На их счастье, после недавнего скандала со стрельбой на пора
жение сотрудники Службы иммиграции и натурализации действовали нескол
ько вяло и нерешительно. Вскарабкавшись по шершавому цементному склону,
Старлиц и Зета упали в грязь и застыли среди колючек, пережидая, пока мимо
них в каких-то десяти футах протопают форменные башмаки и стихнет собач
ий скулеж. Потом пришлось, царапаясь до крови, продираться сквозь колючу
ю проволоку и огибать на цыпочках залитые светом простреливаемые участ
ки. Наградой им стала заросшая сорняком обочина обыкновенной американс
кой улицы.
Ц Знаешь что, папа? Ц проговорила Зета, вынимая из волос колючки и сучки.

Ц Что?
Ц Знаешь что, папа, со мной такого еще никогда не бывало. Это ужасно! Я голо
дная, я все время голодная. Мне холодно, я вся в грязи. Мы всюду таскаемся пе
шком. Не пользуемся туалетом. У меня нет своего дома, даже воды нет.
Ц Точно. Такова главная сюжетная линия.
Ц Тогда почему у меня такое чувство, что все нормально?
Ц Потому что все нормально. Большинство людей на свете так и живут. Больш
инство всегда так жили. Большинство ни на что другое и не надеются. Такова
подоплека, таково подлинное молчаливое большинство
Старлиц, не симпатизирующ
ий Бодрийяру, полемизирует здесь с его книгой «В тени молчаливого больши
нства, или Конец социального» (1982).
. Большинство людей на свете совершенно нищие и темные. Так живут ми
ллиарды. Это не попадает в заголовки новостей, в объективы камер, это нико
гда не показывают по телевизору. И всем на это искренне наплевать.
Некоторое время они брели молча, минуя покосившиеся уличные фонари и неп
ривлекательные магазинчики, заманивающие скорыми тиражами лотерей.
Ц Послушай, папа!
Ц Что?
Ц Послушай.
Ц Что?
Ц Бедняки едят электрические лампочки?
Ц Зачем им это есть? Ц Старлиц запнулся. Ц Ты что, ешь лампочки?
Зета, отставшая на пару шагов, пробормотала что-то неразборчивое.
Ц Я не понял...
Застыв от смущения, она подняла глаза.
Ц Я же говорила: только белые матовые.
Ц Кто-нибудь когда-нибудь видел тебя за поеданием лампочек? Ц рявкнул
Старлиц. Ц Ты говорила хоть кому-нибудь, что ешь лампочки? По крайней мер
е перед камерами ты их не ела?
Ц Нет-нет, папа, никогда, никому.
Ц В таком случае можешь не волноваться.
Ц Правда? Ц Она просияла. Ц Здорово!
Через несколько минут Старлиц нарушил молчание:
Ц Ты все-таки поосторожнее с лампочками. Они же из стекла и металла. Неор
ганические. Ц Зета ничего не сказала. Ц Что ж, как знаешь, Ц смягчился о
н. Ц Я твой отец, мне ты можешь рассказывать такие вещи. Все в порядке, Зета
. Ты хорошо сделала, что сказала мне об этом.
Сердобольные сельские жители Нью-Мексико охотно подсаживали в машину г
олосующую на дороге одиннадцатилетнюю девочку. Но тут же разочаровывал
ись: девочка не владела приграничным испанским, к тому же ее сопровождал
папаша Ц крупный, молчаливый, в шляпе. Отец и дочь продвигались медленно,
почти наугад, подолгу простаивали на пыльных обочинах, но земная твердь
шевелилась у них под ногами, хотя направление движения отсутствовало. Ор
иентиром для них было собственное душевное состояние.
Единственной помехой могло стать любопытство какого-нибудь заскучавш
его помощника шерифа. Они находились в гористой «Пустой Четверти» Север
ной Америки, обитатели которой ни за что не выдали бы Старлица и Зету през
ренным бюрократам из далекого Вашингтона. Два раза водители останавлив
ались у придорожных кафе, кормили их чили и платили по счету. Одна щедрая о
соба даже порывалась купить Зете более приличную обувку.
Они ночевали в водопропускных трубах и под мостами, постепенно поднимая
сь к безводным, поросшим соснами просторам, к Сокорро.
Разбитая дорога вела к давно заброшенному военному лагерю. Зета загорел
а и похудела; несмотря на неудобные ночевки и скудное нерегулярное питан
ие, она даже подросла на дюйм. Она была в постоянном движении, дышала горны
м воздухом. Каждый новый день, каждый час оставлял заметный слой опыта на
гладкой поверхности детской души.
Ц Папа, мы еще не пришли?
Ц Почти пришли, я чувствую. Скоро мы будем на месте.
Ц Дедушка живет где-то здесь?
Ц Нет, у него нет определенного местожительства, но это то место, которое
сделало его тем, что он есть. Или был. Ну, ты понимаешь. Неважно.
Выбор Старлица пал наконец на облезлый железный ангар в умирающем приго
роде Сокорро. На эту хибару и участок вокруг нее никто не польстился: как в
идно, она не попала в коммерческий регистр из-за близости свалки токсиче
ских отходов или другой дряни.
