Вот за это преступление они и ответят.
Он улыбнулся, не дурак ведь. Хоть и подлец.
- По вашей методе, полковник, придется пересажать полстраны.
- Ну это вы преувеличиваете, я имею в виду количество. А сам принцип конечно. Надо - пересажаем.
- Знаете, ваша борьба носит отчетливые политические признаки.
- Конечно. Ведь в той или иной степени политика и экономика являются главными факторами, определяющими уровень и структуру преступности в государстве. А если вы имеете в виду политическое воспитание моих людей, то это тоже входит необходимым звеном в мою программу - ведь при безразличии к положению в стране никто не сможет грамотно и самоотверженно исполнять свой служебный долг. Особенно это касается милиции. Тем более что, по убеждению умных людей, именно милиция является проводником идей власти.
- Но, простите, у нас есть Конституция, президент, законы. А вы, игнорируя все эти государственные правовые институты, устанавливаете свои законы.
- Да как же не устанавливать свои, коли существующие так плохи? Да и те не исполняются.
- Скажите, полковник, вот о чем. В своих законах вы ставите во главу угла жестокость. Но ведь вся история человечества говорит о том, что жестокость возмездия не останавливает злоумышленника. Даже больше - она порождает жестокость ответную.
- Каждому история говорит то, что он хочет от нее услышать. Мне вот она говорит совсем о другом. Разгул преступности останавливали именно неотвратимость возмездия, его быст рота и адекватная жестокость.
- Мы строим правовое государство...
- Вы уже построили. Криминальное. Такого беспредела не знала еще история. И я не желаю этого больше терпеть.
- Но ведь преступники тоже люди.
- Я так не считаю. Люди - в моем представлении - не крадут, не насилуют, не обижают оскорблениями слабых, не убивают. А те, кто это делают, не имеют права на существование. Среди нормальных людей, по крайней мере.
- Это страшно - то, что вы говорите. Гуманизм...
- Сначала мы уберем всю эту шваль и мерзость, а потом будем гуманистами и пацифистами. Мои специалисты провели анонимный опрос заключенных. Девяносто девять процентов рецидивистов назвали мягкость наказания за содеянное и безнаказанность основной причиной преступности.
- Ой, да знаем мы с вами эти опросы...
- Ну уж нет. Вы этими опросами холуйствуете, фабрикуете ответы в угоду хозяевам, а нам нужны голые и верные факты для дела. Все, ваше время истекло.
- Еще один вопрос. По применению смертной казни. Вы, кажется, значительно его расширили?
- Да, практически за все виды умышленного убийства - высшая мера наказания. Тем более - за совершение убийства из корыстных и хулиганских побуждений.
- А судебная ошибка? Ошибка следователей? Вы это исключаете?
- Исключаю.
- Это почему же такая уверенность?
- Потому что. За каждую профессиональную ошибку при исполнении служебных обязанностей - расплата по принципу: что другому сделал, то сам и получи.
- Но какие-то исключения все-таки есть?
- Есть: праведная месть.
- Это как же понимать?
- А что, вам никогда в жизни не хотелось уложить негодяя, который этого заслуживает?
- Никогда. И никогда не захочется.
- Вы счастливо живете. - Я встал. - Все, прощайте, жду ваши материалы. И помните мои угрозы. Я всегда делаю то, что обещаю.
Он собрал свое имущество, уложил в сумку, направился к дверям. А я сказал ему в спину:
- Бойтесь разбойников на большой дороге.
Он обернулся и вопросительно взглянул на меня.
- За мостом зона моего влияния оканчивается. Там другие законы волчьи.
- Я не боюсь, - он откинул полу куртки, - у меня хороший газовик. Немецкий, девятимиллиметровый.
- А патроны? Нервно-паралитические?
- Зачем? Обычные - "Си-Эс".
- Ну, ну, - я усмехнулся. - Грозное оружие. А ведь с вами девушка.
- Коллега. Я сумею ее защитить.
- Вы счастливо живете, - пришлось повториться.
Я позвал Ляльку и попросил ее оформить все необходимое для выезда журналистов.
И спросил ее:
- Ты ничего не забыла?
- Вот еще!
- Прохор Ильич пожаловали, - ядовито доложила Лялька.
Хорошо еще не добавила: с супругой.
Для активно влюбленного выглядел Прошка неплохо, бородка стала побольше, а лысина, кажется, поменьше. И румянец на щеках играл - там, где бороды не было. И глазки блестели по-молодому.
- Вот, - он вытащил из папки бумаги, - я тут поработал. Тебе полезно будет ознакомиться.
- Когда же ты успел? - восхитился я. - Или уже развелся?
- Ты невыносим. - Он полистал свой довольно-таки объемистый труд. Посмотри внимательно на досуге.
- А что это?
- Это выписки из Правды Русской. Законы Ярославовы. Наш первый российский уголовный и гражданский кодекс. Здесь много полезного и очень многое перекликается с твоими принципами. Мне думается, на это вполне можно опереться при формировании нового УК им. Сергеева. - Он стал раскладывать бумаги стопочками. - Я их по статьям сформировал.
