— был нацелен в голову парня.
Подошел сержант милиции.
— В чем дело? — спросил он, обращаясь к проводнику.
— Вот этот спелый фрукт драку затеял с какими-то ребятами.
— Кто свидетель?
— Продавщица с пончиками тут была.
— Я, Сергей... прости, товарищ сержант, разглядеть ничего не успела. Когда он брызнул одному, я запнулась, и пончики рассыпались. Видела, что тех было пятеро. Он еще раз отмахнулся...
— Отмахнулся или брызнул? — милиционер посмотрел на ремень с пряжкой в ладони парня.
— Говорю, отмахнулся,— повторила лоточница и, помолчав, принялась уговаривать сержанта:
— Не вставляй меня, Сережа, в свидетели. Некогда мне, я ничего не видела.
— Пройдемте,— сказал сержант парно,— а ремень пока мне отдайте.
-Вот еще каменюку возьми... А манатки его Снять?
— Потом, как вагон отцепят.
Василий недоуменно посмотрел на лоточницу. Чего она испугалась? Ведь у нее же деньги хотели отнять! Он понял вдруг, что дело могло обернуться весьма круто, если учесть, что вещественных доказательств своей правоты у него не было.
Ребята, с которыми он ехал на строительство автозавода, пытались убедить дежурного по отделению лейтенанта милиции в том, что произошло какое-то недоразумение. Но это не возымело никакого действия. И лишь после того, как проводник ваувнэ приволок в отделение сундук Ярцева, тяжелый, в железных обручах, и сказал, что в нём наверняка свинчатка, чтобы вооружить драчунов на стройке, друзья заулыбались.
- Сейчас вскроем и отыщем при свидетелях, - сказал лейтенант.
Из кабинета начальника отделения вышел хмурый, чем-то взволнованный мужчина лет сорока пяти, в шляпе, на плечах выцветшая армейская плащ-накидка.
— Вот уполномоченный штаба стройки...— представил его лейтенант.— Булан Буланыч, хотите посмотреть, какие гостинцы везут вам на стройку в сундуках?
— За тем и пришел,— ответил Булан Буланыч.
Еще в ЦК комсомола ребятам сказали, что вагон будет встречать в Сызрани некий Булан Буланыч — расторопный, добрый и внимательный человек. Однако сейчас он взглянул на Ярцева с такой подозрительностью, что никто не посмел представиться ему, как было велено.
Вскрыли сундук. Ярцев кивнул проводнику, дескать, смотрите, какая тут «свинчатка для вооружения драчунов». Все удивленно переглянулись, увидев в сундуке, разделенном на две равные части березовой плашкой, аккуратно сложенные инструменты разного назначения. На плашке множество отверстий, выемок и кармашков для отверток, шурупов, болтиков различных калибров, пластинок столярного клея, флакончиков с лаком и политурой, каких-то замысловатых сверл и державок к ним с блестящими головками. На крышке ящика гнездились не менее интересные и, вероятно, очень нужные инструменты столяра-краснодеревщика.
Рубанки, полотна ножовок с фигурными ручками для них, дюжина стамесок и долот, лобзик, коловорот, молотки трех калибров, хомуты, рулетка — в одной половине ящика. В другой — теснились торцовые, рожковые и накидные ключи, отвертки, развертки, дрель, паяльник, сверла по металлу, приспособление для газовой резки и сварки металла, аптечка автомобилиста, набор ниппелей и золотников — все, что необходимо шоферу для ремонта машины.
До окончания десятилетки Василий Ярцев собирался стать столяром. Понимать красоту изделий из древесины учил его отец, известный в Гатчине краснодеревщик, который вместе с другими мастерами восстанавливал и обновлял убранство Павловского дворца, оскверненного гитлеровцами в дни блокады Ленинграда. Сын во всем помогал отцу, и теперь, после его смерти, как богатое наследство, хранил отцовский инструмент и оснастку к инкрустации.
Но с годами у Василия появилась и вторая любовь — автомобиль. За год до призыва в армию Ярцев по предписанию военкомата окончил курсы шоферов и восемь меся-
цев работал на грузовой «летучке» ремонтной автобазы. Регулировка клапанов, замена деталей подвески, рихтовка помятых крыльев — все, вплоть до переборки двигателей, поручал ему механик «летучки». Поэтому сразу же после прибытия в батальон обслуживания главного штаба его, как шофера, умеющего ремонтировать машины, зачислили в отделение ремонтников. Сундук с отцовскими инструментами, которые он взял с собой, стал пополняться оснасткой автомобилиста.
