Як каменюка холодное.
Вот тут ты не прав. Я - разный по сердцу. Могу, например, простить человека, укравшего кусок хлеба от голода. Но никогда не прощу людям, которые заставили его это сделать.
Пилипюк выдернул из толпы разгневанных женщин (мужики мараться не стали) помятое и побитое трио, усадил на ступени. И, по-моему, все-таки добавил. Кажется, Директору. Потому что тот со ступеньки опять упал.
- Граждане, - сказал я. - Сейчас вы получите деньги. За два месяца. В ближайшие дни мы продадим автомашины - это еще месяца на три. С сегодняшнего дня выбирайте себе дирекцию - только не ошибитесь на этот раз - и оформляйтесь на работу. Условия вам известны. Завтра приступайте к демонтажу оборудования и выделите людей для подготовки цехов в Зоне. Транспорт и людей для перевозки станков мы обеспечим. Но имейте в виду - я объявил войну, поэтому - работать как в военное время. Через две недели чтобы пошла продукция. Со знаком качества. Номенклатура ее разработана и согласована с потребителем. Так что крепите, друзья, союз серпа и молота.
Кстати, - спохватился я. - Сухой закон я не вводил. Выпивку разрешаю. Пьянку - нет. Появление в общественных местах в виде, оскорбляющем человеческое достоинство, будет сурово караться. По понедельникам - перед работой - алкогольный контроль. По результатам его - включается система штрафов. Это для начала.
Оставив на Заводе свою охрану, мы вернулись в Горотдел, и я сказал Волгину:
- На квартиры и дачи Директора, Главбуха и профлидера- с обыском. Имущество описать, деньги конфисковать.
- У Директора дача в Заречье.
- Вот и хорошо. Пусть помнят, кто здесь теперь хозяин.
Узкая, неприметная дорога среди деревьев. Рубленый дом - сказочный терем, за тыном из заостренных бревен. На двух углах - сторожевые и боевые башни с шатрами из побелевшего теса. За теремом - небольшое, но непроходимое болото. Ворота кованы железом. За ними еще одни - подъемная решетка из могучего бруса. Крепость. А по назначению - охотничий домик Губернатора.
В крепости, не считая гарнизона, трое: сам Губернатор, бывший начальник Горотдела Иван Семеныч Козлов и бывший вор, а ныне крупный авторитет Ваня Заика. И таинственный посланец.
- Ну что там? - спрашивал Ваня посланца.
Надо заметить, что кликуху свою Ваня получил метко. В обыденной речи он говорил гладко. Заикался только на допросах.
- Беспредел, - посланец хлебал чай с коньяком. - Даже Городничего взял. Грозится в расход пустить.
"Псих? - подумал Ваня. - Или за ним что-то стоит?"
А вот что за Серым стоит, Ване никогда не понять.
- Как братва, держится?
- Отсрочку взяли. Говорят - дело очень серьезное, надо взвесить, прикинуть. Свои, мол, условия двинуть.
- Молодцы. А Сергеев? Принял отсрочку?
- Принял...
- Что замолчал? Говори.
- Не знаю, Ваня, что сказать. Не прост Сергеев... Что-то такое мутится в Заречье...
- Да ты толком сказать попробуй, не можешь?
- Слушок, Ваня, ходит, что кое-кто из братанов наших вяжется с ним.
- С Сергеевым? - Ваня привстал, словно к прыжку готовый.
- Не хочу ребят обижать. Замажешь других - сам потом не отмоешься. Слушок, запашок идет... Вроде Арнольд к нему ездил...
- У него что, пропуск в Слободу, - буркнул со злобой Семеныч, Сергеевым подписанный?
Да, эта отсрочка другой цвет получает. Черной измены. На раскол Сергеев пошел, стравить ребят хочет...
- Как его достать?
- Не подступишься.
- Так не бывает, - буркнул Семеныч.
