– Пижма посмотрел на Тео поверх очков. – Все это тесно связано со сменой верований.
– Как так?
– Со сменой верований или, вернее, с уменьшением веры в то, что у вас зовется магией, а у нас наукой. И в нашем, и в вашем мире было несколько переломных моментов – некоторые из них вам, безусловно, известны. После них ваше развитие стремительно ускорялось, а наше положение не менее стремительно менялось к худшему. Причиной зачастую служили какие-то важные открытия или изобретения, но иногда это происходило попросту из-за скудости человеческого воображения и атрофии детской веры в чудеса. Каждый раз, когда это случалось, ваше могущество росло, а наше таяло. Наша жизнь становилась трудной и пустой одновременно. Ваше последнее столетие оказалось наихудшим для нас. Когда мы поняли, что происходит, в нашем обществе тоже начались перемены. Так, мы принялись использовать наши ресурсы более эффективно, поневоле подражая вашему так называемому прогрессу. Дебаты по поводу того, как относиться к этим переменам, сделались основным направлением нашей политики – по крайней мере у тех, кто был достаточно прозорлив и видел проблему во всей ее остроте.
– Или у тех, кому больше делать было нечего – им-то не приходилось зарабатывать себе на жизнь, как другим, – громко прошептала Кочерыжка на ухо Тео. Можно было подумать, что она под мухой, хотя при Тео она даже воды не пила.
– Вследствие этих дебатов и образовались наши политические партии, – продолжал Пижма. – На одной стороне Симбионты, полагающие, что дальнейший прогресс человечества неизбежен, а посему мы должны по-прежнему существовать в тени вашей расы и довольствоваться вашими объедками, подобно некоторым видам птиц или рыб, вычищающим шкуры и зубы более крупных и опасных животных. Сами Симбионты говорят об этом несколько иными словами, но на деле это мало чем отличается от паразитизма.
– Это он про Вьюнов – я тебе рассказывала, – прокомментировала Кочерыжка.
– На противоположной стороне стоят экстремисты, считающие, что с такими, как вы, – с расой, не сознающей даже, что она находится на грани уничтожения, – какое бы то ни было сосуществование невозможно. Это Глушители. – Пижма хмуро взглянул на Кочерыжку. – В просторечии Сорняки.
– Угу, – хихикнула она. – Сорняки.
– Единственное решение Глушители видят в том, чтобы полностью отъединиться от вас. Есть среди них ученые и философы, к которым я питаю уважение, – они ратуют за полную изоляцию с тем, чтобы оба вида не оказывали друг на друга никакого влияния, но их меньшинство. Остальные выступают за уничтожение вашей цивилизации или подчинение ее нашей. Нормальная легитимная деятельность Цветочного Парламента их, судя по всему, больше не устраивает. Есть опасение, что они могут пойти на прямую конфронтацию со своими противниками.
Тео очень старался разобраться во всем этом. Лекция Пижмы, в общем, мало чем отличалась от рассказа Кочерыжки, просто в ней было больше ученых слов.
– А вы к какой группировке принадлежите?
– Я уже, кажется, упоминал об этом. Мы, Эластичные, умеренная центристская партия. Мы за то, чтобы найти способ совместного существования, не капитулируя при этом окончательно. С этой целью мы предпринимаем кое-какие действия и в вашем мире – там, где это возможно. У нас там имеются друзья с поразительно обширными связями.
– Тронутые смертные толстосумы, – шепнула Кочерыжка, и на нее напал такой смех, что она свалилась с плеча Тео и отчаянно захлопала крыльями, чтобы не шлепнуться на пол. – Люди, верящие... в эльфов! – Она проделала в воздухе петлю. – Вот обормоты-то где!
Тео забеспокоился, а Пижма, глядя на ее антраша, промолвил:
– О, ради всего... Хоббани! Когда собраны эти ягоды?
– Поздней осенью, сэр, – ответил женский голос. – Когда они поспели.
– Проклятие. В них, должно быть, проникла пиксова ферментация, и наша летуница опьянела, как селки при отлучке на берег. – Пижма выдвинул ящик в одном из шкафов. – Лети сюда, негодница. Ляг на полотенца и проспись.
Кочерыжка задержалась около головы Тео.
– Во мне ведь мало весу. Мне много не надо... все мальчишки так говорят. – Она икнула и посоветовала драматическим шепотом: – Смотри не ешь эти ягоды – свихнешься. – Вихляясь, она долетела до ящика, хлопнулась в него, и Тео услышал тоненький храп, точно кто-то водил смычком по скрипке.
– Нас прервали, и я забыл, о чем шла речь, – досадливо качнул головой Пижма.
– О партии, в которой вы состоите.
– Ах да. Так вот, у нас имеется своя программа, и мы решительно против всякого экстремизма. Мы не видим необходимости в отчаянных, насильственных мерах – по крайней мере сейчас и в ближайшем будущем, но при этом не можем допустить, чтобы судьбу за нас решали другие.
Тео, чуя, что дело запахло политической рекламой, спросил:
– А как же насчет меня? Я-то тут при чем?
