– Отлично. Благодарю.
– Всегда рада служить вам.
Он не слышал, как она подошла, если она это сделала, но почувствовал, как она удалилась. Странное ощущение – как будто свет погас в доме, на который он смотрел, думая о чем-то другом.
Чертова магия. Весь этот мир на ней держится, а он ни фига в ней не смыслит. Ох и влип же он.

До кухни он добрался только с третьей попытки. «Поверните направо, а потом сразу опять направо», – сказала эта женщина, но он хоть убей не мог найти места для второго поворота. Решив придерживаться инструкции буквально, он вернулся к дереву в кадке, снова дошел до конца коридора и там повернул направо и еще раз направо, приготовясь стукнуться носом о стену – но стена вдруг расступилась перед ним.
Огромная теплая кухня со светлыми стенами и темным плиточным полом сверкала ярко начищенной медной посудой. Над большой блестящей плитой стояло на табуретке маленькое жесткошерстое существо – оно выкрикивало распоряжения куда-то в потолок и работало руками, как дирижер оркестра. За обеденным столом сидели другие персонажи – меньше десятка, но гораздо больше на вид, поскольку двое из них были ограми.
– Эй, пупсик! – крикнула Долли, чем привела медные кастрюли на крюках в состояние вибрации.
– Здорово, сосед, – пророкотал Тедди.
Их сотрапезники с интересом разглядывали застрявшего в дверях Тео – ростом с маленьких детей, круглолицые и весьма похожие на людей. Из-за их одинаковой серой униформы вся сцена напоминала обеденный перерыв в какой-нибудь инопланетной столовке. У коротышек были кустистые брови, а у мужчин – уж в этом Тео вряд ли ошибался – большие лохматые бороды.
– Можно мне войти? – спросил он.
– Само собой, – весело ответила Долли. – Мы тут как раз про тебя говорили.
– Это ты говорила, а я ел. – Тедди издал звук наподобие мусоровоза, поднимающего полный бак.
– Свет погас только там, где я был? Или у вас тоже? – Тео неожиданно для себя обрадовался этой парочке уродов.
– Последнее время это постоянно случается, – сказал Тедди. – На станции одни сачки работают. На студень бы их пустить.
– Есть хочешь? – спросила Долли у Тео.
– Если только не студень, – ответил он.
– Давай присоединяйся. – Она придвинула поближе хлебную корзинку и потеснила локтем брата, очистив для Тео кусочек скамьи между двумя их могучими серыми телами. Маленькие человечки смотрели во все глаза, как Тео втискивается туда.
«Все равно что поставить велосипед между двумя самосвалами. Если кто из них дернется, от меня только мокрое место останется».
– Сказать по правде, я здорово проголодался.
– А тебе разрешено принимать пищу? – спросила Долли. Человечки перешептывались.
– Не понял.
– Разве со смертных не слетают головы, когда они отведают нашей еды?
– Что-что?
– Ладно тебе, Долл, – вмешался Тедди. – Ничего с них головы не слетают. Просто они делаются все красные, и дух из них вон. Не только от еды. Они еще могут не тот камешек положить в рот или перескочить не через ту ветку. Мало ли от чего смертный может тут помереть.
Тео, протянувший руку за ломтем хлеба, отдернул ее.
– Это вы шутите так, да?
Один из человечков напротив влез на скамью, сравнявшись с Тео.
– Они тебя разыгрывают, недомерок. – Голос у него звучал так, словно он только что выиграл чемпионат по дыханию гелием. – Смертные не умирают от нашей еды, они просто не могут больше вернуться к себе в Морталию.
– В Морталию? – повторил другой.
– Ну да, в страну смертных.
– Много ты понимаешь, брауни. – Тедди, похоже, рассердился, но человечки, учитывая, что он мог запихнуть полдюжины из них в рот одним махом, не слишком встревожились. – Все вы круглые дураки. Нам про это мама рассказывала. Про смертного мальчика, которого звали Перси Фон. Он намазался салом и пролез в щелку из ихнего мира в наш, а потом съел гранит и помер* Тедди, видимо, слышал вариант мифа о Персефоне, вынужденной проводить часть года в подземном царстве Аида из-за того, что она съела там гранатовых зерен. Запрет на еду и питье в стране эльфов часто встречается также в кельтских и англосаксонских сказках.

.
– Смертные камни не едят, дубина, – фыркнула Долли. – Правда ведь, Пупсик? Ты ведь камни не ешь?
Тео, несмотря на муки голода, расхотелось даже прикасаться к съестному. Слетевшая с плеч голова – достойное завершение нынешнего дня. Ему не совсем в это верилось, но рисковать тоже не стоило – вдруг он и правда не сможет потом вернуться домой?
– Нет, – сказал он. – Камни мы не едим.
– Шибко умная, да? Ну, значит, это не гранит был, а что-то другое, похожее. Он его съел и хотел вернуться домой, а потом упал и помер.
– Ты сказал, что они сначала красные делаются, – напомнила Долли.
