С ног валятся и на службу раком ползут.
А которы тоже додумались: саблишки выташшили и машут.
Да коли не вырубить топором написанного пером, то уж саблишкой куды тут р
азмахивать! Позвали пожарну команду и водой смыли писанье мое и подпись
мою. Так и не вызнали, кто писал, кто писаньем чиновников приколотил.
Потом говорили, что в Петербурге до подписи тоже не дочитали и письмо мое
за город всенародно расстреляли.

Поп-инкубатор

Поп Сиволдай к тетке Бутене привернул. Дело у попа одно Ц как бы чего поес
ть да попить.
Тетка Бутеня в город ладилась, на столе корзина с яйцами. Поп Сиволдай пот
чеванья, угошшенья да к столу приглашенья не стал ждать: на стол поставле
но Ц значит, ешь. Припал поп к корзине и давай яйца глотать, не чавкая. Тетк
а Бутеня всполошилась:
Ц Что ты, поп! Ведь с тобой неладно станет, проглотил десяток да ишшо две ш
туки.
Ц Нет, кума, проглотил я пять, ну, да пересчитывать не стану.
Тетка Бутеня страхом трепешшется, говорит-торопится:
Ц Поп, боюсь я за тебя и за себя, кабы мне не быть в ответе. Рыгни-ка! Может, н
едалеко ушло, сколько ни есть обратно выкатятся.
Поп Сиволдай головой мотат, бородой трясет, волосами машет. Жаль ему прог
лочено отдавать.
Ц Я сегодня на трои именины зван да на новоселье. Во всех местах пообедаю
, ну, и авось того, ничего!
Поп на именинах на троих пообедал и кажной раз принимался есть, как с голо
дного острова приехал. На новоселье поужинал. И на ногах не держится Ц бр
юхо-то вперед перецеплят.
Дали попу две палки подпорами. Ну, Сиволдай подпоры переставлят, ноги пер
едвигат и таким манером до дому доставился, лег на кровать.
А в тепле да в потемни цыплята скоро высиделись. У попа в животе цыплята вы
велись, выросли, куры яиц снесли и новых цыплят вывели.
Поп Сиволдай в церкви службу ведет, проповедь говорит:

Мне дров запасите,
Мне сена накосите,
Мне хлеб смолотите,
Мне же, попу же,
Деньги заплатите!

А петухи в поповом животе, как певчие на крылосе, ко всякому слову кричат:


Ку-ка-ре-ку!

Народу забавно: потешней балагана, веселей кинематографа.
Это бы и ничего, да вот для попадье большо неудобство.
Как поп Сиволдай спать повалится, так в нем петухи и заорут. Они ведь не зн
ают, ковды день, ковды ночь, Ц кричат без порядку времени Ц кукарекают д
а кукарекают.
Попадья от этого шуму сна лишилась.
Тут подвернулся лошадиный доктор. По попадьиному зову пришел, попу брюхо
распорол, кур, петухов да цыплят выпустил, живот попу на пуговицы стекляр
усны застегнул (пуговицы попадья от новой модной жакетки отпорола).
А кур да петухов из попа выскочило пятьдесят четыре штуки окромя цыплят.
Тетка Бутеня руками замахала, птиц ловить стала.
Ц Мои, мои, все мои! Яйца поп глотал без угошшенья, значит, вся живность моя
!
Поп уперся, словами отгораживатся:
Ц Нет, кума, не отдам! В кои-то веки я своим собственным трудом заработал.
Да у меня заработанного-то ишшо не бывало!
Тетка Бутеня хватила попа и поволокла в свою избу. Попадье пояснила:
Ц Заместо пастуха прокормлю сколько-нибудь ден.
Дома тетка дала попу яиц наглотать. Поп без лишной проволочки цыплят выс
идел. Его, попа-то, в другу избу поташшили. Так вся Уйма наша кур заимела.
Поповску жадность наши хозяйки на пользу себе поворотили.
Мы бы и очень хорошо разбогатели, да поповско начальство узнало, зашумел
о:
Ц Кака така нова невидаль Ц от попа доход! Никовды этого не бывало. Попу
доход Ц это понятно, а от попа доход Ц небывалошно дело! Что за нова вера?
И совсем не пристало попу живот свой на обчественну пользу отдавать!
Предоставить попа Сиволдая с животом, застегнутым на модны стеклярусны
пуговицы, в город и сделать это со всей спешностью.
А время горячо, лошади заняты, да и самим время терять нельзя. Решили посла
ть попа по почте. Хотели на брюхо марку налепить и заказным письмом отпра
вить. Да денег на марку Ц на попа-то, значит, Ц жалко стало тратить. Мы поп
у на живот печать большу сургучну поставили, а сзаду во всю ширину написа
ли: доплатное.
В почтовой яшшик поп не лезет, яшшик мал. Мы яшшик малость разломали и втис
нули-таки попа. А коли в почтовой яшшик попал, то по адресу дойдет! Только а
дрес-то не в город написали, а в другу деревню (от нас почтового ходу ден пя
ть будет!).
Думашь, вру? У меня и доказательство есь: с той самой поры инкубаторы и зав
елись.

