- спросил Танкред,
не отводя от нее внимательных глаз, - Что происходило вчера, когда мы ушли?
- Ничего особенного... Вы ушли... Я чувствовала себя преступницей...
Конечно, с его точки зрения, я совершила преступление, показав вам его
чердак. Знаете, как он меня наказал? Он молча заперся в библиотеке! И все! И
не сказал мне с тех пор ни слова! Я - пустое место! И я сидела в этом
мрачном, холодном доме, в чужом доме, понимаете? Там каждая вещь меня
ненавидит... Я думала, я с ума сойду, мне было так плохо, так страшно... Но
я боялась выйти, уйти из дома, я боялась, что он еще больше рассердится. Я
знаю, он не любит, когда я ухожу. Он, правда, никогда ни словечком об этом
не обмолвился, но я знаю. Я сижу там как взаперти - при открытых дверях, как
в тюрьме! Как в могиле! Он меня не любит, Но держит... ах, как крепко он
меня держит! И сегодня опять пришел этот ужасный Рейн, и они пошли вместе с
ним в подвал. И я поняла: или я сейчас убегу, или сойду с ума... И я
убежала... Но я побоялась пойти к Карстену: он такой милый, но он про меня
не все знает... И вот, пришла к вам...
- И правильно сделала, - поспешила успокоить ее Эбба. - Этот Пале тебе не
пара. Надо подумать, что можно сделать. Мы постараемся тебе помочь.
В глазах Лиззи блестели слезы. Еще немного - и она бы расплакалась.
Моника налила ей коньяку, и мы заставили ее выпить, а потом стали обсуждать
возможности ее устройства в Осло. Вроде бы, Лиззи понемногу приходила в
себя. Она дышала ровнее, и глазки просохли. Наконец она с решимостью в
голосе произнесла:
- Я все-таки пойду к Карстену. Мне надо все же с ним поговорить...
С легкой улыбкой она встала и пошла за своим плащом. Арне пошел за ней.
Одевшись, Лиззи вернулась в гостиную и сказала:
- Огромное вам спасибо! Мне очень совестно, что я вас дергаю со своими
проблемами, но я очень, очень вам благодарна! Я пойду! До свидания!
И в этот миг в дверь постучали - три раза, отрывисто и решительно. Лиззи
переменилась в лице.
- Это он! - прошептала она. - Не говорите ему, что я здесь! Выпустите
меня через заднюю дверь...
- Успокойся, Лиззи! - сказал я. - Это, наверное, наш Карстен! Он часто
заходит в это время... Подожди, я открою.
Я пошел в прихожую и отворил дверь. И испытал небольшой шок: там стоял
Пале. На нем был старый черный плащ и широкополая шляпа. Он улыбался хорошо
знакомой мне улыбкой древней статуи, а со шляпы стекала вода.
- Моя жена здесь, не правда ли? Я могу войти. Вторая фраза уже не была
вопросом, нет, она прозвучала как утверждение, и я автоматически сделал шаг
в сторону, впуская его в дом. Я был захвачен врасплох и не нашел никакого
предлога, чтобы его задержать. Быстрым решительным шагом он направился прямо
в гостиную и, коротко поздоровавшись, встал перед Лиззи. Уверенно и
спокойно, почти ласково, как разговаривают с детьми, он сказал:
- Будет лучше всего, дорогая, если ты сейчас пойдешь со мной домой.
Он поймал ее взгляд, и лицо ее окаменело. Она уставилась на него пустыми
глазами. Мне вспомнился японский рисунок пером - когда я был маленьким, я не
мог его видеть без слез: там был нарисован воробышек, застывший перед змеей.
- Да, да, я иду... - пробормотала она без всякого выражения и протянула
ему руку.