Пижма с откровенным раздражением взглянул на него, но тут же снова его лицо сделалось нейтральным.
– Да-да, конечно. Вы, мастер Вильмос.
«Не так уж, выходит, хорошо он скрывает свои эмоции. Или ведет еще более хитрую игру, чем я думал».
– Я не могу сказать, что нужно от вас моим знакомым, – не потому, что не хочу говорить, а потому, что не знаю. Этим занимаются виднейшие члены парламента, как Эластичные, так и Симбионты, и меня они в подробности не посвящали. Они хотят видеть вас – вот все, что мне известно.
– Это, должно быть, связано с записками моего двоюродного деда. Может быть, вы просто передадите им эту книгу? И они отпустят меня домой, если только в ней дело.
– Так, к сожалению, не получится. Я получил четкий приказ – отправить вас в Город, где они смогут встретиться с вами лично. Они... усиленно на этом настаивали.
«Вот почему, наверное, ты так переменился, – подумал Тео. – Просто ты переговорил со своими боссами, и они сказали, что по-прежнему хотят меня видеть, пусть даже и с опозданием. И это, похоже, означает, что я в сложившейся ситуации имею кое-какое влияние. Раз так, то незачем расходовать его на Пижму – он, при всей своей мнимой или подлинной любезности, видимо, только исполнитель».
– Значит, я должен ехать? – спросил он.
– К сожалению, это так, – с кивком, напоминающим , скорее поклон, ответил Пижма.
– Но мой провожатый убит – вы сами сказали. Кто-то преднамеренно убил его. Как же я теперь найду дорогу, не нарвавшись при этом на его убийц? И что будет, если тот мертвяк снова меня догонит?
– Да, проблем у нас достаточно. Я обдумал ситуацию и скажу вам вот что: чтобы доказать, как серьезно я отношусь к порученному мне делу и как сожалею о своем прежнем поведении, за которое еще раз прошу меня извинить, я отправлю с вами своего родственника.
– Спасибо, но я лучше бы взял одного из огров. Это, может быть, не самая лучшая компания, но спорю, что ни один... что никто не захочет связываться со мной, если огр будет рядом.
– Нет-нет, это не годится. Во-первых, они нужны здесь – это моя личная охрана, которую одолжил мне мой брат, и очень полезны при переноске тяжестей в лаборатории. Во-вторых, вы просто не знакомы с нашими порядками. Путешествуя с ограми, вы изобличаете себя как аристократа из высших кругов общества и тем самым привлекаете к себе внимание. Все сразу заинтересуются, что это за неизвестный, могущий позволить себе охрану такого рода.
– А без них на меня внимания не обратят?
– Нет, если замаскировать вас подобающим образом. Плохо, что кожа у вас темная, коричневатая – из-за нее вы похожи на простого рабочего.
– Это, в общем, достаточно верно характеризует мое положение в обществе. Особенно если добавить «тупой» и «неблагодарный».
– Я обо всем позабочусь, – досадливо посмотрев на него, сказал Пижма. – Вам нет нужды беспокоиться. Кто-нибудь поможет вам переодеться и загримироваться.
– Предположим, вы загримируете меня под белолицего эльфа среднего класса – но мне все-таки кажется, что эта поездка опаснее, чем вы хотите мне внушить. Кто этот родственник, которого вы со мной отправляете?
– Не беспокойтесь, мастер Вильмос. Все пройдет легче, чем вы думаете. Приходите ко мне утром, как только встанете и оденетесь, – мы завершим приготовления. Сумеете дойти до своей комнаты самостоятельно? Хоббани может перенести вас туда или дать вам указания.
– Хорошо бы – иначе вы рискуете больше меня не увидеть.
– Это верно, – на полном серьезе согласился Пижма. – Кстати, не захватите ли с собой эту летучую алкоголичку? Меня ждет работа.
Тео взял Кочерыжку из ящика, держа ее в горсти. Она приоткрыла мутные глазки, тоненько рыгнула, улыбнулась и заснула опять,
– Они точно скворцы, – хмуро сказал Пижма. – Никогда не умолкают и ведут себя крайне грубо.
Тео хотелось заступиться за своего единственного в этом удивительном мире друга, однако он на собственном опыте убедился, что эльфийский лорд говорит правду.

– Ой!
– А ну тихо, не то сверну ненароком твою мордашку на сторону.
Когда вам говорит такое огрица, даже сравнительно дружелюбно настроенная, к ней лучше прислушаться. Тео притих.
– Значит, ты и есть тот стилист, которого обещал прислать Пижма? Осторожно, ты мне нос расплющишь!
– Вековые Дерева! – простонала развалившаяся на тумбочке Кочерыжка. – Вам обязательно надо орать во всю глотку?
– Кое у кого головка болит, – ухмыльнулась Долли. – Смешно, когда мелкота напивается.
– Ха-ха, – передразнила ее Кочерыжка. – Серая навозная куча.