- Интересно, - согласился я. - Уроки истории.
- Очень интересно. Смотри, как мудро, четко и кратко определен главный принцип этого древнейшего законодательства: личная безопасность и неотъемлемость собственности.
Действительно - краше не скажешь.
Прохор придвинул мне три листа под одной скрепкой:
- Здесь все, что касается умышленного убийства. Обрати внимание: "...кто убьет человека, тому родственники убитого мстят за смерть смертию".
Неслабо, согласен. Праведная месть хоть в какой-то степени может смягчить боль утраты близкого.
- Вот это, - продолжал Прохор, - раздел, ну, скажем по-нынешнему, профилактики. Тоже просто и ясно: "...кто погрозит мечом, с того взять гривну пени". Кстати, немалая денежка по тем временам. И здесь же необходимая оборона: "...кто вынул меч для обороны, тот не подвергается никакому взысканию, ежели и ранит своего противника".
Нельзя не согласиться. И никакой путаницы на пользу преступнику о превышении пределов необходимой обороны.
- Дальше смотри, Леша. Неприкосновенность имущества, жилища. "Всякой имеет право убить ночного татя на воровстве".
Здраво. А попробуй-ка какой мирный наш гражданин, застав у себя дома вора или грабителя, убить его на месте. Не убьет ни за что. Потому что знает: не то что по судам затаскают - засудят. Непременно. А я вот глубоко убежден: знай квартирный вор, забравшийся в чужой дом, что его тут же, на месте - и главное - безнаказанно убьют сковородкой, - ни за что в этот дом не сунется. И в любой другой - тоже.
- Вот особо интересно. "Тать коневый (конокрад, по-нашему, или угонщик автотранспорта) выдается головою Князю и теряет все права гражданские, вольность и собственность". Более того: "... кто, не спросив у хозяина, сядет на чужого коня, тот платит в наказание 3 гривны". А это, Алеша, по той поре, полная цена лошади. И заметь еще: древние скандинавские законы вообще осуждали на смерть всякого, кто уведет чужую лошадь.
Отлично! Вот оно - решение проблемы угона автотранспорта. Сколько же нам еще с ней маяться? А то взяли угонщика в чужой машине - доказывайте, что угон совершен с целью хищения. "Что ты, начальник, устал, в натуре, до дома, блин, хотел добраться, девушку любимую прокатить - своей-то тачки нет, войди в положение, или ты молодым не был?"
А я-то все ломал голову - каким должно быть здесь справедливое наказание. Чтобы впредь от чужой тачки, как от пьяной собаки шарахался. Оказывается, эту проблему задолго до меня уже наши предки решили.
Угнал? Нет, дяденька, покататься взял. Покатался? Плати владельцу полную стоимость его тачки. Угнал с целью хищения- лишаешься всех прав и всякой собственности.
Прохор еще больше зарумянился от моих похвал. Но держался подозрительно скромно.
- И самое, на мой взгляд, главное, Леша. "Ежели обличаются в воровстве холопы Княжеские и Боярские, то они платят за ущерб истцу вдвое".
Блестяще, очень современно. Так и надо: всех госчиновников по такой таксе оценивать. Хлебнут лиха. Вдвое.
- Спасибо, Проша. Я вечером подробно ознакомлюсь и передам в группу УК, пусть подумают, что и как использовать. А ты глянь пока, что задержанный вражеский корреспондент настрочил. Мне понравилось. Честно, во всяком случае.
- Не обольщайся, - сказал Прохор, прочитав материал. - Просто он сообразил, что наш процесс может по всей стране пойти, и тогда ему тоже отвечать придется.
Прохор собрал бумаги в стопу, подровнял, сдвинул на угол стола. Замялся.
- Знаешь, у меня к тебе просьба. Личная.
- Слушаю тебя.
- Нужно все-таки трудоустроить Наташу... Николаевну. Женщина осознала свое падение, встала на путь исправления. Нужно помочь ей, поддержать.
Я пожал плечами.
- Куда же мы ее устроим? На завод она сама не пойдет. Воспитательницей в детсад я ее не пущу. Возьми к себе, секретаршей. Мне она не нужна.
- Понимаешь, это не совсем удобно. В городе ее знают. Знают и о наших отношениях...
Я разозлился.
- И рыбку съесть, и... все остальное? Вот что, дорогой мой, давай-ка решай свои проблемы сам. Ты, значит, решил спасти падшую женщину, вернуть ее на путь добродетели, а мы должны оплачивать твои эксперименты?
- Ты невыносим, - застонал Прохор.
- А ты - однообразен. В своих ярлыках. Поступай, как знаешь. Но имей в виду, я не доверяю этой... Наташе Николаевне. У меня есть для этого основания. Смотри, дорогой князь Нехлюдов, как бы тебе не пришлось, верному любовнику, пойти за нею следом в Сибирь, на каторгу.
- Ты...
- ...Невыносим, знаю. Уже пять раз за последние дни.
- Но ведь ты же нянчишься с Юлькой Испанкой. - Упрек нул.