Пале взял ее послушную ладошку и сунул себе под руку, и Лиззи последовала
за ним, опустив голову, как хорошая девочка, которая провинилась, но готова
на все, чтобы загладить свою вину и избежать наказания. Эта кошмарная сцена
повергла нас в самый настоящий столбняк. Мы застыли на месте и глядели на
происходящее, как будто тихий решительный голос Пале изначально пресекал
всякие возражения, и только Эбба сделала попытку протестовать. Она выступила
вперед и, подняв руку, начала:
- Но, господин Пале!..
Пале обернулся и твердым тоном прервал ее:
- Вы должны извинить нас за эту сцену. Моя жена не совсем здорова. У нее
жар. Я запретил ей выходить на улицу в такой дождь, я не хочу, чтобы она
получила воспаление легких. К счастью, я ее быстро нашел. Будьте здоровы!
Надеюсь вас всех скоро увидеть. Пойдем, Лиззи.
И дверь за ними захлопнулась.
Эбба была потрясена.
- Нет, это переходит всякие границы! Это неслыханно... Он, наверное,
профессиональный гипнотизер. Что с нами? Не могу понять.. Лично я никогда не
терялась настолько, что...
- У этого человека особый дар: он умеет производить на людей такое
впечатление, что они сами себе кажутся сопливыми детьми, - согласился с ней
Танкред, - Словно учитель в первом классе...
- Ужасно жалко Лиззи, - вздохнула Эбба, - она живет, как в аду... Это же
настоящий деспот! Она говорит, он не груб! Еще бы! Зачем ему грубость? Есть
и другие способы унизить... уничтожить человека... Калигула, переодетый
Христом!
Арне тем временем налил себе коньяку и, понемногу попивая, заметил:
- А мне, честно говоря, кажется, что Пале совершенно нормальный... Может
быть, у него несколько патриархальные взгляды и интересы довольно
эксцентричные, но он большая умница. А вот Лиззи, по-моему, наоборот -
обыкновенная курица. К тому же истеричка. И уж не знаю, нет ли у нее мании
преследования и всяких там навязчивых идей...
- Да ведь всякий нормальный человек в ее положении станет психом! -
Возмущенно воскликнула Моника. - Как же можно так говорить!
Мы еще с полчаса спорили на эту тему, пока вдруг Эбба не стукнула себя
кулачком по ладони и не заявила самым категоричным тоном: /
- Все! Хватит! Я пойду туда и поговорю с этим типом. Я должна высказать
ему все, что я думаю по этому породу. Раз уж Лиззи не в силах самостоятельно
выпутаться из этой гнусности, ей надо помочь. Я пойду и заберу ее из этого
дома. Пусть даже мне придется позвать полицию или целую пожарную команду, я
этого так не оставлю.
Она направилась в прихожую и стала натягивать резиновые сапоги. Арне
пошел за ней.
- Эбба, золотая моя, послушай! Разумеется, это весьма похвально бросаться
на помощь угнетенным... "сестрам младшим". Дискриминируемым. Но, радость
моя, ты не находишь, что, действуя подобным образом, ты начинаешь грубо -
да, грубо! - вмешиваться в чужую частную жизнь?
- Нет, я пойду! - упрямо повторила Эбба и демонстративно сунула вторую
ногу в сапог. Обувшись, она потопала ногами. На лице Арне появилась
ироническая усмешка:
- А ты не находишь, что роль защитника оскорбленной невинности больше
подошла бы Дон-Кихоту?
- Ты становишься просто омерзителен! - Моника, вне себя от гнева, тоже
выскочила в прихожую, - Я пойду с тобой, Эбба!
Мы с Танкредом молча переглянулись.
- Не надо, прошу тебя! - решительно ответила Эбба, застегивая плащ. Ее
серые глаза сверкали. В блестящем плаще с капюшоном она была похожа на юную
Жанну Д'Арк в боевых доспехах. - Теперь у меня боевое настроение. Если
кто-то пойдет со мной, я могу расслабиться. Я скоро вернусь. Вместе с Лиззи.