Устраиваясь, то есть воюя с паутиной и расставляя в углах свечи, Старлиц и
Зета постепенно понимали, где оказались. Жуткая постройка была некогда ч
астью великого, подрывающего основы реальности исследовательского уси
лия, порождением Большой Науки середины века. Тут сохранился запах, даже
привкус Большого Технологического Прорыва, слабый металлический изотр
опный аромат аномальной радиации, как в какой-нибудь лаборатории славны
х времен Марии Кюри, где мигающие шкалы вызывали еще не страх, а радостное
сердцебиение.
Какой-то наркоман из местных приволок этот ангар после падения Оппенгей
мера с некогда строго охраняемого атомного объекта, а какой-то мелкий би
знесмен, уклонист от налогов, кое-как склепал бывшую военную лаборатори
ю, наварив кое-где листы железа. Постепенно она обросла деревянными прис
тройками, похожими на шлюзы, ведущими в мир пролетарской нищеты.
За десятилетия маленький комплекс пополнился отбросами потребительск
ого общества, как обзаводится новыми каменными лепестками роза пустыни:
бензоколонкой, дощатым указателем, севшими аккумуляторами, новым цемен
тным полом, будкой для собаки или городского койота, отъездившими свое т
ракторными покрышками, нейлоновыми одеялами-подделками под ручную инд
ейскую работу, заляпанными машинным маслом, затоптанными календарями с
полуголыми пляжными красотками, сувенирными индейскими стрелами, изго
товленными в оккупированной Японии на станках, с которых раньше сходили
снаряды, окаменевшими струями трансмиссионного масла, выпотрошенными
соломенными тюфяками, разлохмаченными лебедочными ремнями, готовыми р
аспасться на атомы после многолетней нещадной эксплуатации, погнутыми
медными заклепками, радужной токарной стружкой, норовящей проткнуть по
дметку, шестью ведерками с деревянными ручками, краска в которых давно п
ревратилась в резину, бесцветными твердыми отложениями неясного проис
хождения, кедровыми дровами, изрядно подпорченными крысами, порожними м
ешками из-под муки, пустыми бутылками из-под виски «Джим Бим» и из-под тек
илы «Дос Чамукос», безнадежно перекрученным и наполовину погребенным в
песке садовым шлангом...
Они продрожали ночь на цементном полу, разведя костер и отплясывая перед
ним, чтобы согреться, однако старик так и не появился.
Ц Жаль, что он не показался, Ц молвил побежденный Старлиц при первых пр
облесках зари. Ц Кажется, это будет труднее, чем я думал. Собственно, я дру
гого и не ожидал, век-то совсем на исходе, но тогда напрасно мы столько ста
рались. Придется попытаться еще, только теперь уже не жалея сил.
Ц Дедушка не знает, что мы здесь?
Старлиц поскреб в жирных волосах.
Ц Откуда ему от этом знать? Попытаемся подманить его Рождеством. Все рож
дественские праздники в двадцатом веке одинаковые. С каждым годом Рожде
ство становится все более потребительским событием, иудео-христиански
е ценности потускнели, но его по-прежнему привлекают праздники. На Рожде
ство обычно слабеет бдительность. Люди напиваются, ссорятся с родственн
иками, до чужаков им нет дела. Газеты становятся тоньше, с телеэкрана не сл
езают старые актеры. Раньше, когда я часто видел отца, он всегда появлялся
на Рождество. Вроде как приходил в город, чтобы навестить меня в праздник
... Обычно во Флориде.
Ц Ты из Флориды, папа?
Ц Да. Нет. Может быть. Когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас, моя
мать угодила в больницу и больше оттуда не вышла, а меня забрал один стари
кан из Таллахасси, мы называли его Профессором. Женщина, с которой он жил,
Ц наверное, мне надо было звать ее мачехой, Ц нас кормила. А я помогал ему
с его великим проектом. Ц Старлиц не заметил, что забрел в масляное пятно
. Ц Использование детского труда в лесной глуши, флоридский вариант.
Ц У него был великий проект? Мне бы тоже хотелось иметь великий проект. Ч
то это было?
Ц Ничего особенного. У таких типов, как Профессор, конечно, не все дома, за
то они вечно носятся с грандиозными замыслами, когда у них есть силенки...
Если ты не в курсе, этот замысел может показаться тебе полнейшим сумасше
ствием. Но если ты посвящен в суть дела, то понимаешь, что это серьезно, что
это может перевернуть мир. Профессор не хотел выпадать из общего повеств
ования, понимаешь, вот и цеплялся за него... Накапливал физические свидете
льства своего существования. Он, видишь ли, задумал создать якорь для пер
сональной реальности. Материалом ему служили детали с подержанных маши
н и огромные куски кораллов Ц у берегов Флориды бывают такие, на все пять
-шесть тонн. Он дожидался темноты, чтобы никто не видел, как он перетаскив
ает их руками. Вокруг принимали это за искусство, придорожный аттракцион
Ц так выглядел навороченный им огромный каменный лабиринт с кусками ки
парисовых корней. Вот где я жил в детстве.