Проповедь попа Сиволдая

Поп Сиволдай вздохнул сокрушенно. Народ думал, о грехах кручинится, а поп
с утра объелся и вздохнул для облегчения, руки на животе сложил и начал го
лосом умильным, протяжным, которым за душу тянут.
Ц Людие! Много есть неведомого. Есть тако, что ведомо только мне, вам же не
ведомо. Есть таково, что ведомо только вам, мне же неведомо.
Сиволдай снова вздохнул сокрушенно.
Ц Есть и тако, что ни вам, ни мне неведомо!
Поп погладил живот и зажурчал словами:
Ц О, людие дороги мои! У меня старой подрясник. Сие ведомом только мне, вам
же неведомо.
Ц О, любезны мои други! Купите ли вы мне материи на новой подрясник шерст
яной коричневого цвету и шелковой материи такового же цвету на подкладк
у к подряснику, Ц сие ведомо только вам. Мне же сие неведомо.
Ц О, возлюбленные мои братия! А материя, котору вы купите мне на подрясни
к, и подкладка к оному подряснику и с присовокупленною к ней материей тож
е шерстяной цвета семужьего, с бархатом для отделки подобаюшшей, Ц понр
авится ли все сие моей попадье Сиволдаихе Ц ни вам, ни мне неведомо!

