Я проникся к нему симпатией, прочитав его записки. Трудно поверить, что это один и тот же человек.
– Мы вступаем на опасную почву, полагая себя добрыми, а свои намерения хорошими, и думая, что нам поэтому дозволено совершать заведомо дурные поступки. – Примула задержался у выхода. – Пуговица очень хотел бы, Тео, чтобы ты пришел к нему на мост нынче вечером. – Он приветственно вскинул руку и вышел.
– Я тоже пойду, – сказал Кумбер. – Я тут единственный феришер, знакомый представителям разных партий, а между тем у нас на всевозможных сходках и митингах ежедневно принимаются решения, которые со временем станут законами и даже войдут в учебники. Тебе это будет интересно, Тео, – ты ведь и сам обещаешь занять не одну страницу в ученых трудах. Мы строим новую Эльфландию, начиная с фундамента.
– Когда смогу садиться без рвотных рефлексов, с удовольствием приду послушать. Не знаю только, какой из меня будет толк на митингах.
– Там решается и твое будущее. Ах, да, – покраснел Кумбер, – ты ведь, наверное, захочешь вернуться домой, в свой мир.
– Думаю, да, если он еще на месте. Надеюсь, Ужасного Ребенка остановили вовремя?
– Наверняка, – улыбнулся Кумбер. – Проделанные нами тесты показывают, что твой мир остался в целом таким же, как был, – ни хуже, ни лучше.
Поппи отпустила руку Тео и внимательно вглядывалась в полотняную стенку палатки.
– Поппи, ты что?
Кумбер откашлялся.
– Ну, мне пора. Поднести тебя куда-нибудь, Кочи, или ты хочешь остаться с Тео и Поппи?
– Кочи? – повторил Тео, и Кумбер опять покраснел. – Да вы двое никак спелись?
– А если и так, тебе-то что? – вызверилась Кочерыжка. – Ты тоже; как я погляжу, времени зря не терял. Ладно, не обижайся, госпожа Дурман, – смягчилась она. – Из вас получилась славная парочка.
– Я не обижаюсь, – монотонно заверила Поппи.
– Но... – Тео перевел взгляд с Кочерыжки на Кумбера. – Я все-таки не улавливаю – каким образом?
– Когда больницы немного разгрузятся, кто-нибудь из нас сделает операцию, – сказал Кумбер, пылая, как неоновая вывеска. – Я – скорее всего. Большого сделать маленьким куда проще.
– Большого – маленьким? – В голове это плохо укладывалось, и Тео решил не стараться. – В любом случае желаю вам счастья. – Он помолчал. – Выспренне как-то звучит, но это правда. Вы мои лучшие друзья во всем мире – в любом из миров Поэтому желаю вам каждое утро просыпаться с песней.
– Спасибо. – Кумбер избегал смотреть Тео в глаза, но ухмылялся при этом.
– Подними-ка меня, Тео, – сказала Кочерыжка. – Хочу сказать тебе кое-что на ушко.
Он уже подставил ей ладонь, и тут его осенило.
– А крылья тебе на что?
Она посмотрела на него удивленно, и ее лицо искривилось от горя, которое она, видимо, скрывала все это время.
– Ну да, откуда же тебе знать, бедняге. Ты ведь в пруду сидел. – Помедлив, она повернулась к нему спиной и спустила с плеч платье. На месте крылышек торчали обгоревшие культяпки.
– Кочерыжка! – Глаза Тео налились слезами. – Боже, какая жалость.
– Я жива, это главное. Если бы Чемерица получше навел свой палец, мне бы конец – стало быть, мне здорово повезло. – Она заставила себя улыбнуться. – И потом, у нас с Кумбером появилось еще что-то общее. Хотя его и так хватает – мы оба интеллектуалы и оба хорошо насобачились ладить с тобой, засранцем.
Он посмеялся, зная, что она ждет от него именно этого – его жалость ей не нужна.
