Возможно, Глушители хотели оставить его в живых, только чтобы пытками вырвать у него какую-то информацию, которой он, по их мнению, обладает.
– Кто здесь? – смаргивая кровь, хрипел Пижма. – Помогите...
– Тревога, – бубнил непонятно откуда идущий голос хоббани. – Тревога...
Тео мотнул головой и пополз дальше.

Пока он мучительно медленно продвигался через комнату, идиотское бормотание хоббани слабело и наконец умолкло совсем. Балки, штукатурка, куски перекрытия угрожающе свисали вниз или высились впереди, как абстрактные скульптуры, но Тео смутно сознавал, что могло быть и хуже. В современном эльфийском интерьере использовались, похоже, очень легкие материалы, благодаря чему преодолеваемые им завалы состояли не из железобетона, а из стекла, дерева и тонкого листового металла. На всем этом густо, как снег, оседала пыль. До двери он, однако, добрался с таким чувством, как будто перекидал несколько сотен кубометров щебенки. Он обливался потом от идущего сверху жара, но при каждом огненном душе поздравлял себя с тем, что не снял куртку.
Пару раз ему мерещилось, что позади стонет Пижма, но не обращать на это внимания оказалось не так уж трудно: даже когда хоббани замолчала, другие голоса продолжали бубнить в голове.
Дверь открыть удалось не сразу. Весь этаж как-то перекосился, и в коридоре тоже обрушился потолок. Пробираясь на четвереньках в облаке дыма, Тео нашел с полдюжины эльфов большого роста, неподвижных и явно мертвых, погребенных внезапным обвалом. Он попытался определить, который конец коридора ближе, но пыль делала это занятие бесполезным. Оставалось ползти наугад, минуя мертвых – из-под балок порой виднелись только их руки или ноги.
Дым сгущался, и голоса в голове галдели свое, не придавая особого значения происходящему, словно сварливые пассажиры застрявшего на обочине автобуса. Кэт обличала его как неудачника, Кочерыжка обзывала мелкой душонкой, Пижма и Нарцисс обливали презрением.
«Все хотят моей смерти, потому что от меня никакой пользы нет». Тео жалел себя, поскольку их желание могло вскоре исполниться. Но ведь так не всегда было. Все думали, что он чего-то добьется в музыке. Он пел, и люди хлопали, слушая его. Даже школьные учителя писали у него в дневнике: «Ваш Тео поет, как ангел»...
Или как эльф. Неужели даже это будет отнято у него? Выходит, что и талант не его заслуга – он просто принадлежал к другому биологическому виду. «Но Поппи мой голос понравился – она сама так сказала, хотя никогда не слышала никого, кроме эльфов...»
Из-за дыма ему стало казаться, будто он заблудился в тумане, плывущем в западе на холмы Сан-Франциско. Или смотрит из окна своей хижины на призрачные силуэты деревьев.
Исключительно ради того, чтобы услышать что-то знакомое, он откашлялся и запел первое, что пришло на ум:

Я трезвым редко бываю...

Звуки с трудом пробивались через рубашку, которой он завязал лицо, но Тео упорно продолжал:

Я бродяга, и горек мой путь.
Дни мои сочтены, ребята, –
Приходите меня помянуть.

Эту самую песню он пел умирающей матери. Теперь его голос звучал из рук вон плохо, и каждый слог царапал горло, как стекловата, но даже такое пение помогало заглушить бубнящий внутри ужас. Переползая через груды мусора, он хриплым шепотом продолжал петь:

Вернуться бы мне в Каррикфергюс,
Валлигранд бы увидеть вновь.
Я океан переплыл бы,
Чтоб свою отыскать любовь.