– Он упал, покраснел весь и помер.
Тео сидел и слушал сквозь урчание в желудке, как они спорят у него над головой. Брауни, кажется, находили все это крайне забавным.

13
ПЕРЕМЕНА ПОГОДЫ

– Да можно тебе есть, можно, – говорила Кочерыжка, сопровождая его из кухни в лабораторию Пижмы. – Ты что ж, воздухом собрался питаться, тупица?
– Но огры сказали...
– Огры! – Она прошмыгнула через приемную так быстро, что Тео пришлось догонять ее чуть ли не бегом. – Потому-то Пижма и не стал их посылать за тобой. Даже Долли, а она по их меркам прямо гений, собственную задницу и то не найдет, пользуясь обеими руками и картой. А наш Тедди до одиннадцати не досчитает, не расстегнув штанов. – Она подтолкнула Тео к двери в лабораторию. Хозяин дома ждал их, скрестив руки на груди. – Он ничего не ел с самого прибытия к нам, сэр, – доложила Кочерыжка, – потому что огры наговорили ему чепухи. Сказали, что он домой не сможет вернуться.
– Что? – вздрогнул Пижма, явно задумавшийся о чем-то другом. – А, он голоден? Принеси еды для мастера Вильмоса, – произнес он в воздух.
– Слушаюсь, – ответил знакомый голос.
– Прошу прощения, – сказал Пижма Тео. – Когда вы прибыли, я был... занят другим. Мне следовало спросить, не голодны ли вы. Я повел себя негостеприимно. Извините меня.
Тео только глаза на него вытаращил. Всего несколько часов назад этот эльф смотрел на него, как на мокрицу, а теперь обращается, как с полноценным гостем. Какая муха его укусила?
– Да я... – Тео понадобились пара секунд, чтобы прийти в себя. – Просто Долли с братом сказали, что если я поем здесь, то не смогу вернуться домой. В сказках, кажется, тоже говорится об этом.
– Да, это всего лишь старые сказки, – кивнул Пижма. – Я не хочу сказать, заметьте, что сказки не имеют под собой реальной основы. Думаю, в старину, когда мало что препятствовало путешествиям между нашим и вашим миром, смертному было легче остаться здесь надолго, чем теперь – и когда он все-таки возвращался назад, смещение могло иметь для него ужасные последствия.
– Смещение?
– Разница между двумя мирами. Отсчет времени, возможно, самый очевидный симптом, но далеко не единственный. Однако принятие пищи никак не влияет на возможность возвращения – ни тогда, ни теперь. Это всего лишь хитрость, изобретенная смертными мудрецами, чтобы отбить у своих сородичей охоту задерживаться у нас. Если те ничего здесь не ели и оставались ровно столько, сколько могли выдержать на пустой желудок, разрыв получался не слишком большим.
– Разрыв?
Женщина-брауни вкатила в комнату сервировочный столик. Тео не слышал, как она вошла – с тем же успехом она могла материализоваться из воздуха. Пухлая и розовощекая, она не отличалась пропорциями от обыкновенной женщины, которую каким-то образом уменьшили до трех с половиной футов.
– Где мне накрыть, сэр? – спросила она, и Пижма указал ей на низкий столик.
Поставив на него фрукты и хлеб, женщина сделала реверанс и выкатила тележку за дверь. Эльф жестом пригласил Тео сесть в мягкое кожаное кресло – свое собственное, судя по его изяществу и удобству. Тео с легкой настороженностью сел.
– Мед эглантерии, – принюхавшись к тарелке, облизнулась Кочерыжка. – Красота.
– Угощайся, – сказал ей Тео и опять обратился к Пижме: – Так это ничего, если я поем? – Ему не хотелось показаться тупым, но очень уж подозрительным представлялось превращение давешнего холодного угрюмца в радушного хозяина. – Это не помешает мне вернуться домой?
– Ни эта пища, ни какая-либо другая на ваше возвращение не повлияет. Клянусь Вековыми Деревами.
Тео посмотрел на Кочерыжку, но она, ничуть за него не беспокоясь, обеими руками соскребала с его хлеба мед и масло, отправляя все это в рот. Значит, еда не отравлена – хоть за это можно не опасаться.
– Как он тебя называл – летуницей? – спросил Тео. – Именно так определяется существо с крылышками, матросским лексиконом и поросячьими манерами?
Кочерыжка ухмыльнулась с набитым ртом.
– Заткнись и лопай, большой дурень.
Тео отломил себе хлеба и взял плод, похожий на розоватую вишню. Хлеб был как хлеб, только гораздо вкуснее, а вот таких фруктов он еще не пробовал: чудесная сладость имела оттенок душистой экзотической остроты. Тео с новой силой ощутил голод и набрал полную горсть этих вишен.
– Я, как уже говорил, сожалею о своей первоначальной... резкости, – сказал Пижма. – Меня занимали другие проблемы. Но теперь я все обдумал и решил, что встреча с вами не утратила важности для моих принципалов и что вас нельзя оставлять одного в чужом для вас мире.
