Она снова и снова вонзала его в полуразложившуюся образину. Мертвец отмахивался – им, вероятно, руководил укоренившийся рефлекс, поскольку спасать было особенно нечего, – но особой тревоги не проявлял.
Тео казалось, что его сердце сейчас вылетит прямо через макушку, как ракета «Полярис». Он ринулся к светящемуся шву и развел руками его края. Пальцы слегка пощекотало, но ожога он не ощутил. Напоследок он оглянулся. Мертвец, пытаясь схватить Кочерыжку, промахнулся, но зацепил ее крылышко. Она, кружась, отлетела прочь и повалилась на пол, оглушенная. Мертвец, торжествующе хлюпая, двинулся к ней. Тео бросился на колени, подхватил фею, на миг опередив кошачьи челюсти, и на четвереньках устремился к заветной двери.
Он преодолел ее без всякого изящества и провалился в ничто, в бесцветную пустоту, бушующую, как океанские волны, и сверкающую, как звезды.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПОСЛЕДНЯЯ ДВЕРЬ В СТРАНУ ЭЛЬФОВ

10
ВЛАДЕНИЯ ШПОРНИКА

Он не просто перемещался – он вытягивался, словно корни удерживали его в оставленной им реальности, а все остальное влеклось через несчетные мили шума и света. Он казался себе все более тонким и нематериальным, пока не начал ощущать себя как почти бесконечную, почти невидимую линию сознания, каждый пунктирный штришок которой соприкасался только с такими же штришками по обе стороны от него, и все они расходились все дальше и дальше. Он был как резинка в руках Бога, а Бог разводил свои могучие руки все шире... но наконец резинка щелкнула.

Когда он пришел в себя, половину его поля зрения заполняло то, что он сперва принял за смазанное абстрактное полотно, составленное из зеленых линий. Трава. Он лежал на боку в высокой траве, и что-то копошилось с ним рядом.
Глаза сфокусировались на Кочерыжке, стоящей на коленях в паре дюймов от его носа. Она перегнулась вперед, и ее вырвало. Это, однако, не вызвало у Тео такого же рефлекса, как могло бы случиться при виде другого человека. Он сел, и вот тогда рефлекс сработал.
Пока он отплевывался, Кочерыжка простонала:
– О-ой. Возвращаться еще хуже, чем перебираться на твою сторону.
– Рад это слышать. – Тео вытер рот рукой. Голова бренчала, как соло на тимпане, и он, не задумываясь, отдал бы душу за флакон с полосканием. – Не хотелось бы испытать такое еще раз. – Он огляделся по сторонам. – О Боже.
Не то чтобы пейзаж особенно поразил его: все здесь выглядело, в общем, как надо, на свой романтический, прерафаэлитский лад – густой лес, травянистые, полные тени лощины, косые полуденные лучи с пляшущими в них пылинками и мошками, пронзающие листву, как линии пломбировки. Тошнота проходила, но краски вокруг все еще казались слишком яркими, а грани слишком резкими. Глаза начинали слезиться, стоило задержать взгляд на чем-то дольше необходимого. Точно принял дозу псилоцибина – от этого тоже предметы начинают светиться, как неоновые.
– Где это мы?
Кочерыжка сплюнула в последний раз, произведя чуть заметную искорку.
– Дома. То есть у меня дома. У вас это называется... не помню, как в книжках, а в Эльфландии если чего не знаешь, то и перевести нельзя. А, да, – просветлела вдруг она. – Эльфландия. Так и называется.
– Выходит, я был прав. Не я то есть, а дядя Эйемон. – Тео вытянул ноги, слушая почти подсознательно пение птиц. Головная боль и тошнота прошли почти окончательно, и он начал забывать, что только что пережил самые худшие и диковинные полчаса в своей жизни. – Тут красиво.
– Потому это место и сохранили. Не думай, что у нас везде так, парниша.
Он кивнул, хотя понятия не имел, о чем она говорит. Мыслительный процесс давался с большим трудом – здешний пейзаж слишком сильно действовал на его смертные чувства. Как странно все же...
– Что это за страшилище к нам заявилось? – В окружающем, особенно в густой тени за деревьями, вдруг забрезжила угроза. – Оно и сюда может прийти? Прямо сейчас?
– Прийти может. – Кочерыжка потянула носом. – Насчет сейчас не знаю, но сомневаюсь, что оно отыщет тебя так скоро. Стало быть, рассиживаться особо не стоит.
– Но что это было? – Тут до него дошло. – Отыщет меня?! То есть как – меня?
– Ты встань сначала, и будем трогаться. – Она порхнула вперед ярдов на двадцать, тут же вернулась и повисла перед ним с сумрачной полуулыбкой. – Ну, чего рот раззявил – у тебя без этого ноги не идут, что ли?
Тео захлопнул рот и пошел за ней следом через психоделический лес.

