К неожиданности привыкнуть нельзя, хотя сама жизнь почти сплошняком состоит из них. Готовил себя к напряженной работе в одной области, вдруг перебрасывают на другую. Закончился период электромонтажных работ, и можно переходить в электронно-вычислительный центр завода, осваивать новейшую технику согласно образованию — окончил Московское Высшее техническое училище имени Баумана,—как пригласили в партком. Секретарь парткома, полистав личное дело но учету кадров, неожиданно спросил:
— Почему кадровики не отметили, что был профоргом факультета?
— Не знаю... и не сожалею об этом.
— Напрасно. Три года на профсоюзной работе пропали бесследно.
— Не пропали. По студенческой привычке занимаюсь спортом, судейством спортивных игр, помогаю профоргам в разрешении производственных конфликтов. Многие из них правовых норм не знают и в КЗОТ не заглядывают.
— Правильно,— согласился секретарь парткома,— не знают, и не заглядывают, и бесправием прикрываются. Может, послушаем твои, Григорий Павлович, суждения по этому вопросу на заседании парткома?
— Непонятно, почему выбор пал на меня?
— Мы решили рекомендовать тебя в состав профсоюзного комитета. Этот вопрос уже обговорили на парткоме.
— Без меня меня женили.
— Нет, пока еще сватаем.
— И приданое приготовили?
— Правильно, в корень смотришь: и приданое приготовили. Партком будет рекомендовать твою кандидатуру на пост председателя...
— Это уже не приданое... А что, если я откажусь?
— Может, сначала подумаете?
— Думать нечего. Я инженер, и в профсоюзные боссы не гожусь. Электроника — мой завтрашний день.
Секретарь парткома еще раз перевернул первую страницу анкеты и строгим голосом напомнил, с какого года в партии, затем смягчился:
— Хорошо,— сказал он,— отменять решение парткома не могу. Приходи завтра на заседание. Послушаем. Если члены парткома согласятся с твоими доводами, тогда будем агитировать генерального директора на пост председателя вашего производства: ему труднее отказаться, ведь производство автомобилей его родное дело...
Мягкий человек секретарь парткома, бывший фронтовик, почти всю войну прошел рядовым, дважды ранен, заслугами не козыряет, однако линию свою взял так, что не пытайся петлять перед ним.
Кабинет председателя профкома рядом с кабинетом директора, напротив кабинет секретаря парткома. Треугольник. Первое время рядовому инженеру, ставшему председателем профкома, казалось, что в этом треугольнике он просто присутствующая фигура. Планы, графики, контроль исполнения решений, мобилизация техники и людских сил на важнейших участках — все решается у директора и в парткоме. Где и как приложить свои силы председателю профкома в таком напряженном круговороте дел на пусковых объектах — никто не подсказывал. Ищи сам. Будешь заниматься только проверкой — как наклеиваются марки в профсоюзных билетах,— прослывешь ретивым сборщиком взносов. И потянуло обратно в заводские корпуса, к электрикам, монтажникам, слесарям, в молодежное общежитие. Каждый рабочий, техник, инженер несут в себе то, без чего любой график, любой план и решение могут остаться лишь благим намерением руководителей. Значит, здесь, в цехе, в общежитии, на спортивной площадке ищи, председатель, точку опоры для своей деятельности.
И втянулся в круговорот новых дел, неожиданных для себя хлопот, от которых раньше инженеру-электрику было не жарко и не холодно. Скажем, профсоюзное собрание —
проходящий эпизод. Казалось, переизбрали сборщика взносов—и до нового отчетно-выборного можно не являться, все равно ничего существенного в производственной жизни профсоюзники не решают. А теперь хоть ночь не спи, хоть в кипятке варись, но находи силы побывать на цеховых собраниях, чтоб подключить свежие силы членов профсоюза к решению насущных задач производства в цехах и на строительстве жилищных массивов. Приходится вступать в суровые перебранки с администраторами, хозяйственниками, которые то и дело «забывают» о профоргах, о правах профкома.
Общение с молодыми рабочими — особая статья. Молодые, как правило, не умеют таить своих оценок того или иного явления на заводе, высказывают настроения прямо и без оглядки. Хочешь знать, как пойдет монтаж второй линии конвейера по новому графику, иди к молодым монтажникам. Не расспрашивай, сами скажут, где дело пойдет хорошо, где плохо.
