Именно это делало их столь интересными и соблазнительными (когда дело касалось женщин): будучи в среднем ненамного красивее людей, они представляли собой такую сложную смесь незнакомых Тео типов, что каждый из них казался целым миром, новым и неизведанным.
Рассмотреть их подробно было, однако, не всегда легко, женщин в особенности. По крайней мере одна из деталей описанной Эйемоном эпохи перешла в эту, более современную, а именно женская мода: все эти перчатки, длинные юбки и пальто. Десятки фей сидели на вокзальных скамейках или пили с друзьями чай в буфетах, но разглядеть у них можно было разве что щиколотки, да и то редко. В моде также, видимо, были большие шляпы и шарфы, повязываемые на голове. Все это в целом имело до странности эдвардианский вид. Если бы не летунцы и не чистильщики обуви с головами, как у мопсов, Тео подумал бы, что смотрит костюмный телефильм. Может, это они из-за дождя так кутаются? Но феи из низших слоев общества, большие и маленькие, похоже, не обращали на погоду никакого внимания – они одевались так, чтобы было удобно, и охотно демонстрировали голые руки, ноги и крылья.
– Послушайте, а почему у вас крыльев нет? – спросил Тео.
– О чем вы? – с заметным раздражением повернулся к нему Руфинус.
– О крыльях. У вас их нет, у вашего кузена Пижмы тоже. Я думал, они растут только у маленьких, но она примерно вашего размера, – Тео кивнул на женщину в белой шапочке, похожей на приплюснутую чайку, – а у нее они есть.
– Она медицинская сестра, – ответил Руфинус так, будто это все объясняло.
– Но почему все-таки у вас с кузеном они отсутствуют?
– Представители высших слоев... но вот, однако, и чайная. Надеюсь, владелец у нее тот же – я давно здесь не бывал.
Тео, пожав плечами, вошел в кафе вслед за эльфом.
Пока Руфинус заказывал три чая, два больших и один экстра-мини – у краснолицей женщины с жесткими крыльями, стоящей за стойкой на табурете, Тео глазел на выставленные за стеклом лакомства. Каждое пирожное выглядело, как произведение искусства. Он уже хотел попросить Руфинуса заказать одно для него, но тут заметил, что маленький переливчатый тортик сделан вроде бы из настоящих бабочек – живых, поскольку крылышки у них еще трепыхались. Другое изделие украшало что-то очень похожее на засахаренные рыбьи глаза.
Аппетит у Тео пропал, и он сел вместе с Руфинусом и чаем за столик у входа, откуда им был виден весь вокзал – а весь вокзал видел их.
– Не хотелось бы показаться занудой, – сказал он, – но не пересесть ли нам чуть подальше? Просто чтобы не быть на самом виду?
Руфинус отнесся к этому уже с откровенным раздражением, но хорошее воспитание возобладало, и он перебрался на выбранное Тео место у задней стены. Пока он разливал чай, в дверях возникла Кочерыжка – она проделывала небольшие зигзаги, высматривая их.
– Сюда! – позвал Тео.
Она тут же юркнула через комнату – кто-то из посетителей еще отмахивался от жужжащего насекомого, а она уже опустилась на столик рядом с блюдцем Тео.
– Как мило, что ты к нам присоединилась, – сказал Руфинус.
– Ага. Не оборачивайся сразу, – сказала она Тео, – но я видела ребят, которые мне не понравились. Вон там, перед магазином «Все для крыльев». Они за тобой следят.
– Я никого там не вижу, – посмотрев, заметил Тео.
Она снялась со стола для лучшего обзора.
– Ушли уже. Трое вашего роста, – сообщила она Руфинусу, – но чудные какие-то. Даже очень. Подтянутые, не какие-нибудь хулиганы. В темных таких пальто.
Руфинус тоже прищурился – со снисходительным видом взрослого, разглядывающего облако, похожее, по мнению ребенка, на уточку или лошадку.
– Ты, возможно, преувеличиваешь, Бубенчик. Здесь много народу в длинных пальто – из-за дождя.
– Я Кочерыжка, – отрезала она, но без того накала, который наверняка принял бы на себя Тео, окажись он на месте Руфинуса.
«Классовые проблемы, – решил Тео. – Ко мне она относится как к равному и от меня ждет того же. А от него не ждет – и правильно делает, судя по тому, что я видел до сих пор».
– Впрочем, это хорошо, что ты так внимательна, – признал нюх-Маргаритка. – Да и я наготове. Не волнуйтесь, мастер Вильмос: вы под моей защитой. Кузен Квиллиус снабдил меня контр-чарами на случай нападения, и у меня неплохой опыт в применении других форм обороны. Вы знаете, что на последнем курсе «Вечности» я был капитаном фехтовальной команды?
– Домашней команды, – громким шепотом сообщила Кочерыжка. – Набранной из его земляков.
– Но шпаги-то у вас с собой нет, – заметил Тео.
Руфинус улыбнулся так весело, что Тео почти проникся к нему симпатией.
