дом, изгадят все, поломают, что не ломается - с собой унесут. Старику и морально тяжело, и убыток по его доходам серьезный, поди-ка восстанови утерянное.
Шесть лет эта история длилась. Как-то соседи ему посоветовали: задобрить хулиганов надо, оставь им бутылку водки. Послушался.
Они в благодарность чуть ли весь дом ему не разнесли и записку оставили - плохая, дед, у тебя водка, дешевая, чуть не отравились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51