Это не до конца объясняло ситуацию. Пижма очень убедителен в качестве приятного собеседника, но забыть его прежнее поведение не так-то легко. Что могло вызвать в нем подобную перемену? Или это общее свойство всех Цветов – умение скрывать нежелательные эмоции и разыгрывать нужные, как это делают социопаты реального мира? Малоутешительная мысль.
«Либо я параноик, либо у них мозги набекрень. Выбирай что хочешь».
– А не могли бы вы просто отправить меня обратно? – спросил Тео. – Вы не обижайтесь, но ведь я сюда попал не по своей воле. И встречаться с кем-то мне совсем ни к чему...
– Очень даже к чему, – широко улыбнулся Пижма. Тео показалось даже, что сейчас этот аскет с белыми волосами подойдет и хлопнет его по спине. – Вы, я вижу, уже забыли про существо, напавшее на вас в вашем доме.
– Такое не очень-то забудешь.
– Подобное создание трудно сбить со следа надолго, и вы не уйдете от него, даже если будете каждый день перемешаться между двумя мирами. Стоит вам только вернуться к нормальной жизни, и оно сразу найдет вас. Только в следующий раз у вас не будет ни такой помощницы, как госпожа Кочерыжка, ни двери, в которую можно убежать.
Тео вспомнил раздутое лицо чудовища, и под мышками у него стало липко.
– Вы хотите сказать, что рано или поздно оно меня все равно достанет? Где бы я ни был?
– Будем надеяться, что нет. Но для того чтобы точно определить происхождение этого существа, а затем устранить его или утихомирить, нужен более острый ум, чем у меня, и лучше оснащенная лаборатория. Вот еще одна причина, по которой вам полезно будет встретиться с моими друзьями в Городе. Они ближе к власти, и связей у них больше, чем у меня. Я, как видите, избрал для себя жизнь скромного деревенского философа и ученого.
– Вы сказали «еще одна причина» – какова же главная? – «Может, Пижма и его сторонники сами же и напустили на меня это пугало, – подумал Тео, – чтобы добиться своего». – И почему именно я? Вы сказали, что кто-то из ваших политиков хочет поговорить со мной – почему?
– Я не уполномочен раскрывать кое-какие секреты на случай, если вы... Вам, видите ли, предстоит проделать долгий путь, и если... – Пижма выдвинул из-под ближайшего лабораторного стола табурет и сел, согнув в коленях длинные ноги. Домашней обувью ему служили очень дорогие на вид замшевые туфли, носков он не носил. – Позвольте мне объяснить. – Он надел очки, провел рукой перед одним из экранов, и тот из серебристого сделался синевато-зеленым. Легкое облачко поднялось от него и тут же испарилось.
– Обе наши расы, мастер Вильмос, очень долго жили в тени друг друга. И это, надо сказать, не всегда протекало гармонично. Когда мы начали замечать, что вы пошли в гору, некоторые из наших сочли, что нам следует...
– Что следует? – перебил его Тео. – Переморить нас, как клопов, так, что ли?
– Не будем отвлекаться на пустяки, – махнул рукой Пижма.
– Ничего себе пустяки!
– Несмотря на возникшие в то время сомнения, обеим расам еще долго удавалось уживаться в одном мире... не в том, который известен вам, мастер Вильмос, а в том, который известен нам обоим. Мир у нас не совсем общий – наши области пересекаются или, вернее, сосуществуют, но не всегда в физическом плане.
– Физический план? Пересекающиеся миры? – Тео раздражало, что Пижма уклоняется от главного предмета, то есть от намерения части эльфов перебить весь человеческий род. С ним обращались, как с ребенком, и это вызывало в нем желание делать все наперекор, как настоящий ребенок. – Это уже что-то астрологическое. Терпеть не могу астрологию. У меня была девушка, так она всегда обзывала меня ретроградом или чем-то вроде того. По-настоящему-то имелось в виду, что я засранец.
Улыбка Пижмы обрела частицу прежнего холода.
– Хорошо. Не будем углубляться в детали. Вы, без сомнения, устали, поэтому ограничимся следующим: за то время, пока мы с вами пользовались как физическими, так и метафизическими благами нашего общего мира, наши потребности изменились. Проще всего выразить это так: вы сейчас берете от земли намного больше, чем мы, – я говорю не только о нашей планете как таковой, о ее почве и воздухе, но и о чем-то менее материальном. Мы с вами – как два города, стоящие на одном озере, но ваш город потребляет намного больше чистой воды и возвращает ее в озеро загрязненной.
– Это вы насчет загрязнения среды? – Тео поморщился, попав зубом на косточку. В других фруктах никаких косточек не было. Он деликатно выплюнул ее в руку и положил на край тарелки. Кочерыжка, наевшаяся меду и вишен, тяжело взлетела и опустилась ему на плечо.
– Все далеко не столь просто и не столь... материально, но определенная аналогия имеет место. Вы, смертные, злоупотребляете нашей общей средой и засоряете ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89