Тео молчал, потому что Долли в этот момент втирала ему в лицо что-то белое, надавливая до самых костей большим пальцем, по величине и фактуре сходным с неочищенным авокадо. Куда делись его губы – на затылок съехали, что ли? Нет, он просто не чувствует их больше из-за Доллиного массажа.
– Что это за хрень такая? – спросил он, когда она на минутку остановилась.
– Свинцовые белила. Я ими всегда пользуюсь, когда хочу сойти за богатую барышню.
– Свинец? Да ведь это отрава! Уморить меня хочешь? – Тео попытался вырваться.
– Нет, не хочу – я ведь столько трудов в тебя вложила. Смотри, нащипаю щечки-то – тогда все примут тебя за кондратия, и не важно будет, какого ты цвета.
– Очень уж тут высоко. – Кочерыжка слетела с тумбочки на пол и принялась расхаживать там эксцентрическими кругами, как одурманенная дымом оса. – Ох, смерть моя, – стонала она при этом. – Как ты мог допустить такое?
– Допустить? Я вообще не понимал, что происходит. – Тео взглянул на часы, но вспомнил, что не разбирается в них. – Который час?
– Зачем ты смотришь на эту штуку? – спросила в свою очередь огрица.
– Разве это не часы? Ну, устройство такое, чтобы время узнавать?
– Время узнавать? – Долли взглянула на Кочерыжку. Та только плечами пожала, всецело поглощенная своей головной болью. – И придет же такое в голову, пупсик. Это колдушка.
Тео потер виски, уверенный, что там остались отпечатки огровских пальцев размером с твердые колбасы.
– Что еще за колдушка?
– Ну, для всяких мелких чар – дорогу находить, волосы распрямлять или там для любовных дел укрепляться. – Долли ткнула его в бок так, что он взвизгнул. – Тебе случайно не это надо, пупсик?
– Да-а. Неудивительно, что я чуть не спалил весь дом, пытаясь включить радио. А время вы как определяете?
– По таким круглым штукам на небе – по солнцу и луне. Тебе, думаю, случалось их видеть.
– Ладно, опять я дурак. У себя дома мы это делаем иначе. Просто скажи мне, который час, ладно?
– По солнцу судя, середина утра, – сказала Кочерыжка. – Свет-то вон так глаза и режет. – Она притулилась к стене. – В это время дня огры и смертные всегда несут полную хренотень. Даже волосам больно, о-ой.
– Ну вот, готово, кажись, – сказала Долли. – Не первый сорт, но что поделаешь.
– Я уверен, ты сделала, что могла, – великодушно заметил Тео, ища взглядом зеркало.
– Я не про свою работу, я про тебя. – Долли прошлась по нему пуховкой, чуть его не задушив, и неожиданно бережно смахнула избыток пудры. – На, держи. – Она залезла в карман своего трудноопределимого одеяния и достала на удивление маленькое ручное зеркальце – в серой лапище Долли оно выглядело, как покерная фишка. Тео спросил себя, зачем ей такая крохотулька, но потом догадался, что для огров зеркала, наверное, просто не делают, вот ей и приходится пользоваться феиным. Взяв его у Долли, Тео испытал вдруг прилив непрошеной жалости.
Сам он определенно стал другим. Долли завила его отросшие каштановые волосы и придала им более золотистый оттенок. Из-за белил, нанесенных гораздо осторожнее, чем он мог судить со своей стороны, лицо приобрело прозрачную бледность. Скулы и узкий нос – его «Вулкановы черты», как говаривала Кэт – гримерша слегка тронула румянами.
– А хорошо ведь получилось, – сказал он. – Не идеально, но очень реалистично – даже странно.
– Пожалуйста, – сказала Долли.
– Извини. Спасибо тебе.
– Что, двигаться пора, что ли? – проскулила Кочерыжка. – Или можно поумирать еще пару минут?
Тео облачился в функциональный костюм коричневых тонов и надел ботинки. Вряд ли платье пожаловано ему с графского плеча – скорее всего конфисковано у кого-то из человекообразных слуг. Долли тем временем продолжала восхищаться своей работой.
– Себя хвалить не годится, но вышло и правда прелестно. – Она обнажила в ухмылке зубы, похожие на кривую облицовочную плитку. – Как насчет поцелуя на дорожку, Тео-малыш?
Тео охватила паника – очень знакомое ощущение для человека, который хочет, чтобы все было легко, в то время как ничто и никогда легко не бывает.
– Знаешь, – после долгой паузы сказал он, – я тебе очень благодарен за все, что ты сделала, но ты не совсем мой тип, Долли, правда. Извини.
Ее улыбка стала несколько напряженной.
– С чувством юмора у тебя не очень, а, пупсик? – Она встала, почти касаясь головой низкого потолка, и Тео на один страшный миг подумал, что сейчас она сомнет его, как конфетный фантик. – И душонка у тебя мелковатая, ты не находишь? Увидимся, когда вернешься со станции, – сказала она Кочерыжке и со слоновьим достоинством вышла.
– А она ведь права. – Летуница поднялась с пола, как вертолет с погнутым пропеллером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89