Океан. Он охотно утонул бы в чудесной прохладной воде – открыл бы рот и глотал ее, глотал...
Он тупо, как пьяный, поднял глаза, заметив какую-то перемену. Ему стоило такого труда одолеть очередной завал, что дверную ручку он увидел, только уткнувшись в нее носом.
Дверная ручка.
Это видение ослепило его, как Савла на дороге в Дамаск. Ручка – это дверь. Он добрался до конца коридора.
Тео отвалил в сторону большой кусок потолка, кинув его на кучу прочего мусора. Теперь ручка стала видна целиком, пыльная, как древний артефакт, и он обхватил ее пальцами. «Лишь бы только дверь открывалась внутрь! Сделай так, Боже, чтобы она открывалась внутрь. Если я потяну, и она откроется, значит... что же это значит? – Он заставил мысль стоять на месте, опасаясь, как бы она совсем не ушла. – Правильно. Это значит, что за ней будет выход – возможно, лестничная клетка. Но если она открывается наружу, то за ней просто какой-нибудь офис».
Не в силах больше думать об этом, он потянул дверь. Она не открылась.
Сидя на полу, совершенно убитый, он плакал смешанными с пылью слезами. Потом толкнул дверь. Она и на этот раз не поддалась, но в нем зародилась надежда.
Может, это все-таки выход, просто дверь заклинило.
Он уперся ногами, взялся за ручку обеими руками и дернул. Снова ничего не вышло, но он как будто ощутил, что дверь дрогнула, словно готовилась уступить. Самообман. Иллюзия умирающего, вот что это такое. Однако он снова ухватился за ручку и уперся ногой в косяк. Он тянул изо всех сил, чуть не крича от напряжения, – и дверь распахнулась, хрустнув, как сломанная кость, а в голове грянул хор ангелов, перекрывший весь прочий шум.
Пыли, дыма и мусора на лестнице было не меньше, чем наверху, но Тео видел, что сможет спуститься. Сотни, а то и тысячи золотых жучков уже кишели на ней – они выходили из лопнувших труб, строились в неровные колонны и струились через препятствия, гонимые непонятным Тео инстинктом. Их тупое упорство напомнило ему самого себя, и он засмеялся бы, не будь глотка и легкие забиты чем-то похожим на паленую шерсть.
«До земли всего пара этажей, – сказал он себе. – Наше дело еще не потеряно».
Он слез до середины первого пролета, и тут наверху словно бомба грохнула, швырнув его на пол. Пыль поднялась клубами, уши заложило от перепада давления, и в них заныл пронзительный, вызывающий тошноту звук. Тео втянул воздух сквозь свою респираторную повязку, ожидая, что его сейчас расплющит в лепешку, но смерть, занесшая костлявый кулак над его головой, опять его пощадила. Он кое-как поднялся и снова полез вниз.
«Какая нелегкая меня сюда занесла? Я ведь певец, черт меня подери, даже не гитарист...»
Звон в голове наконец затих, и его место снова заняли голоса, бесплотные, как у хоббани, но далеко не столь разумные, – они бормотали и даже пели, создавая настоящую какофонию. Может, ему что-то упало на голову и он получил мозговую травму? Или это магия дома Нарцисса прорвалась и заливает его?
После четырех пролетов, каждый из которых показался ему с милю длиной, он снова очутился перед дверью, и до него дошло, что за ней слышатся настоящие, реальные голоса, до ужаса громкие и грубые. Тео открыл дверь, и его чуть не сшибли с ног три пыльные фигуры в серых полицейских доспехах. Плащи делали их такими громадными, что он в первый момент принял их за огров.
Один сразу сгреб его за руку так, что Тео, потрясенный тем, что есть еще живые на свете, кроме него, не сдержал крика. Из-под капюшона смотрели очки, многогранные, как глаза насекомого. Над плечом констебля парила маленькая фигурка со светящимся шариком в руке, в прозрачном шлеме и скафандре – ни дать ни взять игрушечный инопланетянин. Летунец-спасатель, должно быть. Сородич Кочерыжки.
– Есть там еще кто живой наверху? – прокричал констебль.
– Не знаю. – Рубашка на лице глушила слова, и Тео повторил еще раз, погромче. «Кочерыжка, – стукнуло вдруг ему в голову. – Господи, где же она?»
– Ладно, выходите. – Полицейский бесцеремонно выдернул его за порог. – Прямо по коридору, а потом в вестибюль.
Констебли протиснулись мимо Тео и стали подниматься по лестнице.
Тео, пошатываясь от облегчения, поплелся по коридору. Он будет жить! Мусор здесь отгребли к стенам, расчистив проход. Скоро он выйдет на свежий воздух. Подальше от дыма, пыли, призрачных жалобных голосов, от всего этого ужаса. Выйдет и побежит – все равно куда, лишь бы дышать полной грудью, лишь бы свалиться и уснуть...
Коридор разделился надвое, но Тео увидел стрелку с надписью «Вестибюль» – на неудобочитаемом, но почему-то понятном ему языке эльфов. Стрелка указывала ему путь к жизни и свободе, как рука ангела-хранителя. Надпись в другом коридоре, тоже со стрелкой, гласила: «Башня Нарцисса».
Тео остановился, не поняв поначалу зачем. Где была Кочерыжка в момент этой страшной катастрофы? Хотелось бы верить, что на улице. Она улетела куда-то за пределы подворья – именно так она передала ему еще до конференц-центра. При этом она далеко не глупа: увидев в небе жуткую крылатую тень, она моментально бы смылась отсюда к чертовой матери. Как пить дать.
Он уже двинулся к вестибюлю, когда его поразила еще одна мысль. Если она и засекла Пижму, то в офис, где сидел Тео она за ним не последовала. Что, если она поднялась выше, в зал заседаний?