– Это вам так кажется, мой смертный друг. Взгляните– ка. – Он вытащил что-то из-под дна чемодана, раскрыл, и получился то ли короткий меч, то ли очень длинный нож, на добрых полфута длиннее чемоданного днища.
«Помоги мне Боже, он из тех парней, которые считают себя хорошими бойцами!» Теперь Тео занервничал по-настоящему. Сам он достаточно часто оказывался втянутым в серьезные драки – обусловленные характером кабаков, где он выступал с другими музыкантами, – чтобы знать, что боец из него никакой. А того, кто много о себе понимает, первым делом и бьют кием по башке, когда он отвернется.
– Давайте заканчивать наше чаепитие, – предложил Руфинус. – У нас еще почти час до отправления поезда.
Тео принудил себя сидеть спокойно и пить чай. Делать нечего: никаким другим способом ему домой все равно не попасть. Он тут как альпинист, застрявший на вершине в Гималаях: кричи не кричи, а вниз спускаться все равно придется.

– Силы великие, две чашки «Горной паутинки» меня переполнили, – пожаловался, отодвигая стул, Руфинус. – Однако еще есть время, чтобы пройти в зал ожидания первого класса – это намного приятнее, чем пользоваться удобствами в поезде.
Тео еще не привык к тому, что эльфы и феи тоже совершают отправления, – но ясно, что в своем мире, или вселенной, или измерении, как ни назови это чертово место, они подвластны законам физиологии точно так же, как люди в своей реальности.
– А мне что делать? Подождать вас здесь?
– Нам лучше пойти к поезду, Тео, – опередив Руфинуса, твердо заявила Кочерыжка. – Чтобы запас времени был. Я помогу ему найти платформу, – сказала она Руфинусу, – там и встретитесь.
– Очень мило с твоей стороны. С вашего позволения... – Руфинус пошел к выходу, но вернулся за чемоданом. – Чуть не забыл.
Не успел он скрыться из виду, как Тео сильно дернули за ухо.
– Эй, ты что? Больно же!
– Пошли. Нечего тут рассиживаться, и на платформе ты тоже сидеть не будешь.
– Почему?
– Я видела трех парней, которые за тобой следили, и они мне не нравятся. Ты мне веришь?
– Больше всех, кого я здесь знаю.
Она сморщила носик, обдумывая его ответ.
– Ну, этого хватит, пожалуй. Пижмин родич, сдается мне, не подарок – лучше тебе самому о себе позаботиться.
– Я того же мнения.
– Вот и ладно. Значит, так: выходим отсюда через заднюю дверь и стараемся пробраться к поезду понезаметнее. Я вас потому и не торопила – хотела дождаться, когда состав подадут. Давай за мной. – И она полетела к служебному помещению.
– Ты куда?
– К черному ходу, я же сказала. Нам лучше идти мимо мусорных баков и прочего.
Она провела его через кухню, где двое человекообразных толстячков – буги, кажется, – стояли на табуретках, покуривая глиняные трубки. Один при этом жарил что-то в проволочной корзинке, другой длинной лопаткой вынимал из духовки выпечку.
– Далеко ли собралась, пташечка? – лениво спросил пекарь у Кочерыжки.
Говорил он, как комический поселянин у Шекспира, с акцентом, похожим на североанглийский – знакомство Тео с английскими диалектами ограничивалось «Битлами». Он до сих пор не понимал, почему все эльфы говорят, как британцы или ирландцы.
– Вон в ту дверь, пузанчик, – ответила она. – Счастье твое, что ты смазливый, потому как повара из тебя не выйдет – безе у тебя, как старая подошва.
Буги у плиты на это засмеялся, пекарь ухмыльнулся.
– А тебе с язычком повезло – авось и найдешь себе нового парня, ведь твой только что в холодильник вперся.
Тео услышал эти последние слова за миг до того, как за ним захлопнулась дверь, и ему стало вдруг очень-очень холодно.
«Я ничего не трогал, – сказал он себе. – Эта штука просто взяла и закрылась, как по волшебству. Вот черт!»
Он стоял и трясся, пока Кочерыжка препиралась с поварами, приказывая им открыть дверь. Она честила их на все корки, что улучшало самочувствие Тео – но иногда ему, как ни странно, слышался ее смех.
Он выбивал дробь зубами, когда дверь наконец-то открылась снова.
– На кой тебе сдался этакий пестик, коли он даже засов отколдовать не может? – осведомился повар у плиты. – Выходи давай, лордик мороженый, не то мы по ошибке положим тебя в жаркое, а потом на суде отвечать придется.
– Цыц ты, паскудник, – ответила Кочерыжка – без особого, впрочем, негодования.
– Когда пестики тебе надоедят и ты захочешь вернуться в родной социум, – помахал ей на прощание пекарь, – ты знаешь, где меня можно найти.
– Угу, – поддержал другой, – от макушки до пяток, обвалянного в муке. Служебный коридор вон там.
– Неплохие они ребята, – сказала Кочерыжка, летя по узкому проходу.
Руфинус к этому наверняка бы добавил «для буги».
– Ты им понравилась, – заметил Тео.
– Да иди ты.