– Обаяния, однако, ты не утратила – как и своих изящных манер.
– Да иди ты. Следи лучше за собой. Долли, огрица, собирается навестить нас, а она задолжала тебе хорошую трепку. Ну, давай, поднимай меня. – Он поднес ее к уху, и она зашептала: – Будь осторожнее с девочкой, Тео. Она в тебя здорово втюрилась, хотя никто в здравом уме не поймет почему. И она собирается участвовать в суде над своим отцом – решать, к смерти его присудить или к пожизненному заключению, а мы, эльфы, живем долго, не забывай. При всей ее ненависти к нему удовольствие ниже среднего. И последнее. Я ужасно боялась за тебя и ужасно рада, что ты не помер. Но если проговоришься об этом кому-нибудь, сразу станешь покойником.
Когда Кумбер вышел вместе с ней – она помахала на прощание, как элегантная дама с палубы отходящего лайнера, – Тео сказал Поппи:
– Кочерыжка рассказала мне про твоего отца. Тяжелый случай. Не надо тебе его судить.
– Еще как надо! – с внезапным гневом выпалила она. – я тоже пережиток прошлого, дочь одного из тех, кто уничтожил дом Нарцисса, совершил столько убийств и заварил Войну Цветов, разрушившую половину Города. Они чуть было не отбросили нашу цивилизацию обратно в Эру Лесов! Пусть все знают мою точку зрения и решают, не следует ли и меня посадить в тюрьму. Скорее всего меня просто отправят в изгнание, потому что Кумбер и Примула выскажутся за меня. Это самое разумное. – Вид у нее, однако, был крайне несчастный.
– Но если тебя беспокоит не это...
– А что, по-твоему, меня беспокоит? Ты возвращаешься в мир смертных – я это слышала своими ушами. Приключения закончились, и ты прыгаешь в первую попавшуюся обратную дверь. Вот и чудесно. Ты имеешь на это полное право, ты перенес много страданий, не будучи ни в чем виноват, в мире, который не был твоим. Не жди только, что я буду ликовать по этому поводу. – Она поднялась, гневная, с сухими глазами. – Мне пора. Я провела тут весь день, а у меня есть и другие дела.
Она почти уже ушла, когда у Тео прорезался голос.
– Поппи, Поппи, постой!
– Что еще?
– Вернись, пожалуйста. – Он похлопал по койке рядом с собой. – Сядь.
Она села – настороженно, как кошка со взъерошенной шерсткой.
– Во-первых, возьми вот это. Он твой. – Руки поднимать было больно, но он снял с шеи цепочку и отдал ей. – Лунный камень твоей матери, правильно?
– Я его тебе подарила.
– И он придал мне сил, когда все стало совсем уж плохо. И все-таки он твой, Поппи, – памятка от другого любившего тебя сердца. Возьми. – Он вложил камень ей в руку.
– Хорошо. Ну, я пойду.
Он взял Поппи за руку, но был еще слишком слаб, чтобы ее удержать.
– Слушай. Может, я и захочу вернуться домой – но разве я говорил, что вернусь без тебя?
– Это еще что за новости?
– Все точно. Ты злишься, потому что думаешь, что я хочу вернуться туда, где я вырос. Может, ты и права, но с чего ты взяла, что я не попрошу тебя отправиться туда вместе со мной?
Она нахмурилась – в основном для того, чтобы скрыть растерянность и внезапный проблеск надежды.
– Почему ты так уверен, что я еще не использовала свой лимит по эффекту Клевера, – что я там уже не побывала?
– А ты побывала?
– Вообще-то нет. Но зачем мне это нужно? Чтобы состариться и умереть, да еще и в одиночестве, когда ты меня бросишь? Притом в мире смертных полным-полно взрослых женщин, которые лучше тебе подойдут, которые хорошо знают вашу жизнь и поют те же песни.
– Взрослые? – засмеялся он. – Да знаешь ли ты, что по возрасту годишься мне в прабабушки?