– Я не заедаюсь, – сказала она, когда они вышли на открытую поляну, – просто сама ничего толком не знаю. Я ведь только посланница. Скажу тебе так: Пижма послал за тобой меня, а кто-то другой мог послать это кое-как слепленное чудо. Чтобы это сообразить, много ума не надо. Ты сказал, что таких, как я, в действительности никогда не видал. А таких, как оно?
– Боже правый, нет!
– Ну вот. Оно откуда-то из промежуточных мест. Раз я сумела тебя найти, то и оно сумело.
Тео потряс головой. Приключения ему уже надоели. Лечь бы и поспать, а не переставлять ноги одну за другой, следуя за вредной маленькой летуньей через то, что из чарующей страны постепенно преображалось в кошмар – словно тебя заставили выживать в диснеевском мультике. Весь этот яркий лес с пляшущими пылинками, сверкающими медью шмелями, змеящимися корнями, многочисленными мухоморами и чересчур зеленой травой выглядел, как галлюцинация, как затянувшийся сеанс ЛСД. У Тео от него голова болела.
– Но почему я-то? Я ведь никто! Самая заурядная личность!
– Кто бы спорил. Прибереги свои вопросы для старикана – он тебе все растолкует лучше моего.
– Расскажи мне о нем. Ты говоришь, его зовут Пижма?
– Граф Пижма, да. Из клана Маргаритки, но не такой остолоп, как многие помещики. – Кочерыжка неодобрительно поджала губы. – Только я ничем ему не обязана и взялась за это дело потому лишь, что он мне заплатил. А что дело будто бы чрезвычайной важности, так это его забота.
– Чрезвычайной важности? – Тео снова замотал головой. – Это я-то?
– Для кого-то ты важен, это ясно, иначе кто бы стал посылать тот мешок с костями высосать твои мозги через ноздри, правильно?
– Кстати, почему этот Пижма послал тебя? Почему сам не пришел?
– Наверное, он свой лимит уже использовал.
– Какой еще лимит?
Кочерыжка зависла в воздухе, приложив палец к губам. Тео сначала подумал, что она просто хочет прервать поток его вопросов, но потом понял, что она к чему-то прислушивается. Он весь покрылся мурашками, и сердце сделалось чересчур большим и активным для его грудной клетки.
– Это... оно? – прошептал он. Кочерыжка покачала головой, но видно было, что она обеспокоена. Тео замер, стараясь сам расслышать то, что улавливали ее чуткие ушки.
– За мной, – приказала она шепотом через некоторое время. – Быстро, но как можно тише. Не вози ножищами! – Она стрельнула на край поляны, и Тео полубегом, полускоком пустился за ней по усыпанной цветами траве. – Прячься. – Она показала на укрытый в кустах овражек. Он улегся на палой листве, которая отсвечивала серебром и золотом, а пахла, как дорогие саше из сухих цветов, осторожно приподнял голову и оглядел поляну. Никого. – Вот не думала, что мои чары так быстро кончатся, – пробормотала Кочерыжка.
– Какие... – начал Тео, но она порхнула к нему и удивительно сильно пнула его в челюсть.
– Заткнись!!
Потянулись долгие секунды. Затем из леса сверкнул солнечный блик, дотянулся до середины поляны, замер и так внезапно обрел форму, что Тео чуть не ахнул.
Это был олень, огромный белый самец с рогами, как два выточенных из кости голых дерева. Его влажные темные глаза смотрели прямо на Тео и, казалось, видели его без труда, как ни сдерживал он дыхание и ни напрягал мускулы.
Какой красавец... Тео не мог думать ни о чем другом, пока олень стоял, горя фосфорическим светом на солнце. Потом олень сморгнул и перенесся в лес на той стороне поляны так скоро и плавно, что Тео не сразу это уловил.
Он шевельнул губами, пытаясь хоть как-то выразить восторг, вызванный этим мимолетным видением, но Кочерыжка, жужжа крыльями, снова ткнула его ножкой – на сей раз не так свирепо.
– Ш-ш-ш, – прошептала она ему в самое ухо – ему показалось даже, что он чувствует ее дыхание. Вслед за этим она, к его удивлению, запела – пискляво, но мелодично. Слов он не разбирал, но повторяющийся мотив действовал на него так сильно, что он не сразу расслышал другой звук – постоянно нарастающий, но даже на пределе не превышающий громкостью стук дождя по твердой земле.
На поляну выехали всадники.
Тео снова оцепенел, но не просто от восхищения, как это произошло с ним при виде оленя. Их было десятка два, всадников и всадниц, в костюмах, собранных как будто из самых разных времен и мест, и старинных, и современных; самые цвета их одежды постоянно менялись, как перламутр или солнце на проточной воде. Лица, красивые и гордые, казались странно лишенными возраста – любому из охотников могло быть от двадцати до сорока человеческих лет. Тео было так же трудно смотреть на них, как на здешний пейзаж сразу после прибытия. Его сознание отчаянно шарило в поисках мерок, категорий, способов как-то очеловечить эти создания, но ничего не могло найти; наездники отказывались подчиняться его привычным суждениям столь же бесповоротно, как олень, обративший его в изваяние одной лишь своей быстролетной прелестью.
Даже кони у них были странными, хотя Тео не мог бы сказать, в чем эта странность заключается. Кони вроде бы как кони – четыре ноги, гривы, глаза и зубы. Но все это не делало их знакомыми Тео лошадьми, так же как тщательно завитые волосы, драгоценности и тихий разговор не делали людьми дивных всадников.
Охотники задержались на поляне всего на несколько мгновений, у того места, где остановился олень. При этом они смотрели на землю, словно читая там невидимые письмена. Один из них, высокий, с длинными золотыми волосами, в костюме довольно современного вида (если бы костюмы для верховой езды шились из блестящих чешуек), владелец ружья с серебристым дулом и белым прикладом, привстал на стременах и повернул коня в ту сторону, где скрылся олень. Он пришпорил скакуна, и остальные унеслись вслед за ним со скоростью щелкнувшего хлыста, но так тихо, что Тео сразу перестал слышать их, не успели они исчезнуть за деревьями.
– Лорд Шпорник, – по прошествии полминуты сказала Кочерыжка. – Тот, одетый, как ящерица. Я его видела в зеркальнике. Надо сказать, в жизни он лучше, если кому нравится такой тип.
Тео не знал, что это за тип – впрочем, он сейчас и собственное имя затруднился бы вспомнить.
– Они... эльфы?
Кочерыжка фыркнула и опустилась на землю в футе от Тео.
– У нас тут все эльфы – кроме тебя, понятно. Эти – Цветочные, местная знать, скажем так. И очень много о себе понимают.
– Они... и правда прекрасны.
Кочерыжка посмотрела на него с чем-то вроде обиды.
– Ну да, конечно... ты ведь раньше таких не видал. Шпорник, да еще так близко, – нахмурилась она. – Нам повезло, что нас не заметили. Ох, Дерева вековые! Ну кто тебе велел возвращаться за мной?
Тео в своем ошеломлении не сразу смекнул, о чем это она.
– Ты про хижину? Хочешь сказать, я должен был бросить тебя с этим мертвяком?
– Я бы себе сама дверь открыла. Ту я проделала для тебя, чтобы малость задержать нашего уродину. Но ты утащил меня с собой и запорол всю посадку, вот мы и выпали не в том месте, прямо посреди Дельфиниума. Дерьмо и трижды дерьмо. Даже от опушки этого леса нам до земель Маргаритки полдня тащиться, с твоей-то поворотливостью, а днем нам из леса выходить опасно.
– Опасно?
– Само собой – тут ведь земля Шпорника, тупица. Ему принадлежит почти все, что на ней, и многое над ней – птицы, скажем. Если мы выйдем на открытое место, он может про это узнать через час, а то и меньше.
– Знаешь что, хватит обзывать меня тупицей. Ты, конечно, спасла мне жизнь, но это не дает тебе права пинать меня в зад до ее конца.
– Он еще и огрызается.
– Слушай, пару часов назад я жил в своем мире, и самым волнующим, что я мог придумать, было смотаться на мотоцикле в какой-нибудь буррито* Здесь: кабачок (исп.).