– Скажешь, нет? А сама покраснела.
– Врешь ты все. Заткнись лучше.
У самого выхода из коридора она сказала ему:
– Как выйдем, смотри не оглядывайся – такое всегда замечают. Ты идешь куда-то по своему делу, вот и шагай себе. Озираются только виноватые.
– Ты у нас прямо Джон Ле Карре* Известный автор шпионских и детективных романов.

. Из табакерки.
– Не знаю, что это такое, но в ухо двинуть могу запросто. Открывай дверь.
Тео мимоходом поинтересовался, как существа размера Кочерыжки открывают такие двери, когда у них под рукой нет существа размером с него. Выйдя из коридора, они прошли мимо дамской комнаты какого-то ресторана. Тео по крайней мере предположил, что это дамская комната: один из нарисованных на ней силуэтов имел гуманоидно-женственный вид, но другие выглядели как приспособления для пылесоса. Тео решил, что задумываться над этим не стоит.
Дальше следовал магазинчик с книгами и журналами, где толпились путешественники. К празднику урожая его украсили листьями и всевозможными плодами, с потолка свисали стилизованные луны. Это Тео думал, что к празднику – может, у них в Эльфландии всегда так. Идя за Кочерыжкой мимо глянцевых обложек, он снова испытал чувство странного узнавания: он понимал все, что на них написано, не зная ни языка, ни алфавита. «Мы засушиваем дубы – вы отдыхаете!» объявляло издание, чье название, он перевел как «Кора и корни, журнал для дриад». Ему казалось, что он попал в декорации дорогостоящей голливудской комедии. В глаза лезли заголовки типа «Размах крыльев – для работающих матерей» с рекламой «Забудьте о морозильных чарах – свежий стол для Мабона за несколько минут!». Газеты «В строю» и «Арденские известия» сообщали, что «Эластичные стремятся сохранить коалицию», а «Причина аварии на „Генераторах Падуба“ – низкая дисциплина».
Покупатели поражали не меньше, чем периодика – от дам в шляпках с вуалями, точно из римэйка «Поездки в Индию»* Фильм по одноименному роману Э.М. Форстера (1924).

, до группы говорящих ежей в майках для регби, с флагами и термосами; пока один из них покупал пакетик соленых личинок, остальные добродушно пихались и переругивались.
– Не заглядывайся по сторонам, – прошипела Кочерыжка на ухо Тео. – Трюхай быстрей. Помни, что идешь по делу.
Он все-таки задержался перед стендом с журналами. Один назывался «Аэдова* Аэда – одна из трех первоначальных муз, муза пения.

арфа», и Тео подозревал, что тот относится к одному из двух видов предпочитаемой им печатной продукции. Может быть, в стране, где женщины закутаны до ушей, с музыкальными журналами ему больше повезет? Но Кочерыжка, конечно, была права. От сознания того, как плохо он здесь ориентируется, Тео овладела безнадежность, и ностальгия пронзила его с новой силой. Одно дело – загримировать его под эльфа, и совсем другое – ожидать, что он справится с этой ролью. Все равно что посадить продавца мороженого на симпозиум физиков-ядерщиков и велеть, чтобы он изображал одного из них. Хорошо, если от него требуется просто сидеть с понимающим видом, – но что будет, если его вызовут на трибуну?
– Двенадцатый путь, – объявила Кочерыжка. Они вышли из магазина примерно за десять витрин от кафе, где пили чай, и это уменьшало шансы, что кто-нибудь их засечет. Кочерыжка примкнула к группе идущих к поездам пассажиров, Тео тоже влился в поток и завернулся в него, как в плащ.
Спасибо и на том, что они все крупнее Кочерыжки – иначе с прикрытием возникли бы проблемы. Трех типов, описанных летуницей, Тео нигде не видел. Может, Руфинус все-таки оказался разумнее? Зачем кому-то устраивать слежку за смертным, который никого и ничего здесь не знает? Может, вся эта история с засушенным сердцем злополучного Штокрозы не имеет к нему, Тео, никакого отношения? На душе у него потеплело от этой мысли, хотя он не до конца в это верил. Ведь кто-то, как ни крути, подослал к нему того мертвяка.
– Я их вижу! – прошипела тут Кочерыжка. – Вон там!
У Тео участилось сердцебиение, и он последовал за своей проводницей в укромный уголок недалеко от одиннадцатого пути, между колонной и киоском под названием «Ариэль». Фея, оставив его там, отправилась на разведку, а Тео притворился, что разглядывает рекламу за стеклами. В киоске на первый взгляд продавались вафли, но потом он рассмотрел получше сверточки в вощеной бумаге, которые вручала покупателям брауни с сеткой на волосах, и решил, что это замороженные пчелиные соты.
Что-то коснулось его уха, и он подскочил.
– Не двигайся! Замри! – раскаленным шепотом скомандовала Кочерыжка. – Посмотри через киоск на ту сторону. Видишь?
Да, теперь он видел. С той стороны киоска, в двадцати шагах, стояли три высокие темные фигуры, исподтишка наблюдая за проходящими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89