Губернатор ничего не сказал, он пил. Похоже, он вообще не понимал, что происходит. Да на него никто и не обращал внимания, толку все равно никакого. Не мешает - и ладно.
- Думай, Семеныч, ты умеешь, - попросил Ваня.
- Снаружи он прикрыт. Надо изнутри искать. Человека с проблемой. Которую Сергеев решить не может. А мы можем.
У Вани заблестели глаза:
- Семеныч, ты ведь такого человека вспомнил, да?
Семеныч ухнул, как филин в ночи.
- Вспомнил... Я его никогда не забуду. Девятый год квартиру просит. Двое детей. Жить негде, угол снимает. Теща - стерва. Что можешь предложить?
- Домик в Заречье. Небольшой, но ему хватит. Кое-что из обстановки кину. Ну, холодильник там, видачок попроще.
- Лады, - хлопнул Семеныч по столу тяжелой ладонью. - У тебя какой-нибудь отморозок в гвардии есть? Чтоб не жалко было.
- Мне никого не жалко, - равнодушно признался Ваня. Но все-таки уточнил: - Для такого дела.
- А ты вот что, - Семеныч повернулся быковато к посланцу. - Ты этого опера знаешь. Как он в Заречье засветится, прощупай его легонько. Но, - он поднял палец-сардельку, - в общем с ним говори. О возможном сотрудничестве. О Сергееве не сразу. Только когда на посулы клюнет.
- Понял. А если на пряник не бросится, плеть покажу. Детишкам его.
- Не вздумай, - взревел Семеныч. - Ты об этом забудь навсегда! И во сне чтоб не снилось. Озвереют менты. Ногами затопчут. Голыми зубами порвут.
- Торопиться надо, - задумчиво сказал Ваня. - Сергеев колесо уже приостановил. Если в свою сторону раскрутит - все, не остановишь, обороты наберет - хана нам всем.
Он что, колесо истории имел в виду? Ее уроки, стало быть?
Надо сказать, что Сергеев не бросил события в Заречье на самотек. Там постоянно работали его агенты в самом невинном облике - то плотник, нужда в котором постоянна, то автомеханик, то водопроводчик - ведь Заречье было полностью отрезано от сферы бытовых услуг. А без них и крутым круто приходится.
Более того, внимательный взгляд мог заметить (и замечал порой) некоторые частные случаи.
Вот такой, к примеру.
Поутру, после приятного завтрака, но в понятном унынии, прогуливался по своей улице небезызвестный Арнольд Захарович, куратор блядский городской сети.
Невесть откуда взявшийся обычный "жигуленок" с сильно тонированными стеклами притормозил рядом, будто водитель дорогу спросить хотел.
Приоткрылись обе правые дверцы, и кто-то шепнул Арнольду из салона:
- Мужик, глянь налево.
Арнольд машинально послушался.
- Теперь направо.
И направо взглянул.
Со стороны казалось: воровато осмотрелся Захарыч и шмыгнул в чужую машину (сильные руки вдернули его в салон). Машина, покрутив проулками, беспрепятственно через блокированный мост нырнула в Слободу и там исчезла.
- Здравствуйте, Арнольд Захарович, - поднялся навстречу полковник Сергеев в своем кабинете. - Извините, что побеспокоил вас, но у меня к вам небольшая просьба.
Надулся Арнольд, изменником не был, на сепаратный мир не пойдет и под пыткой - вот каков!
Сперва-то надулся, а потом растерялся. Потому что подвел его Сергеев к портрету старинной дамы, во многих местах пробитому пулями, и спросил:
- Вы случайно не знаете, чьей кисти эта работа?
Арнольд изумленно отстранился.
- Жаль, - задумчиво произнес Сергеев. - Хотелось бы знать. Ну что ж, извините. Если вспомните, звякните мне, пожалуйста. Не сочтите за труд.
И таким же тайком вернули Арнольда на то же место, откуда взяли.