Много парней и девушек проводят время па спортивных площадках. Вспомнились Григорию Павловичу студенческие годы, когда неплохо играл в футбол, а затем стал признанным судьей спортивных игр. Будто вернулось то время: он так увлекся спортивными состязаниями, что забыл и про свой кабинет. Как-то даже опоздал на партийное собрание управления — судил ответственную встречу волейбольных цеховых команд. Секретарь парткома будто не заметил такой недисциплинированности. Лишь однажды, когда иа заседание парткома приехал представитель обкома послушать сообщение о работе профсоюзных организаторов в цехах, секретарь парткома послал гонца за своим выдвиженцем. Вот-вот начнется заседание, а председателя профкома не видно: в этот час шел футбольный матч на первенство завода двух ведущих команд.
Примчался гонец — немедленно явиться в партком. Но разве можно бросить свисток в самый разгар игры?! Наконец приехал сам секретарь парткома. Приехал к финальному свистку и сию же минуту посадил Григория Павловича в свою машину.
— Разрешите переодеться? — Не разрешаю. Приехал завотделом обкома, хочет познакомиться с нашими профсоюзными деятелями. Первым представлю твою персону, прямо вот так, в трусах и в майке. Пусть посмотрит на тебя в натуральном виде.
— Остановитесь, иначе выпрыгну из машины.
— Воздержись. Костюм и туфли ждут тебя за стенкой моего кабинета. Там и приведешь себя в порядок, архаровец...
Слово «архаровец» было произнесено с ироническим оттенком в голосе, чему улыбнулся или даже обрадовался шофер: гроза прошла, все обойдется без строгих выводов.
Конечно, секретарь парткома был вправе возмущаться, пока не видел, сколько заводской молодежи собралось на стадионе. И вообще, его вроде устраивала хватка председателя профкома в работе с массами. Теперь бы еще с таким же задором развернуть движение профсоюзных сил за качество, за честь своего завода...
И вот первый шаг — постоянно действующее производственное совещание. Первый блин комом. Так было сказано в конце заседания. Один из членов парткома прислал даже записку: «Не принимать никаких решений, надо некоторые вопросы, всплывшие здесь, обсудить на парткоме». Дескать, допущены какие-то серьезные ошибки. Однако решение было принято, из которого явствовало, что «выступления участников о необходимости массового движения общественных контролеров за качество заслуживает одобрения и поддержки». Это окончательно возмутило товарища, подавшего такую записку. Во взглядах окруживших его людей можно было прочитать упрек: зачем приняли такое решение, от него пахнет подменой партийно-хозяйственного руководства профсоюзными директивами; заскок, политический заскок. И сию же минуту шарахнулись в сторону от председателя профкома, как от прокаженного.
Разумеется, не завтра, так послезавтра партком обсудит итоги совещания. Наверняка будет дана сгущенная окраска выступлению Василия Ярцева, который устроил спектакль с демонстрацией бракованных изделий. Перебрал он и со своими подсчетами предполагаемых аварий, нагнал страху на водителей-испытателей, оставил не битым главный «козырь» автомобильных королей Запада...
Вероятно, такая неосмотрительность Ярцева настроила людей на перебранку. Из этого, конечно, можно сделать всякие выводы, вплоть до политической несостоятельности и ораторов и организаторов такого заседания.
Так будет докладывать парткому автор записки. Как ему ответить?
А зачем, собственно, ломать голову для поиска ответов. Шла магнитофонная запись выступлений. Включить ту же речь Ярцева, затем спросить:
— Разве Ярцев и его друзья не имели права говорить о том, что их беспокоит? Где же, кроме производственного совещания, они могли заставить покраснеть некоторых начальников за такие вещи, которые были показаны на совещании? И вся недолга...
Досадно лишь за соседей по жилому дому, а также за некоторых товарищей из управления производством. Подбрасывали, подбрасывали вверх и вдруг сразу руки по швам — падай на булыжник. Не угодил чем-то или по взгляду влиятельного товарища поняли — пусть падает, раз слишком много на себя берет.
Послушав еще несколько минут шум и плеск ночных волн перед Крутояром и ощутив ногами еле уловимую дрожь берега, Григорий Павлович не спеша зашагал домой.
Огни в домах давно погашены. Не светятся окна и в собственной квартире: жена уже закончила проверять ученические тетради и, вероятно, видит сладкий сон. Сладкий ли? Муж на глазах стареть начал — седина на висках обозначилась. Рановато, всего лишь тридцать пять.
Светятся окна на втором этаже молодежного общежития. Как раз там, где живет со своими друзьями Василий Ярцев. Похоже, обсуждают ход совещания, небось волнуются. Пожалуй, следует зайти, успокоить, хотя у самого в душе зреет тревога...
Зашел и удивился. Двери и окна всех комнат настежь. Коридор, кухня — все забито народом, слушают магнитофонную запись сегодняшнего совещания. Это Волкорезов параллельно с клубным магнитофоном сделал запись на узкую пленку портативного магнитофона для себя и сейчас демонстрирует, чего стоит отцовский подарок ко дню рождения. Магнитофон чуткий, звучание чистое, ясное. Все слушают внимательно. Идет уже конец совещания. Принимается решение, которое, кажется, не следовало принимать...