- Юлька - жертва. Наталья - преступница.
- Тогда сажай и меня вместе с ней, - едва не заламывал руки, в тоске и тревоге.
- Надо будет - посажу. Но в разные камеры, не надейся. И давай договоримся еще раз: каждый из нас занимается своим делом. Я - приказываю, ты - исполняешь. Кругом, шагом марш!
Лялька, похоже, специально зашла не сразу после ухода Прохора. Чтобы я не застрелил его прямо в кабинете. Оказывается- и откуда она все знает? - материалы Прохора перепечатывала Наталья. Додумался, козел!
Что ж, расстрелять его я всегда успею, не велик труд. А за эту доверчивость (или глупость), может, и награжу...
Вот и долгожданный вечер. Ужин в полном составе гарнизона Замка.
Лялька встретила княгиню в воротах и повела по зданию, похвалиться.
Княгине было интересно. Но удивить ее трудно.
- У моего первого мужа... Или второго, не помню... Тоже был такой же миленький замок в Нормандии. Только побольше и постарше. И из настоящих камней. Он стоял на берегу сурового моря. И муж показал мне место, куда ступала тысячу лет назад нога настоящего викинга.
- Ну и как? - Лялька умела подыгрывать.
- Ничего особенного, - княгиня пожала плечами. - Камень как камень.
Попутно Лялька представляла гостье обитателей Замка. Им тоже было интересно. Живых дворян никто из них не видел. А те, которых показывали по телевизору, особого доверия не вызывали.
- Подумаешь, - сказала Юлька, - сейчас все в дворяне полезли. Морда у него как у пьяного кучера, фамилия Гамно, а он, оказывается, благородного происхождения. Гордится, что его предки на конюшне людей пороли.
- Согласна с вами, милочка. Сейчас смутное время, всякая шваль со дна поднялась... Ей тоже хочется чем-нибудь погордиться. Пока опять на дно не уляжется. - Она положила руку в перчатке Юльке на плечо. - Что ж, когда надо было, то и пороли, пьяниц и воришек. Но еще - служили Верой и Правдой Отечеству, сочиняли прекрасные стихи, писали божественную музыку. Аристократизм, милочка, это не только маленькие руки в белых перчатках. Это прежде всего состояние души, образ мыслей и глубина чувств, это внутренняя культура, заложенная далекими предками...
- Ужинать пора, - с глубокой внутренней культурой прервала Лялька княгиню - к Юльке, видать, взревновала, заметила, как та заслушалась. Пожалуйте в залу.
За столом княгиня выбрала место рядом с Майором.
- Обожаю офицеров, - пояснила она, - это моя вторая маленькая слабость. - Первая, как я понял, коньяк и шампанское. - Один мой муж был офицером. И все мои любовники тоже.
Наш Майор был отважным - стал еще и бравым. Так ухаживал за столом за своей дамой, такими одаривал ее комплиментами - разве что шпорами под столом не звенел. За отсутствием таковых.
Впрочем, подумалось мне, завтра отроем клад и в нем наверняка найдется пара серебряных парадных шпор и гусарская сабля. Не миновать Майору принять их в дар. Как очередному объекту "второй маленькой слабости".
Разговоры за ужином вначале, как всегда, вспыхивали то в одном конце стола, то в другом, но постепенно общим вниманием завладели княгиня и Лялька.
Они умело разыгрывали светскую партию. Артистически дурачились.
Ну что с них взять - старый да малый резвятся.
Лялька взяла на себя роль простодушной хозяйки, которая дальше Малаховки боялась высунуть нос, а княгиня была гостья, прибывшая из очередного далека.
- Отведайте, сударыня, вот этот салатик, - ворковала Лялька, передавая Майору салатницу. - Секрет его вывезен из Дрездена.
- Отменно, киска, отменно, - хвалила салатик захмелевшая княгиня. Сразу видно - из Дрездена, не спутаешь. Из него ведь много всего вывезено. Всякая старина. Всякие памятники. Всякие люди. Все вывезли. Одна галерея и осталась. Скучный город, ужасно скучный. Ничего в нем нет. Одна галерея, галерея, галерея...
- Вы ее посетили, конечно?
- Конечно, нет. Я ее так и не нашла. Спросить-то некого.
И эта дама вписалась в коллектив. Преклонная возрастом, но юная душой хулиганка. Она даже на танцы осталась. И внесла в них свой старорусский колорит. Сперва Майора, а потом всех начала обучать мазуркам, кадрилям, полонезам.
К полуночи в Рыцарском зале царило бесшабашное веселье розлива конца девятнадцатого - начала двадцатого века, казалось, вся моя гвардия напрочь забыла, что она на войне.
Вот и славно.
Распоряжалась княгиня. Под сводами Замка вольно порхали и кружили красивые французские слова, на которые все время сбивалась княгиня и которые, как ни странно, быстро приняла и освоила наша способная к борьбе с врагом и к танцам с друзьями молодежь: "Месье, ангаже во дам! Мадам авансе! Мадам- рекуле! Кавалье - соло! Мадам, месье - гран рон!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51