Однако уже обратным путем изумление Арнольда сменилось страхом: а что, если придется братве отвечать, зачем он говорил с Сергеевым? Что, так и сказать, мол, милейший человек полковник, консультировался у меня по вопросам средневековой живописи и русской портретной школы XIX века? За такой ответ сразу язык и уши отрежут. А чуть позже - и голову.
И первое, что сделал Арнольд, очутившись на своей улице,- огляделся воровато по сторонам. А второе - когда оказался дома - бросил визитку Сергеева (со щитом и мечом в уголке) в жаркое пламя камина. Который топился у него даже по летнему времени, так как стареющие кости развратника не могли согреть даже самые горячие мастерицы его половой индустрии...
Многих значительных обитателей Заречья перетаскала загадочная машина в Замок под какими-то дикими или смешными предлогами. Но никто из них Совету четырех, конечно, об этом не доложил. Кроме одного - придурка Тарасика, тот впопыхах прибежал поделиться своей бедой с Гошей Заречным, принявшим бразды из мертвых рук Чачи.
Так и сказал с порога:
- Гоша, беда за мной. К Сергееву сегодня возили, тайком.
- Как возили? - насторожился Гоша.
- Как всегда возят - рванули в тачку и вперед, с песнями.
- Дальше.
- А вот ничего дальше. В том и дело. Клянусь мамой, Гоша.
- Ты говори, говори.
- Привели к Сергееву. Тот осмотрел со всех сторон, говорит своим: "Ведите". Повели в подвал, думаю - все, на расстрел. А там бассейн значит, утопят. "Раздевайся" - понял, пытать будут. "Иди в душ" - вымылся, чистым на тот свет отправят. "Плавать умеешь? Плыви", - и в бассейн столкнули. Поплавал. "Одевайся". Обратно к Сергееву привели. Тот рюмку налил. Я выпил, все равно уж. "Хорошо?" - спрашивает. А я разве знаю? - еще не кончилось. "Ну иди, говорит, с богом", - и отпустил.
- Ты кому заливаешь, падаль?
- Гоша, мамой клянусь, все так было!
- "Ну иди с богом".
Тарасика похоронили (в Заречье свое кладбище было, престижное, для преждевременных) без особого шика, без клятв над гробом, без салюта над могилой.
А душок недоверия пошел. Особенно когда еще одного Гоша убрал - тот вообще оборзел. При всех стал божиться, что Сергеев его пригласил, чтобы помочь стол в кабинете передвинуть. Поближе к окну.
Пельмень на вид нерушимый был. А раскололся враз. Даже не раскололся - расплылся, вонючей лужей. Всю свою бригаду сдал, своей рукой адреса написал и клички. И что за кем числится не утаил.
Проживали они все здесь, в Слободе, поближе, так сказать, к месту основной деятельности.
Взяли их враз, жестко, бока от души намяли, в отделение доставили.
Волгин предварительный допрос с них снял, с показаниями Пельменя сопоставил - картина получилась ясная.
- Вот ты, ты и ты - завтра в суд, вам вышка светит. Остальные - в Зону, под командой бригадира Пельменя (Пельмень в давнее время плотником по селам шабашил). Будете быстро и хорошо строить больницу.
- А потом?
- А потом на Завод пойдете. Там же. Ковать орала. На весь срок. Скорее всего, пожизненный.
Наконец очередь до Прохора дошла. Он в эти дни формировал общественное мнение. Принес мне газеты, листовки, текстовки для радио.
- Завтра, в бывшем Доме культуры, - обрадовал, - ваша встреча с активом. Вы должны изложить свою позицию и привлечь на свою сторону представителей общественности. Подготовить вам тезисы?
- Не надо. "Ура!" и "Долой!" я и сам умею.
- Алексей Дмитриевич, Волгин говорит. Труп на нашей территории. Нехороший.
- Где именно?
- В лесопарке. Группа уже выехала. Вы поедете?
- Да, заезжайте за мной.
Когда мы, оставив машину на аллее, добрались до места, работа уже шла вовсю.