Река дыбом

Запонадобилась моей бабе самоварна труба: стара-то и взаправду вся прог
орела, из нее огонь фыркал во все стороны. Пошел я в город. Хотя и не велико д
ело Ц труба, а все-таки заделье, а не безделье.
Купил в городе самоварну трубу бабе, купил куме, сватье, соседке. Подумал:
всем бабам разом понадобятся трубы Ц купил на всю Уйму. Закинул связку с
амоварных труб за спину и шагаю домой. День жаркий, я пить захотел. По доро
ге речка. В обычно время ее не очень примечал, переходил, и только. На тот ча
с речка к делу пришлась. Взял я самоварну трубу, концом в воду поставил, др
угой конец ко рту.
Не наклоняться же за водой в речку, коли труба в руках.
Мне надо было воду в себя потянуть, а я всем нутром, что было силы, из себя ду
нул!
Речонка всколыхнулась, вызнялась дугой высокой над мокрым дном. Я загляд
елся и про питье позабыл. Всяко со мной бывало, а тако дело в первой раз. А ре
чка несется высоко над моей головой, струйками благодаренье поет и будто
улыбатся, так она весело несет себя! Каки соринки, песчинки были в речке
Ц все вниз упали, солнышко воду просветило, ну будто прозрачно золото на
синем небе переливатся!
Вдруг полицейской налетел, диким голосом закричал:
Ц По какому такому полному бесправу выкинул речку сушить? Я тебя аресту
ю и заставлю штраф платить!
Я под речкой пробежал на ту сторону.
Ц Ты сперва меня достань, а потом про штраф толкуй!
Полицейской только успел на дно речкино обеими ногами ступить, я речку б
росил на землю. Речка забурлила в своих берегах, полицейского подхватила
и в море выкинула.
Одним полицейским меньше стало. А мне обидно, что не успел ново дело народ
у хорошему показать.
В Уйме обсказал мужикам. Словами говорил, руками показывал, а мужики все т
вердят:
Ц Да как так? Как река текла, как рыба шла?
Роздал всем мужикам по самоварной трубе, рассказал, что надо делать. Выст
али мы по берегу у самого города, трубы в воду поставили одним концом. По м
оему указу (я рукой махнул) и все мужики со всей мужицкой силой разом дунул
и!
Река и вскинулась над городом дугой-радугой.
Весь ил, весь песок на дно упали. Вода несется, переливатся, солнцем отсвеч
иват. Рыба вся на виду. Мелка рыбешка крутится во все стороны, крупна рыба
степенным ходом вверх по реке идет.
Река одним концом к морю, другим концом к нашей деревне, к Уйме. Которы рыб
ы жирностью да ростом для нас подходяшши, те сами к нам подходили. Мы их с л
асковым словом легким ловом перенимали на пироги, на уху, на засол, на угош
шенье хороших людей. В продажу не пускали.
Рыбу нам река дала в благодаренье за проветриванье. Река нам рыбу дарила,
а дареным мы не торгуем, а угостить хорошего человека всегда рады.
Городски купцы на мель сели: у которого пароходы, у которого баржи с товар
ом, у которого лес плотами сплавлялся, а которы около других наживались.

Забегали купцы к начальству с жалобами:
Ц Сколько нашего богатства в реке пропадат!
Купечески убытки чиновникам не в печаль. Чиновники найдут, что с купцов с
одрать. А вот рыба в воде вся на виду, а на речном дне всякого дорогого мног
о накопилось Ц это чиновники хорошо поняли. Ведь ишшо не было такого дел
а, чтобы реку с места подымали и богатства со дна реки собирали.
Скорым приказом по берегу стражу расставили. Строго заказали никого на д
но не пускать!
На высоки крыши лестницы поставили. Чиновники в реку удочки закидывали.
Просто дело для чиновников было ловить рыбу в мутной воде. А в проветренн
ой, солнцем просветленной кака рыба на удочку пойдет? Рыбья мелкота изде
вательски крутится, а крупна большим размахом хвостом махнет, чиновнико
в-рыболовов водой обольет Ц и дальше идет.
Чиновники приказы написали, к приказам устрашаюшши печати наставили.
В приказах рыбам были указы: каким чинам кака рыба ловиться должна. С высо
ких лестниц приказы в реку выкидывали.
Для рыб чиновничьи приказы были делом посторонним.
Приказы с печатями устрашаюшшими на мокро дно падали, грязи прибавляли.

Собрались чиновники на берегу, сговорились, кому како место на дне обшар
ивать.
Бросились чиновники больши и малы с сухого берега по илистому дну ногами
шлепать, руками грязь раскидывать.
Мы, мужики, поглядели и решили: таку грязь, такой хлам оставлять нельзя,
Разом трубы отдернули.
Река пала на свое место, всех чиновников, больших и малых, со всей донной г
рязью подхватила и в море выкинула!
Без чиновников у нас житье было мирно. Работали, отжились, сытыми стали.
В старо время мы себя сказками-надеждами утешали.
В наше время при обшшем народном согласьи и реки с нами в согласьи живут. К
уда нам надо, туда и текут. И рыбу, каку нам надо и куда нам надо, туда и несут.