Он застыл в месте пересечения коридоров. Если это так – она мертва, и тут уже ничего не поделаешь. Если она осталась на улице, то могла выжить, но этого он опять-таки не узнает, пока сам не выйдет наружу. Где еще она может быть?
В сотах, вот где. Думать об этом не хотелось, но и не думать он тоже не мог. В сотах под башней Нарцисса. Он не знал, что случилось с главной башней, но вряд ли Чемерица оставил стоять этот гордый символ вражеской мощи. Вдруг Кочерыжка вернулась в соты? Вдруг она нуждается в помощи?
Нет. Даже думать об этом глупо. Снова лезть в разрушенное здание за той, кого там, возможно, вовсе нет, а если и есть, то найти ее почти невозможно? Все правильно – но Тео, даже с гудящей головой и вымотанный до предела, не мог забыть, как она, словно отважная колибри, бросилась на ходячего мертвеца, вооруженная одним только штопором. Бросилась, спасая его, Тео, никчемную жизнь. И еще он помнил, как в поезде она пряталась у него под рубашкой, дожидаясь прихода констеблей и страшного слизня-щельника. Чем она была ему обязана, оставаясь с ним до конца? Ничем. Чем обязан ей он? Всем.
«Иди в вестибюль, идиот, – твердила разумная часть его мозга. – Она скорее всего на улице, а если нет, то что ты сделаешь?»
«Мелкая душонка», – тяжело упало в ответ разумному голосу. Таким он и чувствовал себя – мелким, пустым внутри, как пластмассовая статуэтка. Бессердечный. Бесхарактерный.
Лучше уж быть мелким, чем мертвым.
«А что у меня есть еще? За что я так цепляюсь? Я не человек даже, а никому не нужный, последнего разбора эльф. Один у меня друг – Кочерыжка».
Тео повернул в коридор с надписью «Башня Нарцисса». Может быть, главная башня избежала худшего, говорил он себе, сам в это не веря. Чемерица и прочие сукины дети метили в конференц-центр, разве нет? Все их враги, как по заказу, собрались в одном месте. Тео пошатнулся, вспомнив зал заседаний под лавиной огня и расплавленного стекла. Нельзя представить без ужаса, что стало с леди Амилией, с лордом Штокрозой, даже со спанки Уолтером, которого заставили выйти на работу в праздник...
Здесь обломков было гораздо меньше, поэтому все, кто работал в коридоре между конференц-центром и главной башней, мигом смотались из своих кабинетов: двери по обе стороны были распахнуты, сам коридор пуст, если не считать тонкой пылевой завесы. Шагов через сто Тео дошел до перекрестка, образующего пятиконечную звезду – а наверх, к потолочному окну в дюжине ярдов над головой, вела вертикальная шахта. За окном стояли мутные, пыльные сумерки, пронизанные золотисто-зелеными лучами. Действительно ли солнце зашло, или в воздухе просто черно от дыма? Сумрак в любом случае действовал угнетающе и сбивал с толку. Кто знает, который теперь час и даже день – Тео, пока спасался, потерял счет времени.
Чуть дальше перекрестка в коридоре сделалось жарко, и у Тео возникло недоброе предчувствие относительно участи главной башни. Еще через двадцать шагов пот полил с него градом, а потом коридор уперся в груду дымящихся обломков рухнувшего потолка.
«О Господи. И здесь то же самое!»
Тео остановился, пошатываясь. Если разрушен даже подвальный этаж, то ясно, что наверху камня на камне не осталось. Снова лезть в развалины, подвергая себя опасности?
Но здесь дело все-таки не так плохо, как там. Тео ухватился за эту мысль. Может быть, внизу просто двери завалены и Кочерыжка не может выбраться. Нечего стоять и смотреть: тут и так дышать нечем, а скоро еще жарче станет. Тео натянул рукава куртки на пальцы и потрогал завал, ища, где его можно раскопать. Такого места не нашлось, и Тео отступил в коридор.
У перекрестка он потуже обвязал рот рубашкой и вытер слезящиеся глаза. Потом обследовал два ближних коридора и снова уперся в обвал.
Закопченные золотые жучки сыпались из трещин ему на голову и хрустели у него под ногами. Жужжащие в мозгу голоса наконец-то утихли, как раньше голос хоббани. Тео углубился в другой коридор и долго шел по его извилистым ответвлениям, стараясь по мере возможности не сбиться с дороги, – но он не успел как следует ознакомиться с топографией главной башни, а внизу ориентироваться было еще труднее. Наткнувшись на очередную стену обломков, он совсем отчаялся и хотел уже повернуть назад, но тут углядел на самом краю обвала дверной проем, а за ним открытый проход.
Прикрываясь кожаной курткой, он стал убирать с дороги тлеющие куски обгоревших балок. Еще одна дверь, в конце прохода, была чем-то заблокирована с той стороны, но он надавил на нее и сумел открыть. Выйдя, он чуть не наступил на руку мертвого эльфа и покатился кубарем с лестницы. Убивший эльфа металлический патрубок, воздуховод или что-то в этом роде, поблескивал серебром на ступеньках.
Убитый занимал Тео очень недолго: его отвлекла картина внизу, видимая только потому, что дым уходил через разрушенный потолок.
Сначала он даже подумал, что благодаря некой магии оказался вне дома Нарцисса и смотрит на его развалины с какой-то высокой точки, – и только потом уяснил, что наблюдает то же самое в миниатюрном отражении.
Потолок огромного сводчатого зала, где помещались Нарциссовы соты, при обвале разнес вдребезги середину сот и поджег остальное: огонь бушевал до сих пор, кружа столбы белого пепла и оранжевых искр, как в шаре со снегом из адского сувенирного магазина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89