– Вечно ты со своими шуточками.
– Это как посмотреть. Слушай, Поппи: я очнулся и увидел, что мир, с которым я и так еле-еле освоился, стал совершенно другим. Я пытаюсь во всем этом разобраться. Я даже представить себе не могу, что произошло здесь с тех пор, как... все рухнуло, так дай же мне шанс. – Он протянул руку. Поппи приняла ее и позволила усадить себя обратно. – Я знаю точно, что хочу быть с тобой где бы то ни было. Хочу как-то продолжить то, что у нас началось. Не буду притворяться, что хоть что-нибудь смыслю в любви и тем более в отношениях между смертным и бессмертной – ну, скажем, бессмертным, который привык считать себя смертным, и другой бессмертной, считающей, что она слишком молода для него, – но давай попробуем осмыслить это вдвоем, ладно?
– Ты правду говоришь, Тео? Ненавижу, когда меня жалеют. Я бы раньше убила тебя, чем позволила себя пожалеть. – Маска Дурманов вернулась на место, как будто она говорила это на полном серьезе.
– Чистую правду.
Она посмотрела на него пристально – уже не как дочь семейства Дурман, но и без особой нежности тоже – и, кажется, пришла к какому-то решению. Отпустив его руку, она взобралась на койку, обхватила его руками и ногами и прижалась теплым ртом к его уху.
– И насколько же ты слаб? – спросила она. – До безнадежности? Или все обойдется, если ты потом поспишь как следует?

Его разбудило деликатное покашливание Кумбера у палатки. Голова еще немного кружилась, но более или менее функционировала. При свете болотного фонарика Тео переоделся в чистую, приготовленную для него одежду – комплект из белых штанов и рубашки, смахивающий на костюм для карате.
Потом надел легкие ботинки и поцеловал в щеку спящую Поппи.
– Долго же ты возился, – сказала Кочерыжка, восседавшая на плече Кумбера.
Тео испытал настоящую ревность, видя, что ее любимое место перешло теперь к другому.
– Я пока еще плохо поворачиваюсь. – Он оглядел освещенный кострами лагерь. – Мы идем к Пуговице?
– Только ты. – Кумбер казался подавленным, хотя настроение феришера не так легко разгадать. – Это большая честь. В эту ночь Пуговица принимает лишь очень немногих.
– Тогда пошли – я порядком проголодался. Может, расскажете мне, что у вас тут творилось, пока я болтался на дне? – Тео сказал это небрежно, но зеленая тишина еще жила в нем, как сон, от которого никак не пробудишься. – Начиная с битвы – я ведь до сих пор не все понимаю. Я сообразил, как мы помогли Пуговице провести гримов в Город, и догадываюсь, что драконов они перебили, но все-таки... – Тео вздрогнул, когда сидевшие у костра гномообразные существа окликнули его по имени и пожелали доброго вечера. Другие встречные тоже явно узнавали его, улыбались застенчиво и даже здоровались. – Что это с ними? Что ты им наплел, Кумбер?
– Только правду, Тео, – без тебя у нас ничего бы не вышло. Цирус Жонкиль пришел слишком поздно, да он и не смог бы остановить Чемерицу. Лорд и его страшный выкормыш вот-вот должны были завладеть энергией, не уступающей той, которой владели король с королевой, – а может быть, и превышающей ее.
– Ну ладно, пусть гримы – но ведь в распоряжении Чемерицы и остальных была целая армия. Даже при условии, что драконов посбивали, почему все прочие парламентские заправилы не смогли победить?
Кумбер некоторое время шагал молча.