Ждите!
- Желаю удачи в бою! - Арне издевательски помахал ей рукой. - Я горжусь
тобой! Ты наш Святой Георгий! Насыпь этому дракону соли на хвост!
Последние слова он выкрикнул в открытую дверь. Эбба ушла и нам всем было
неловко после этой нелепой сцены. За окном уныло постукивали капли дождя.
Нет более удручающего зрелища, чем голые скалы под упорным осенним дождем.
Природа - как простуженный больной; ей мокро и холодно, что-то кряхтит и
кашляет в облаках, а по всем водостокам, монотонно сопя, льется и льется
неудержимая, злая вода. А вот и чихание - порыв ветра швырнул брызги в
стекло. Да, без сомнения, налицо все симптомы: наш Господь Бог простудился.
Ему бы сейчас в постель...
- Ну что, партию будем заканчивать? - спросил Танкред.
Я покачал головой.
- Неохота.
Арне предложил разнообразия ради перекинуться в картишки. Мы уселись за
стол и стали играть в нечто вроде бриджа. Время тянулось медленно. Танкред
начал посматривать на часы.
- Что? - бросил Арне - Думаешь, Эбба погибла в неравном бою?
- Думаю, она слишком задерживается. Полчаса туда, полчаса обратно,
полчаса - там... А прошло уже около трех часов.
- А может, она решила переждать дождь? - сказал я.
- Боюсь, в таком случае ей придется там заночевать. Не думаю, чтобы это
входило в ее намерения. И непохоже, чтобы дождь собирался утихнуть.
- Вот увидишь, - уже миролюбиво заметил Арне, - это просто ее маленькая
месть за твое исчезновение сегодня утром.
Прошло еще минут двадцать. Теперь забеспокоилась Моника. Она нервно
теребила свой медальон.
- Нет, как хотите, а мне это совершенно не нравится. Там что-то
случилось. Кто может знать, что придет в голову этому ненормальному?
Танкред бросил карты и резко поднялся. С его лица словно маску сорвали, и
я вдруг понял, какого труда ему стоило тут сидеть, сохраняя напускное
спокойствие.
- Она могла попросту перепутать тропинку и заблудиться, - тихо сказал он
и отправился в прихожую. - Вы оставайтесь, а я пойду.
- Танкред, уж от тебя-то я не ожидал! - Арне опять кривовато усмехался. -
Нет, это просто театр! Комедия! Наши мужья бегают из дома в дом за своими
быстроногими женушками. Думаешь, Пале сейчас покушается на ее
нравственность?
- Могу сказать тебе, что я думаю. Я думаю, что мне не нравится его
физиономия, - сухо отрезал Танкред, надевая плащ.
- Я с тобой! - сказал я, вставая. Моника тоже заторопилась:
- И я с вами, Пауль.
- Догоняйте! - уходя, бросил нам Танкред.
Не глядя на Арне, мы пошли одеваться, но он решил последовать за нами:
- Я тоже, конечно, пойду, хотя, по-моему, это и глупо... Вот тебе сапоги,
Пауль. А что же нам придумать для Моники?
- Не надо ничего придумывать. Я пойду в своих туфлях.
- Кончайте препираться, - рявкнул я, и в этот миг дверь опять
распахнулась. На пороге стояли супруги Каппелен-Йенсен: Танкред со
встревоженным, бледным лицом прижимал к себе Эббу. В первое мгновение мне
показалось, что ее личико мокро от дождя, но нет: Боже мой, Эбба плакала!
Крошечный вздернутый носик покраснел, румяные пухлые губы были поджаты,
бойкие серые глазки спрятались и источали потоки слез.
- Что случилось? - в один голос завопили мы с Арне. Моника молча
принялась снимать с Эббы мокрый плащ. Та не противилась, только не отвечала
и ни за что не хотела отпустить руку мужа.