Родственники из Гатчины будто почуяли, что Василий изменяет ремеслу отца, и все чаще и чаще слали письма. Мать писала, что ей трудно жить в доме без сына: крышу надо подремонтировать — стропила подгнивают, отцовский комод рассохся — подкрепить бы его в шпунтах надобно; с деньгами перебои получаются, а соседи ищут мебельщиков за любую плату; в Гатчине открывается новая столярная мастерская, там ждут потомственного краснодеревщика, уже приходили несколько раз, спрашивали, когда вернется из армии сын...
Сестра тоже писала о новой мастерской, о реставрационных работах в музее — в царских опочивальнях Павловского дворца. Она знает толк в этом деле: окончила школу художников-реставраторов по дереву. И в конце каждого письма как бы между делом сообщала, что ее подруга, девушка из соседнего поселка, умница, мастерица-вышивальщица будто давным-давно знает столяра Василия Ярцева...
Служба подходила к концу. Василий собрался ехать в Гатчину, разрешив тем самым конфликт между столяром и автомобилистом в пользу первого. Но в этот момент стало известно, что строительство автомобильного завода на Крутояре объявляется ударной комсомольской стройкой, и с колебаниями — туда или сюда? — было покончено. Василий Ярцев попросил комсорга батальона включить его в список на получение путевки ЦК комсомола на стройку автозавода.
Вместе с ним в список включили еще десять однокашников. Тогда распространялось много слухов о контракте с итальянской фирмой «Фиат», которая, якобы взявшись строить невиданный по мощности завод — шестьсот шестьдесят тысяч легковых автомобилей в год! — устанавливает свои суперпорядки по найму и увольнению рабочей силы, что каждому будут устроены экзамены по итальянским
нормам: даже мелкая крошка в бетоне измеряется микрометром; установка и регулировка механизмов будет контролироваться лучами лазера: допустил неточность — плати за деталь сполна; доставка всех строительных материалов регулируется электронным диспетчером: привез раньше срока раствор для заливки фундамента — поворачивай обратно и смотри, чтоб раствор не затвердел, а если опоздал, еще хуже, будешь платить из своего кармана за простой бетонщиков на этом участке. Ну, если выдержал экзамен, тогда получай по высшему разряду с надбавками по усмотрению мастера. Мастер — царь и бог над своими подчиненными. По его же воле можешь попасть в список внеочередного приобретения великолепного легкового, экономичного, скоростного пятиместного автомобиля... Все это вместе взятое и тревожило и манило ребят. Кому не хочется испытать себя и свои способности по непривычным чужим нормам — мы тоже не лыком шиты! — а затем... покататься по стране не в мечтах, не верхом на палочке, а в собственном автомобиле!
Однако в день получения путевок вчерашним солдатам разъяснили, что многие легенды о порядке на стройке автозавода не имеют под собой почвы. Завод возводится с участием иностранных специалистов, но под руководством советских Инженеров, и устанавливать какие-то суперрежимы на советской земле, на социалистическом предприятии никто не собирается. Что касается четкой и ритмичной организации процессов строительства завода-ги-ганта, его пуска на Полную мощь, то надо ждать действительно еще невиданных в этой области новшеств.
— Все ясно,— сказал тогда Василий Ярцев, видя, как сникли друзья.— Игра в героев по чужим правилам отпадает, но, если отступим, грош нам цена...
Сейчас ему стыдно за свои слова: активист, вызвался быть бригадиром, а здесь предстал перед представителем штаба стройки фактически под конвоем. Протокол уже заготовлен, осталось описать «личное имущество» — содержимое сундука,— и сдавай свои обязанности, получай пятнадцать суток за разбитое стекло в вагонном окне. Проводник этого и добивается. И представитель штаба стройки Булан Буланыч настроен, кажется, так же. Правда, взгляд его потеплел, когда любовался столярными и шоферскими инструментами. Одобрительно покачал головой: — Грамотно, грамотно все подобрано. Молодец...
Может, в самом деле этот Булан Буланыч внимательный и честный человек? Его заметил Василий у вагона, когда пускал в дело ремень с; увесистой пряжкой, а затем тот куда-то исчез. Видел же он, с чего началась драка, и должен рассказать все, как было..
Да, мир не без добрых и честных людей. Булан Буланыч, оказывается, кинулся вдогонку хулиганам, но ему не удалось поймать ни одного из тех пятерых, которые напали на лоточницу. Он признал, что действия Василия Ярцева заслуживают одобрения, поэтому нет смысла составлять протокол...
— Как это нет смысла?! — возразил проводник.—Я свидетельствую, у меня есть вещественные... эта каменю-ка окно-выхлестнула. .
— Каменюка, а не Ярцев,— поправил его Булан Буланыч.— К тому же камень был в руках у того, кому принадлежала разбитая гитара. Это легко установить по отпечаткам пальцев.
— И мои пальцы тут обозначатся?
— Обозначатся,— подтвердил лейтенант.