– Однажды я присутствовал на совещании в доме Нарцисса, как секретарь леди Амилии. Ты ведь помнишь лорда Штокрозу, Тео? Хороший был эльф и большого ума. Так вот, он сказал тогда, что цветочные лорды сидят на спине у народа и думают, что под ними послушная лошадь, но на самом деле они оседлали дракона. Если лорды не пересмотрят свою политику, сказал он, зверь, везущий их, когда-нибудь поймет свою силу, скинет их с себя и растопчет. Так все и вышло. Революция Пуговицы, будем называть ее так, всем раскрыла глаза. Не одни гоблины в этой стране испытывали недовольство.
– Но ведь погибли, наверное, тысячи?
– Не так много, как ты полагаешь. Несколько сотен было убито в первые часы, когда констебли еще думали, что подавляют обыкновенный бунт. Но когда драконы рухнули вниз и народ вышел на улицы по-настоящему... ведь констебли в большинстве своем не Цветы, а простые эльфы, почти такие же, как мы с Кочи. Одно дело для какого-нибудь столетнего юнца из Боярышника – стрелять по смутьянам, которые пуляют в тебя камнями и пытаются поджечь с помощью огненных чар, и совсем другое – косить подряд мужчин, женщин и даже детей, которые стоят перед тобой и отказываются делать, что им приказывают. Особенно когда ты, как многие констебли, сознаешь, что они правы, а те, кому служишь ты, – нет.
– Но если цветочные лорды разбежались, кто же теперь у власти? Кто правит страной?
– Хороший вопрос, парниша, – вставила Кочерыжка.
– В общем, никто – это и делает наши дни такими решающими. Сейчас я покажу тебе кое-что, Тео. – Они уже дошли до моста, и Кумбер по винтовой лестнице повел его наверх. Двое с копьями – то ли гримы, то ли просто вооруженные гоблины – остановили их, бегло осмотрели и пропустили на мост. – Подойди сюда.
Тео, став у перил, не сразу понял, что скопление тусклых огней перед ним, – это Город.
– Он совсем другой теперь. Похоже на угли в гаснущем костре.
– У нас теперь новый Совет, в который вошли эльфы всех видов, гоблины и даже феришеры. Пока что они работают в полном согласии. Солдаты по их распоряжению освобождают рабов на энергостанциях и запирают эти станции на замок. Теперь в этом городе каждый добывает себе энергию сам. Там, внизу, горят костры, фонари и свечки. Жители приберегают силы для более важных дел, чтобы кормить и защищать свои семьи. В центре совсем темно, и все дома там пусты. Это новый мир, и никто еще не знает, каким он будет.
В последний раз на памяти Тео Город, как витрина ювелирного магазина, сиял бриллиантами, рубинами и сапфирами. Теперь все драгоценности как будто заменили янтарем и топазами, но эти древние загадочные огни почему-то действовали успокаивающе.
– А что стало с королем и королевой?
– Они исчезли из руин Собора на Старом Кургане. Возможно, они умерли – на этот раз по-настоящему, – но я в это не верю. Может быть, они просто... переехали. Никто ничего не знает. Наши университеты, думаю, будут биться над этим вопросом еще много столетий. – Кумбер взял Тео за руку и повел по мосту. Он действительно изменился. В нем появилось что-то весомое, примирившее друг с другом все его прежние свойства. – Теперь иди, – сказал он, кивнув на башню. – Пуговица ждет тебя.
– Возьми меня к себе на минутку, Тео, – скомандовала Кочерыжка, и Кумбер отошел, чтобы они могли поговорить наедине.
– Ты счастлива? – спросил ее Тео.
– С Кумбером-то? Он хороший парень. Славный, как весенний дождичек. Тихий немного, но у меня бойкости и на двоих хватит. – При свете факела он видел ее круглое, как у совушки, личико. – Ты за меня не беспокойся. Я правда счастлива – думаю, и тебя счастье ждет, как бы все ни обернулось. Я только хотела сказать... в общем, я тобой горжусь, вот. Ты совсем не такой обормот, как я думала.
– А в письменном виде можно? – засмеялся он.
– Можно подумать, ты умеешь читать, – фыркнула Кочерыжка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89