- Не дергайте нас, - сказал Танкред. - Моника, приготовь пожалуйста,
горячую ванну.
* * *
Около часа спустя Эбба, в теплых носках, в брюках, в большом вязаном
свитере, причесанная и подкрашенная, сидела с нами в просторной гостиной у
самого камина, и готовилась поведать историю своих приключений в доме Пале.
Самообладание полностью вернулось к ней, и она была склонна воспринимать
происшествие и свою роль в нем скорее с юмористической стороны. Арне
соорудил нам по роскошному коктейлю; было очень приятно, что этот нехороший
день заканчивается благодушно и мирно.
- Жалко, что Карстена нет, - сказала Эбба, попивая коктейль. - Я сейчас
вам такое расскажу!.. Ему было бы тоже интересно...
- Не слишком увлекайся алкоголем! - с добродушной улыбкой заметил
Танкред. - Не то ты сейчас такое наговоришь, что мы не поймем, где кончается
правда и начинается полет фантазии.
- Ну, давай, дорогая, рассказывай! - произнес Арне. - Мы тут все
переволновались, а я уж, грешным делом, подумал, что Пале тебя насилует.
- Самое смешное, что ты не так уж далек от истины! - весело заявила Эбба.
- Но я буду рассказывать по порядку, а вы не перебивайте. Значит, дело было
так...
Я подошла к дому около трех. И честно говоря, пока я шла, мое боевое
настроение почти улетучилось. Просто смешно, настолько отрезвляет
обыкновенная прогулка под холодным дождем! "Так Трусами нас делает
раздумье", - сказал Гамлет, и я с ним согласна. Если бы я не боялась ваших
насмешек, то просто вернулась бы домой. Но самолюбие - о! И поэтому я взяла
себя в руки и постучала.
Дверь открыл Пале. Я подумала: ну, держись! Надулась, напыжилась и
промаршировала в дом, словно инспектор полиции. И сообщаю: мне нужно
поговорить с Лиззи. А он со своей мерзкой улыбочкой отвечает: она больна и
ей, дескать, нужно пару дней полежать в постели, и лучше бы поберечь ее
сейчас от серьезных разговоров, поскольку она нуждается в покое и отдыхе...
Старая свинья! Начинает мне, короче, пудрить мозги. И тут я взрываюсь и
выкладываю ему в соответствующих выражениях все, что я о нем думаю. Я
сообщаю ему, что это неслыханная наглость - вот так прийти и увести человека
из дома, куда он сам пришел за помощью! Говорю, что он самый настоящий
садист, что он не имеет никакого права так измываться над молодой, слабой
женщиной, которая ему в дочки годится и которая ему даже не жена - ни перед
Богом, ни перед людьми. И если он думает, что с человеком можно обращаться,
как с подопытным кроликом, то он глубоко заблуждается! И что я не уйду из
этого дома без Лиззи.
И что вы думаете? Все это он, разумеется, пропускает мимо ушей. Как о
стену горох! Он улыбается еще слаще прежнего и говорит: "Милая фру
Каппелен-Йенсен! Боюсь, вы не вполне разобрались в ситуации. У Лиззи было не
очень счастливое детство, и вот, как издержки дурного воспитания - девушка
выросла очень нервозной, с крайне неустойчивой психикой (это он мне-то,
психологу, говорит!) и она страдает некоторыми навязчивыми идеями, и
сегодня, по всей вероятности, с ней случился такой срыв, но если вы, милая
фру, непременно желаете с ней переговорить, то ради Бога!" И пусть, дескать,
Лиззи сама разъяснит мне, что это всего лишь недоразумение. И он,
представьте, отвел меня к Лиззи в спальню и оставил там с ней наедине. И
даже не подслушивал за дверью, я в этом лично убедилась...
Лиззи лежала в постели, вялая, апатичная, с самым отсутствующим и
равнодушным видом... Знаете, на что это похоже?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28