Интересно, что же скажет по сему поводу Федор Федорович? Комендант общежития сидит на председательском месте. Это, вероятно, по его инициативе собрались тут жильцы. Слушает внимательно и поглядывает на Ярцева. Тот пристроился на подоконнике, неузнаваем. Глаза посветлели, привычной хмурости как не бывало, чувствуется, легко ему стало дышать и думать. Вроде разрядился он сегодня от дум, отягощавших его, разрядился прицельно и доволен. Не рано ли?
Запись кончилась, и Федор Федорович попросил Вол-корезова отодвинуться в сторону:
— Уступи место председателю профкома... Прошу, Григорий Павлович, сесть рядом со мной. В ногах правды нет.
— А может, наоборот, правду стоя выслушивают.
— Правда не приказ, ее обдумывают, поэтому, как видишь, все сидят, хоть на корточках, но сидят.
Пришлось присесть.
Помолчав, Федор Федорович спросил:
— Может, Григория Павловича послушаем?
— Меня вы, как вижу, слушали в записи на магнитофоне. Добавить пока нечего.
— Ну, что ж,— сказал Федор Федорович,— хоть завтра воскресенье, однако ночь дана для сна. Пора закругляться.
Никто не шелохнулся. Знали, Федор Федорович внимательно следит за событиями на заводе, думы жильцов этого дома стали его думами, скажет, обязательно скажет, что его волнует сейчас.
И он сказал:
— В дни штурма Познанской крепости, было это в феврале сорок пятого, ко мне подошел разведчик Евгений Горчаков. На голове немецкая каска, на плечах польский жупан, сапоги черт знает чьи, только звездочки в глазах нашенские искрятся. Подошел и говорит, что минувшую ночь побывал в цитадели. Не взять нам этот форт лобовым ударом, напрасно тратим снаряды и людей под огонь подставляем. Есть другой выход...
И он предложил раздать всем гвардейцам схему разведанных им лазов внутри фортов. Пусть каждый подумает и внесет предложение такое, чтоб сам мог выполнить... Не все сразу поняли замысел разведчика. Некоторые командиры рот и один комбат высказали сомнение: расползутся люди, как управлять такими распыленными силами? Привыкли видеть свои подразделения собранными в кулак и попросту чуть-чуть не верили подчиненным,
побаивались оставлять их без присмотра. Дошло это до командующего армией. Тот посмотрел на схему и сказал: в каждом солдате живет стратег, одобряю. И тысячи умов приступили к поиску И выполнению разумных предложений.
Через три дня, это было двадцать третье февраля сорок пятого, Москва салютовала в честь войск, взявших Познанскую крепость, которая во всех военных документах той поры оценивалась как неприступная.
Вот так. А теперь по своим койкам, прижмите «небитый козырь» головой к подушке. И спать, спать...
В воскресенье состоялось открытие лодочной станции. Председатель профкома пришел сюда, как на работу, но вместе с женой. Среди прогулочных лодок и яхт закачалась на волпах плавучая база туристов с оркестром. Вальс парусников на воде — одно заглядение. Театр под голубым куполом неба. Сцена на водной глади залива, зритель на солнечном косогоре в сосновом бору. Слева от лодочного причала песчаная коса — купайся, загорай, детвора! Справа беседки, ларьки, тенты — дышите чистым до звона воздухом, забавляйтесь прохладительными напитками, отдыхайте. Здесь нередко проводит выходные дни генеральный директор. Сегодня его нет. Не пришел сюда почему-то и секретарь парткома, не видно и вчерашних «друзей» по совещанию. Неужели их так больно задели выступления бойких ребят? Послушали бы они мнение Федора Федоровича. Какой салют Москвы он грохнул в честь мудрости солдатской!.. А вдруг эти товарищи уже готовят обоснованное заключение к заседанию парткома?.. Забыть, забыть о них, когда перед глазами земные, человеческие радости отдыха. На миру у любой тревоги бег короток. Садись, жена, в лодку, и махнем на веслах до горизонта...
Вернулись домой не так поздно. Можно было еще порезвиться с мячом в кругу волейболистов, да нора ко сну. Пока жена готовила ужин, Григорий Павлович прилег на диван и уснул. Вдруг зазвонил телефон. Пришлось подняться. В трубке голос генерального директора:
— Беспокою по делу, Григорий Павлович.
— Слушаю.
— Сижу над проектом приказа по итогам вчерашнего производственного совещания... Нет, нет, правильно решили:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27