— Ну, куда же мне от. этих лиходеев .деваться,— пряча руки за спину, сокрушался проводник.— Весной они к этому «Фиату» перли, обросшие, с гитарами, а теперь обратно без билетов протискиваются на посадке у Жигулевского моря, а тут, на перецепке, этим вот, с путевками, дорогу перебивают... Если бы пымали хоть одного, я не стал бы так напирать на этого.
— Поймаем, обязательно поймаем,— заверил проводника начальник отделения, который вышел из своего кабинета как-то незаметно.— Оснований для задержания, этого парня нет. Пусть едет на стройку без всяких пометок в путевке.
— Спасибо,— вырвалось у Василия Ярцева...
Вагон перевели к перрону пригородного сообщения и прицепили к электричке. Сызрань — Жигулевское море. Далее, до Крутояра, бригаде Ярцева предстояло добираться на попутных автобусах. Рассказав, как туда попасть кратчайшим путем, Булан Буланыч вручил Ярцеву на всю бригаду талончики на койки в общежитии.
— Делюсь,— сказал он,— фондами родного мне управления. Ведь я тут временно. Моя должность — главный. энергетик сантехмонтажа завода. Пока у меня нет фронта работ, но если что, прошу ко мне.
— Там посмотрим,— ответил Ярцев, не найдя других слов от растерянности перед добротой этого человека.
Проводник же, перебирая в памяти ход разговора в отделении милиции, никак не мог согласиться с тем, что окно разбито, а кому предпишут платить за это — неизвестно. И зачем волок чертов сундук для доказательства. Конфуз получился, и поясница от надсады заныла. Теперь свертывайся стручком и лежи, пока боль не утихнет...
Утром на конечной остановке вагона сундук вновь попался на глаза проводнику: плывет над головой этого самого Ярцева с необыкновенной легкостью, будто в нем один воздух таится. Остановить парня не решился: опустит «нечаянно» под ноги сундучок, и новая забота появится — костыли покупай...
Впрочем, проводник не остался в долгу перед Василием Ярцевым. Когда появился представитель штаба стройки, встречавший пополнение, проводник успел пожаловаться:
— Увечье подстроил мне этот фрукт, бригадиром себя назвал.— Он показал на Василия Ярцева и передал какую-то бумажку.
Как потом выяснилось, эта бумажка сыграла свою роль и в час назначения Василия на работу, и значительно позже. В общем получилось так, что уже в управлении кадров стройки бригаду Василия Ярцева рассортировали по разным автоколоннам, подозревая, что такой бригадир может повести своих товарищей «куда-то не туда», как сказал кадровик. И он же предложил Ярцеву:
— Хороший заработок на арматурных работах. Быть может, выгоднее отказаться от руля? Тут и так, как на фронте, несем потери от автомобильных аварий.
— Не пойму... У вас есть какие-то основания считать меня аварийщиком? — спросил Василий.
— Нам и плотники и столяры нужны,— уклонился от прямого ответа кадровик.
Ярцев показал удостоверение слесаря-механика по ремонту автомашин.
— Я прибыл сюда по путевке ЦК комсомола и, если у вас нет для меня свободного грузовика, готов пойти пока на ремонтные работы.
— Это другой разговор,— смирился кадровик. Не хотелось ему доверить Ярцеву руль многотонного грузовика:
на сигнал о плохом поведении в пути надо реагировать! Случись авария на первых рейсах, кого после этого возьмут за бока? Конечно, кадровика. То-то же...
Вроде всегда добродушный механик автоколонны Рем Акимович Угодин, которого шоферы называли просто Аки-мыч,— внешне хрупкий, того и гляди, переломится в тонкой талии, на лице постоянное выражение: «Я никого не обижу и меня не трогайте»,— вдруг изменил себе. Он встретил нового ремонтника строгим взглядом. А как же иначе: новичок прибыл к нему из отдела кадров с пометкой на путевке: «Испытательный срок две недели». Значит, бери его сразу круто, испытывай по всем статьям. Скрытые неполадки в механизме выявляются на больших оборотах...
Первую неделю Ярцев работал на переборке задних мостов. Ковырялся в диферах, надсадно кряхтел, ворочая тяжелые детали, однако Акимыч подкидывал и подкидывал ему наряды с возрастающими трудностями.
Производственная педагогика, как считал Рем Акимович, строится по своим законам. Нагрузка доляша быть, что называется, под завязку. Он верил, если парень не будет отлынивать, а постарается сам постичь сложности механизмов, значит, дело пойдет. Если же все делать начнет тяп-ляп, лишь бы с рук сошло, тогда переводи на другую работу, где не требуется особого прилежания. Можно, конечно, написать: «Испытательный срок не выдерясал, подлежит увольнению», по в колонне постоянный голод на ремонтников. Да и какой толк от такого решения, рабочих рук всюду не хватает. Учить и воспитывать надо людей, требуют кадровики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27