Светило солнце. Чирикали на ветках воробьи. Где-то неподалеку слышались радостные детские визги.
Эксперт делал снимки. Следователь писал протокол осмотра места происшествия. Преступления, стало быть. Поодаль стоял, нагнувшись, мужчина с собакой. Его рвало. Собака нервно дрожала, щетинила на загривке шерсть.
В неглубокой ямке, среди сломанных, еще свежих веток, лежал обнаженный окровавленный труп молодой женщины. Без головы. Со вспоротым животом.
Подошел оперативник, указал на мужчину с собакой:
- Вот он обнаружил труп.
Я направился к нему. Собака зарычала, натянула поводок. Мужчина вытер платком губы, обмотал поводок вокруг ствола березки.
- Просвирин моя фамилия. Вон там живу. Собака забеспокоилась, стала скулить, рваться. Я ее отпустил, она сразу в сторону. Там куча ветвей, давай облаивать. Я подошел, любопытно ведь. Ничего такого не думал. Вот так вот ветки в охапку взял, чтобы в сторону отложить, - ничего из-за них не вижу - бросил, и меня прямо по глазам ударило. - Он тяжело задышал. Извините... Пацана какого-то вдалеке разглядел, за милицией его послал. А сам здесь...
- Когда гуляли, никого рядом не видели?
- Нет, тут место глухое - потому сюда и хожу с Рексом. Утром мы здесь были - ничего такого...
Оперативник принес мне сумку.
- Рядом с трупом обнаружили.
- Так и была закрыта?
- Конечно. Ремешок только порван.
Это я вижу.
В сумке - документы: паспорт на имя Веселовской Анны Игнатьевны, водительское удостоверение, техпаспорт. Фотография молодого человека в морской форме, на обороте надпись: "Анютке от Васютки. Не забывай того, кто в море". Косметичка. Любовный роман в яркой обложке. Кошелек - с приличной суммой. Ключи, видимо, от квартиры.
А вот ключей от машины не было.
Оперативники, концентрическими кругами расходясь от места преступления, сделали еще одну находку - мужскую расческу.
- Что у вас? - спросил я медэксперта, тянувшего с рук резиновые перчатки.
- Предварительно: смерть потерпевшей наступила около двенадцати дня. Изнасилована. Вероятно, при жизни. - Помолчал. - А возможно, еще и после смерти. Вырезана печень. Отчленена голова.
- Ваше мнение?
- Похоже на ритуальное убийство. Он ведь голову ей живой резал. Сначала - по горлу, а потом дорезал. - Подумал. - Но возможно - и маньяк. Убивал здесь - яма крови полна, еще не вся впиталась.
- Подобные случаи зарегистрированы?
- Мне, во всяком случае, об этом не известно.
Приехал проводник с собакой. Привязанный к дереву Рекс опять ощетинился и зарычал - замечание сделал за опоздание. Мангал презрительно не обратил на него ни малейшего внимания - молчи, бездельник, я на работе, - деловито обнюхал расческу и сразу же взял след. Проводник на конце длинного поводка замелькал пятками меж деревьев. Даже фуражку обронил.
Догнали мы эту парочку только на границе парка. Мангал крутился на месте, обиженно скулил. Оперативник отдал кинологу фуражку.
Здесь проходила асфальтированная дорожка. Следов протектора на ней не было. Но были два пятна на асфальте.
Эксперт наклонился над ними.
- Масло, - уверенно сказал он. - Моторное и трансмиссионное.
Вместе со следователем они нанесли на схему расположение пятен, соскребли их в пакетики.
Вернулись к трупу.
Рекс затявкал. Мангал демонстративно поднял лапу. Вообще, своим поведением они были очень похожи на людей. Один кобель - на гражданина, возмущающегося нерасторопностью милиции. Другой - на спокойного работягу-мента.
- Что думаешь, начальник? - спросил я Волгина на обратном пути.
- На ограбление не похоже. Даже деньги не взял.
- Но уехал на ее машине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51