Месяц с небесного чердака

На военной службе я был во флоте. В морском дальном походе довелось быть н
а большом корабле.
Шли мы, шли и до самого краю земли дошли. Это теперь вот у земли края нет да н
ебо куда-то отодвинули. А в старо бывалошно время дошли мы кораблем до угл
а, где земля в небо упиралась, и мачтой в небо ткнулись, в небе дыру пропоро
ли.
Я на мачту, а с мачты на небо залез. А там Ц ну, как на всяком чердаке, Ц хлам
у разного навалено кучами. Старые месяца держаны, звезды ломаны, молньи р
жавы, громы кучами навалены, грозовы тучи Ц их я сторонкой обошел. Ну-ко т
ронь их Ц что будет?
Хотел было просту тучу взять на рубаху каждоденну, да подходячей выбрать
не мог: то толста очень, то тонка и в руках расползатся. Что взять для памят
и? Звезду? А что их с неба хватать!
Выбрал месяц, которой не очень мухами засижен, прицепил на себя. Как раз во
весь живот пришелся, как по мерке. Шинель застегнул Ц месяц не видно.
Высунулся с неба, а корабль отошел, до него сразу пропасть стала.
Что делать? Не сидеть же век на небе! Размотал шарф с шеи, распустил его в од
ну ниточку, кинул вниз и почти до корабля хватило. До палубы недостало как
их-нибудь верст полтораста. Такой-то кусок пустяшной и скочить не сколь х
итро!
Начальство переполошилось, что в небе дыру пропороло, и не заприметило, к
ак я на небо забрался и с неба воротился.
Вечером па поверке я шинель распахнул.
Что тут сталось! Свет от месяца на моем животе на полморя полыхнул. Это для
неба месяц вроде перегоревшей лампочки, а здесь, на земле, от него свет да
же свыше всякой меры.
Командиры забегали, себя руками хлопают, руками машут, кричат мне:
Ц Малина, не светь!
Я вытянулся, месяцем выпятился и рапортую:
Ц Никак нет, ваше командирство; не могу не светить. Это мое нутро светит т
оской по дому. Как получу отпускную, так свет сам погаснет.
Начальство сейчас написало увольнительну записку домой, печати настав
ило для пушшей важности. Я шинель запахнул Ц и свету нет.
А в нос мне всякой пыли с небесного чердака напало: и ветровой, штормовой,
грозовой, громовой. Я на корму стал да как чихнул ветром, штормом, грозой, г
ромом!
Разом корабль к берегу принесло.
В те поры, надо сказать, страсть уважали блеск на брюхе. Всякой дешевенько
й чиновнишко светлы пуговицы нацеплял, а который чином поболе, то всяки б
лестяшши отметины на себя лепил. У самых больших чиновников все брюхо бы
ло в золоте и зад золоченой. Им и спереду и сзаду поклоны отвешивали.
У кого чина не было, а денег много, тот золоту цепь поперек брюха весил. Нар
од приучен был золотым брюхам поклоны отвешивать.
Я это знал распрекрасно.
Вышел я на берег Ц и прямо на вокзал, и прямо в буфет. Шинель распахнул, мес
яцем блеснул.
Все заскакали, закланялись. Ко мне не то Ц с поклонами, а с присядкой подл
етели услужаюшши и говорят:
Ц Ах… Ц и запнулись, не знают, как провеличать, Ц не хотите ли есть? Вот и
выпивка готова!
Я сутки напролет сидел да ел, ел да пил, ел не только досыта Ц ел до устали.

Как платить запонадобилось, я месяцем сосветил и на поезд пошел. В вагон н
е полез: в вагоне с месяцем тесно, да никто не увидит моей нарядности. Сел я
на платформу. Меня подушками обложили. Шинель я снял. Ну и сияние пошло! Эт
о для неба месяц был не гож да прошломесячной, а для нас дак очень даже све
тел.
Светило не с неба на землю, а с земли до неба, и така была светлая ясность, чт
о всю дорогу встречали, провожали с музыкой и пели: «Светит месяц».
Только вот месяц на небе в холоду держался да ветром обдувался, а здесь на
земле тухнуть стал Ц и погас.
В хозяйстве все в дело идет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48