Ц Почему же мы не едем туда! Там гораздо лучше, чем в этом вонючем гараже. Ф
лорида Ц это класс! Однажды я там была. Там тепло!
Ц Все уничтожил торнадо. Его самого, мачеху, все вокруг: домики, трейлеры,
рекламные проспекты, сувенирный киоск, все! Ц Старлиц поскреб в голове.
Ц Во всяком случае, когда все стихло, это назвали торнадо... А все потому, чт
о бедняга слишком высунулся наружу. Уже готовился телевизионный сюжет и
все такое...
Зета насупилась.
Ц Почему?
Ц Так действует реальность, вот и все.
Ц Почему она так действует, папа?
Ц Таковы законы природы. Птицы и пчелы.
Ц Это я знаю, папа, Ц сказала Зета, вздрогнув. Ц Меня заставили прочесть
«О вас и вашем теле»
«О вас и вашем теле» («Our Bodies, Ourselves») Ц книга, посвященная проблем
ам, связанным со здоровьем, сексуальной жизнью и проблемами деторождени
я, адресованная женщинам и созданная неправительственной общественной
организацией Boston Women & Health Book Collective. Начиная с 1970 года книга неоднократно переиздава
лась, в том числе на 18 иностранных языках (на русском Ц в 1995 году).
в семь лет.
Ц Если бы все было так просто! Это не «реальность». Понимаешь, глубокая р
еальность соткана из языка. Ц Зета молчала. Ц Люди этого не понимают. Да
же если они это говорят, то наверняка не знают, что это значит. А значит это,
что никакой «правды» не существует. Есть только язык. И «факта» нет. Нет ни
правды, ни лжи, есть всего лишь доминантные процессы, из которых сложена с
оциальная реальность. В мире, состоящем из языка, ничто другое невозможн
о.
Зета покопалась в песке и показала ржавый гвоздь.
Ц Это тоже язык?
Ц Да. Это «ржавый гвоздь» настолько, насколько выстроена концептуальна
я сущность под названием «ржавый гвоздь» в нашем культурном пространст
ве в данный момент истории.
Ц Он выглядит реальным. Видишь, я испачкала им пальцы.
Ц Слушай меня, Зета. Это по-настоящему важно. «Отец любил девочку, но она в
се равно умерла ужасной смертью, потому что наступила на ржавый гвоздь».
Это тоже язык.
Зета сморщилась от страха и поспешно швырнула гвоздь в темноту.
Ц Объективной реальности не существует. По-настоящему реальный мир, мо
жет быть, и существует. По Ньютону, по Эйнштейну. Но поскольку мы живем в яз
ыковом мире, то нам в него отсюда никогда не попасть. Из языкового мира нет
выхода. Коренная реальность Ц и та нам недоступна. Единственное направ
ление, в котором мы можем пройти, Ц это в различные оттенки доминирующег
о социального дискурса, в структуру связного повествования или, что хуже
всего, Ц в пустоту Витгенштейна, где нельзя ничего сказать, ничего помыс
лить... Посл
едняя фраза «Логико-философского трактата» Людвига Витгенштейна: «О че
м невозможно говорить, о том следует молчать».
Туда вход запрещен, понятно? Потому что оттуда нет выхода. Это черна
я дыра.
Ц Откуда ты столько об этом знаешь, папа?
Ц Раньше я ничего такого не знал, а просто жил. Но мне всегда нравилось на
ходиться на краю системы, где все рушится. Потребовалось долгое время, чт
обы понять, что я в действительности делаю. Я всегда оказываюсь там, где бо
льшая история превращается в маленькие безумные контристории. Но тепер
ь мне открывается мое положение, потому что я уже стар и достаточно знаю, ч
тобы разобраться в окружающем. Ц Старлиц вздохнул. Ц На самом деле не т
акой уж я знаток. То, как действует реальность, понимают считанные люди. Бо
льшинство их не говорит по-английски. Они говорят по-французски. Потому ч
то все они теоретики языка. В основном специалисты по семиотике, некотор
ые Ц структуралисты и постструктуралисты. Люси Иригарей, Ролан Барт, Юл
ия Кристева, Луи Альтюссер...
Старлиц перечисляет имена французских фи
лософов: Люси Иригарей (теоретик феминизма), Ролан Барт (литературовед, фи
лософ-постструктуралист), Юлия Кристева (философ-постструктуралист, пс
ихоаналитик, теоретик феминизма), Луи Альтюссер (философ-неомарксист). Ал
ьтюссера («они душат своих жен...») и Барта («...и попадают под грузовики») име
ет в виду Старлиц в конце пассажа.
Это мудрейшие люди на свете, владеющие истинным ключом. Ц Старлиц
невесело засмеялся. Ц Но разве это им помогает? Ничуть! Бедняги, они душа
т своих жен и попадают под грузовики с грязным бельем. А после наступлени
я двухтысячного года вся их болтовня навсегда выйдет из моды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37