. И вот я оказываюсь в сказочном лесу, по которому меня ведет Девочка-с-пальчик, и характер у этой девочки паскудный, между нами говоря. Любой другой на моем месте был бы не лучше, так что засохни!
Он подождал немного, но Кочерыжка вроде не собиралась его бросать и даже как будто не очень обиделась, поэтому он рискнул задать вопрос:
– Почему, собственно, этот парень не должен знать, что мы находимся на его земле? Что такого страшного, если он узнает?
– Потому что Шпорник из Сорняков, ясно? Будь он Вьюном или даже ни тем, ни другим, вроде Пижмы – другое дело, но все Сорняки, сдается мне, не прочь перерезать тебе глотку.
Тео совсем обалдел.
– Шпорник? Сорняки? А разве это не растения?
Кочерыжка экспрессивным звуком выразила свое отчаяние.
– Ладно, ты и правда не виноват – откуда тебе знать. Ты шагай, а я тебе расскажу кое-что про наши дела. Смотри только! Ты, может, думаешь, что я тебя чересчур задергала – так оно, может, и есть, а может, это самое тебе и требуется, – так вот: если я велю тебе встать на месте и заткнуться, то встань и заткнись. Этот мир для тебя опасен, парниша, и не только потому, что ты можешь запнуться о корень и разбить себе нос. Усек?
Тео кивнул.
– Тогда пошли, – распорядилась она, взмыв в теплый воздух.
Трудно было бы так сразу разобраться в эльфландской истории, даже слушая лекцию в тихой аудитории или читая учебник. Воспринимать краткий курс от Кочерыжки, ковыляя за ней по диковинному лесу, было все равно что изучать политэкономию со слов таксиста-эмигранта, который везет тебя по незнакомому городу. Стиль лектора тоже не способствовал пониманию: как только перед Тео начинал брезжить свет, Кочерыжка внезапно улетала вперед на разведку или, жужжа около его лица, делала замечания относительно его внимательности или скорости, с которой он шел.
В итоге ему удалось усвоить примерно вот что:
Эльфы бывают всех форм и размеров, но дворянство, или, так сказать, высший класс имеет приближенно человеческий облик, как те охотники, которых он видел недавно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89